Белая змея - Ли Танит - Страница 27

Ее дом стоял в темноте. Даже из сада не было видно ни одного освещенного окна. Регер поднялся на верхнюю ступеньку — лампа не горела. Забыв про колокольчик, он несколько раз ударил кулаком в доски.

Когда девушка-полукровка распахнула дверь, ему стало неловко.

— Все в порядке, сладкая. Я всего лишь хотел, чтобы меня услышали.

Она ничего не ответила, не попыталась его остановить — просто отошла в сторону. Он молча вошел в дом, закрыв за собой дверь. Повсюду лежали тени, в комнате никого не было. Но Регер чувствовал ее аромат, повисший в воздухе, как пыльца.

Он подошел к решетке, у которой она стенала. За окном лежал сад, погруженный в безмолвие. Взошла луна, висская луна времени Застис, красная, как волосы красноволосой принцессы — а в холодные месяцы белая, как эманакир. Его рука ныла и горела, пальцы утратили гибкость. Хирург не сказал ему, что даже при самом лучшем лечении в рану могла попасть какая-нибудь зараза, и рука может нагноиться. Рука… Теперь она потеряна для него. Кто-то выбирает жизнь, чтобы подметать двор, чистить уборные, наполнять массажным маслом кувшины в бане… бегать по поручениям Клинков… Кто-то возвращается на стадион и вскоре умирает там, жалкий и осмеянный, но превозносимый после смерти. Такова милость Дайгота — быстро убить искалеченного.

— Аз’тира, — прошептал Регер во тьму и ароматную пустоту. Он пересек гостиную и попытался открыть двери в смежные комнаты. Все они оказались незапертыми. Во многих комнатах не было даже мебели. В некоторых имелись некие темные формы, ничем не оживленные.

С балкона, опоясывающего дом, на крышу вела лестница. Он начал медленно подниматься.

«Прежде я исцелялся от всех своих ран, — думал он и возражал сам себе: — Я был моложе. А эта рана — не чета прежним».

На крыше были высажены садовые деревья, только с юго-западной стороны открывался вид на пляшущие огни улицы и аллею, словно охваченную пламенем. Ему показалось, что он слышит шум моря, как если бы снова оказался в таверне или на берегу, погруженный в золотую плоть Велвы. Равнинная девушка сидела на парапете, бледнея сквозь тьму. Распущенные волосы, лишенные украшений, ниспадали вокруг нее на крышу, точно водопад. Она не обернулась.

— Твое имя Аз’тира? — произнес он.

Она не ответила.

— Аз’тира, ты должна исцелить меня, как исцелила корла. Сегодня меня ранили в руку, и это твоя вина, — он подошел ближе, но она даже не взглянула на него. Над восточными деревьями повисла луна, роняя лучи ей на лоб — уже не красная, всего лишь цвета розового янтаря. — Кроме того, я принес вещь, которую мой отец оставил моей матери. Это монета. Знающие способны что-то прочесть с вещи о ее прежнем владельце. В Элисааре это могут или говорят, что могут. Я хочу расспросить тебя об этом человеке — если ты согласна взять монету и рассказать мне. Его звали Йеннеф. Моя мать никогда не могла правильно выговорить его имя. И я не мог, пока не оказался здесь, — он стоял совсем рядом с ней, а темнота вокруг тревожила и нашептывала. — Ты слышишь, Аз’тира? И еще есть сон, который мне очень надо разгадать…

Она обернулась. Когда она встала, ее волосы растеклись серебряным дымом. Ее глаза казались звездами, отраженными в воде. Она подняла руки, ее пальцы легли на плечи Регеру. В нем билась сила, страстная и горячая, как вино. Все раны и проблемы куда-то отступили. Он обнял ее за талию и приподнял, пока ее серебряные руки не обвили его шею, пока ее сердце не забилось напротив его, пока их губы не встретились.

Книга третья

Элисаар

Глава 8

Проданная и купленная

О храме не шло и речи. Корл направился прямиком в публичный дом.

Где-то остался кошмар смерти. Где-то. Но здесь не стоило думать о нем.

Чакор проиграл, потерял себя и покинул комнаты под стадионом. Чтобы утолить досаду, он пришел сюда, в дом у берега моря. У него еще осталось немного денег. Когда они утекут сквозь пальцы, его выбросят на пахнущую рыбой гальку. Хозяйка будет ругаться, девицы опечалятся. И только тогда он уйдет.

