Дом скитальцев (изд.1976) - Мирер Александр Исаакович - Страница 57

Туннель кончался у основания маяка. Приезжие попали в центральный вестибюль Главного дока, где соединялись причалы, мастерские, корабль и жилая сигара. В низком, тесном зале была толкучка. Мелькали рабочие комбинезоны, вакуум-скафандры, панцири роботов и шлемы Диспетчеров, самоходные тележки. Старшие офицеры Космической Охраны дежурили у входов. Глор и Ник пробрались к жилому коридору, предъявили жетоны охраннику, а перчатки — сторожевому роботу, висящему у его плеча. Офицер уже сделал механический жест — проходите, но вдруг спрятал жетоны, сказал несколько слов в браслет и попросил приезжих обождать. Слева от офицера было выгорожено место для ожидания. Глор и Ник встали там, как на острове, и робот устремил на них бдительный взгляд. Жетоны остались у охранника.

Некоторое время они с любопытством разглядывали вереницы балогов и автоматов, снующих через вестибюль. Узнавали знакомых по Космической Академии, кланялись. Но через две девятых часа начали беспокоиться. Обождав еще одну девятую, Глор спросил, не забыл ли о них господин офицер высшего класса?

— Никак нет, господин монтажник высшего класса! — бодро сказал офицер. — У вас пропуска с проверкой в Расчетчике, к сожалению. Виноват… Проходите, господин командор… Так что ждите, господа монтажники. Когда Расчетчик освободится, вас вызовут в контрольную камеру.

Офицер смотрел в сторону и не видел, что Глор побледнел, а Ник схватилась за щеки. Проверка в Расчетчике! Это конец. Глора и Севку, Ник и Машку ждала не служба в Главном доке, а бесславная гибель под стволами распылителя.

Земля. Тридцать шестой день

Прошла неделя после операции «Апостол» — с легкой руки профессора Ямщикова это название прижилось. Сам «апостол», оказавшийся работником Министерства иностранных дел, был освобожден от Десантника, вполне поправился и рвался домой. Но тот же Ямщиков не отпускал его — исследовал на сотню ладов. Благоволин тихо сидел в своей комнате. Это называлось домашним арестом. Физик употреблял такое количество черного кофе, что начхоз ежедневно приходил в отчаяние. А дежурный по библиотеке таскал ему стопки книг, которые осваивались в полной тишине. В особняке Центра вообще было очень тихо. Лишь «апостол» имел обыкновение по утрам распевать пронзительным тенором французские песни. Но вечером он пел испанские песни, а профессора Ямщикова ругал по-итальянски. За глаза. Ямщикова все побаивались.

Эти двое — профессор и его пациент — не знали, каким делом занят Центр, и развлекались каждый по-своему. Остальным было не до развлечений. Операция «Апостол» оставалась единственным успехом Центра, и то случайным. Пришельцы-резиденты казались неуловимыми. Исследование кристалликов, взятых у «апостола», ничего не дало. Кристаллическая структура была настолько сложной, что на расшифровку ее понадобились бы годы — да и чем помогла бы расшифровка?.. Кристаллы ровно ничего не излучали и по виду были обыкновенными стекляшками, разве что довольно тяжелыми. Уцепиться было не за что. Время шло. Миновал тридцать пятый день после тугаринских событий.

Вечером к начальнику Центра пришла Анна Егоровна Владимирская. Зернов мрачно просматривал бумаги. У двери стоял небольшой фибровый чемодан — с такими обычно ходят мастера по холодильникам или телевизорам.

— Я на минуту, — решительно сказала Анна Егоровна.

Зернов терпеливо улыбнулся и сказал, что на минуту — пожалуйста. Тогда Анна Егоровна спросила, что с Благоволиным.

Как член комитета девятнадцати, она имела право задавать такие вопросы.

— Он под домашним арестом, — ответил Зернов.

— Знаю, батенька. И понимаю. Дело наше слишком серьезно, чтобы рисковать. Все же напомню, что мы проверили машинку на больном — она работает. И на Благоволине проверили — он чистый.