— Я принц Корла, — говорил он девицам. Они не верили ему. Но им нравилось его красивое лицо и крепкое мужское достоинство. — Пойдем ко мне во дворец. Будь моей королевой Корла.

— Ах, отстань, — отвечали они.

Ложе было усыпано темными элисаарскими бархатцами, гранатовыми анемонами и крапчатыми топазовыми лилиями, растущими в холмах. Слуги накормили его, принесли вина и белого кармианского спирта, который заставляет думать, что ты умеешь летать. («Летим со мной в Корл». — «Отстань».)

В первую ночь, около рассвета, его разбудило огромное стадо вьючного скота, мычащее откуда-то из-под воды. Но откуда там взяться стаду?

Девушка закричала, лежа на его животе и вцепившись ему в плечи. Он добрался до вершины чуть раньше нее и, открыв глаза, увидел сквозь ее искаженное лицо другое, белое, как череп. В его груди каталась боль, от шеи к грудной кости. Лидиец нанес ему удар щитом. Это ошеломило его. Ладно…

— Теперь я, — сказала другая девица, проскальзывая к Чакору.

— О, Коррах, нет. Я умер.

Они тоже слышали те самые слухи, но не поверили им, хотя верили в любое проявление запредельного — в дурной глаз и несчастливые вещи, в чары, в призраки и демонов.

— Ах, Чакор. Солнце садится, восходит Звезда. Взгляни, что это?

Он почувствовал, как поднимается его плоть в тонких ласковых руках. Когда она погрузила его в себя, он был на редкость живым.

Закутавшись в черный шелковый плащ с отложным воротником, расшитым черными агатами, Пандав стояла и смотрела. Мужчина-полукровка, одетый бедно в сравнении с ее роскошным рабским нарядом, снова потряс открытыми мешками.

— Пять сотен слитков, обычный расчет. Попробуй их на вес, если угодно.

— Ты ее слуга, — произнесла Пандав. Она щелкнула пальцами своей служанке, приказывая следовать за нею через крытый двор, в здание театра.

— Нет. Но она вправе приказать мне. Ее милость всегда может сделать это.

— Я вижу. Возвращайся и скажи ей — пусть побережет свои деньги.

— Они тяжелые, — мужчина бросил взгляд на мешки.

— Ах, я плачу кровавыми слезами.

Мужчина обозвал ее черной закорианской шлюхой. Пандав развернулась и угрожающе подошла к нему. Она могла убить его без всякого оружия, одними руками и ногами — ее тоже учили бороться на стадионе, как и любого профессионального танцора-акробата в этом городе. Но это вышло бы за всякие рамки. Он был полукровкой, одним из тех, кому Ясмат оборвала орудие между ног. И мальчиком на посылках у эманакир.

Танцовщица устала от этой эманакир. Достаточно и одной встречи. Что дальше?

Когда Пандав зашла за кулисы театра, ее ждало новое открытие.

— Она здесь, — с презрительным выражением на лице управляющий нервно оглядел сцену, заставленную реквизитом и окруженную любопытными.

— Кто — «она»?

— Твоя змеиная женщина.

— Она не моя, — твердо заявила Пандав.

— Неважно. Я отвел ее в комнату художников. Иди и поговори с ней, во имя всех богов.

Развернувшись, Пандав направилась в комнату художников.

— Должно быть, ты влюблена в меня, — с порога бросила она эманакир. — Можно ли мне отказаться? Те, кто тренируется на стадионе, избегают пить молоко.

— Я хочу только того, о чем сказала тебе.

— И на что я не согласилась, как ты знаешь. Иначе почему ты здесь, когда твои грязные деньги встретили меня снаружи?

— Назови свою цену, закорианка.

Пандав едва сдержала поток бурных слов. Но помимо всего прочего, ею овладело любопытство. Сегодня вечером эманакир была облачена в одежды разных светлых оттенков, словно хамелеон. Ее сказочные волосы и даже лицо скрывала газовая вуаль.

— Зачем ты хочешь купить ее? — спросила Пандав.

Эманакир вздохнула — прозрачная ткань всколыхнулась, — но не произнесла ни слова.

— Думаешь, она понадобится тебе? — настаивала Пандав. — Причем раньше, чем мне?