Зернов вежливо улыбался и кивал. Действительно, вся информация Дмитрия Алексеевича подтвердилась. Длинная нить «посредника» — передача, короткая — прием. Как он и говорил, «посредник» не прозрачен для рентгена. «Посредник» исправен — удалось освободить «апостола» от Десантника, спрятанного в его мозгу. Сам Благоволин неопровержимо оказался обыкновенным человеком. В его мозгу аппарат не обнаружил Десантника. Почему же он под арестом?

— По двум причинам, — сказал Зернов. — Я не имею права закрывать глаза на неполную откровенность своего сотрудника. Это не вопрос самолюбия. В нашем деле такое нельзя терпеть.

— Да в чем же он не откровенен?

— Он буквально по ложечке выдает информацию. И отнюдь этого не скрывает. Он сам напросился на арест.

— Да? По-моему, вы мудрите, — басом сказала Анна Егоровна. — Как вспоминает, так и выдает. Вы подумайте, как он запоминал! Экую муку принял мальчишка!

Зернов с удовольствием посмотрел на нее.

— А по-моему, ему надоело ловить мух кустарно, и он решил найти кардинальный способ.

— Ловли мух? — протянула Анна Егоровна. — Думаете, он это затеял?

— Уверен. Вы загляните в библиотечный формуляр — какие книги он глотает. Вместе с кофе…

— Так вот оно что-о! А вы умный мужик, — сказала Анна Егоровна.

— Спасибо. И учтите, что Благоволин феноменально самолюбив. Ничего не желает говорить заранее. У вас есть еще вопросы, доктор?

— Нет… — Анна Егоровна подперла круглое лицо обеими руками и посмотрела на Зернова. — Вопросов-то нету. Как бы у вас был ответ… Выкрутимся ли, Михаил Тихонович? Я как увидала «посредник» — с ниточками, — знаете о чем подумала?..

— Знаю, — сказал Зернов. — Очень знаю. Ничего, Анна Егоровна… Будем надеяться на операцию «Тройное звено». Простите, меня ждут.

Он убрал бумаги, захватил чемодан и спустился в гараж. Когда машина выезжала со двора, часовой у ворот взял по-ефрейторски «на караул».

Кошка

То, чего боялась Анна Егоровна, произошло несколькими днями раньше. Принимая разные облики — то железнодорожника, то офицера-отпускника, то колхозницы, едущей к матери в гости, два Десантника добрались до пограничной зоны. При себе они имели три «посредника». Один исчерпал ресурс и рассыпался тончайшей серой пылью после девяти пересадок. Это их не смущало. Один из двоих Десантников все равно находился в кристалле Мыслящего. Въезд в пограничную зону был запрещен, и принимались меры против Десантников — часовые дежурили тройками, проводники не показывались из вагонов и так далее. Но внутри запретной зоны жили десятки тысяч людей. Они по разным делам выезжали за оцепление. И возвращались. Дежурный Десантник не долго рыскал между кордонами — лазейка отыскалась. И он рванулся к границе.

Он проехал за оцепление, сидя в мозгу председателя колхоза. В поле, не доезжая деревни, приказал шоферу остановиться и подсадил в него второго Десантника — из «посредника». Пожаловался:

— Бисовы стражники, едва пронесло. Как будем уходить за кордон, смекаешь?

— Надо зверя мобилизовать, — твердо сказал второй. — В этом теле не пройдешь. Кому идти в звери, Угол девять?

— Тебе, Треугольник. Бери меня в «посредник». Езжай к Софке-продавщице, передавай меня ей. У нее зверь свой, домашний… Слушай: когда я тебя пересажу в Мурку, дам рукой направление к границе, понял? А где пробираться, ты знаешь. Понесешь третий «посредник». Второй бросим. Действуй…

Шофер нацелил цилиндрик в председательский лоб и дернул нитку. Очнувшемуся изумленному председателю он сказал:

«Крепко, крепко спишь, Борис Иваныч!»

Угол девятый побыл председателем колхоза минут пятнадцать, не больше… И шустрый вездеход покатил, отблескивая на солнце чисто протертыми стеклами, по пшеничным и кукурузным полям, и прибыл в деревню. До государственной границы здесь было километра два.

Треугольник завез председателя в бригаду, а сам подрулил к сельмагу. Софка-продавщица сидела за прилавком с книжкой. Покупателей не было — все в поле. Шофер спокойно подошел, достал «посредник» и выпустил Угла в продавщицу, подставив руку, чтобы она не расшибла лицо о прилавок.