Майор Барбара - Дарузес Нина Леонидовна - Страница 29

Сара. Папа, ведь вас не сердит идиотизм Чолли?

Ломэкс (разом теряясь). Ну, знаете ли!

Андершафт. Мистер Ломэкс смотрит на дело весьма здра­во, моя милая.

Ломэкс. Вот, вот. Я ничего такого не хотел сказать, уверяю вас.

Сара. Ты едешь с нами, Стивен?

Стивен. Я, видишь ли, очень занят... э-э... (Великодушно.) Впрочем, я, пожалуй, поеду. То есть если для меня най­дется место.

Андершафт. Я могу взять двоих в маленькую машину, она у меня на испытании для военных целей. Элегантной ее назвать нельзя, она еще не крашена. Зато ни одна пуля ее не пробьет.

Ломэкс (в ужасе от мысли предстать перед Уилтон-креснт в некрашеной машине). Ну, знаете ли!

Сара. Благодарю вас, я поеду в коляске. Барбаре все равно, в какой машине ее увидят.

Ломэкс. Послушайте-ка, Долли, вам ведь все равно, что эта машина такое пугало? Потому что, если вам не все рав­но, я, так и быть, поеду в ней... А лучше бы...

Казенс. Я поеду в машине.

Ломэкс. Спасибо, старина. Пойдем, сокровище мое. (Спе­шит выйти, чтобы занять место в коляске.)

Сара идет за ним.

Казенс (угрюмо подходит к письменному столу леди Бритомарт. Барбаре). Зачем мы с вами едем в этот производ­ственный цех преисподней, спрашиваю я себя?

Барбара. Я всегда думала, что это что-то вроде подземелья, где грешники с черными лицами мешают кочергой дым­ный огонь, а мой отец командует ими и мучит их. Это так и есть, папа?

Андершафт (шокированный). Милая моя! Это безукориз­ненно чистый и красивый городок на склоне холма!

Казенс. С методистской часовней? О, скажите, что там есть методистская часовня!

Андершафт. Там их две: одна для тех, кто попроще, а дру­гая для более сложных натур. Есть даже Этическое обще­ство, но оно не пользуется успехом, потому что все мои рабочие очень религиозны. Они против того, чтобы в це­хах взрывчатых веществ присутствовали агностики, — они считают, что это небезопасно.

Казенс. Однако они не против нас.

Барбара. Они делают все, что ты прикажешь?

Андершафт. Я им никогда ничего не приказываю. Я с ними разговариваю в таком роде: «Ну, Джонс, малыш здо­ров? И миссис Джонс хорошо себя чувствует?» — «Очень хорошо, благодарю вас, сэр». Вот и все.

Казенс. Но ведь Джонса нужно держать в руках. Как вы поддерживаете дисциплину среди ваших рабочих?

Андершафт. Я в это не вмешиваюсь. Они сами ее поддер­живают. Джонс не потерпит, чтоб его подчиненный бун­товал, не потерпит, чтоб миссис Джонс была на равной ноге с женой рабочего, который получает на четыре шил­линга меньше, чем он сам. В принципе все они против меня, разумеется. На практике каждый из них распоря­жается тем, кто стоит ниже. Я никогда с ними не связы­ваюсь. Я вообще не командую. Не командую даже Лейзерсом. Я говорю, что то-то и то-то нужно сделать, но никому не отдаю приказаний. Заметьте, я не говорю, что приказания вообще не отдаются, что никто никем не по­мыкает, никто не командует. Рабочие помыкают ученика­ми и командуют ими, слесари третируют метельщиков, мастера командуют и теми и другими, техники приди­раются и к рабочим и к мастерам, инженеры — к техни­кам, заведующие цехами изводят инженеров, а контор­щики ходят в цилиндрах и с молитвенниками и под­держивают хороший тон, отказываясь общаться с кем бы то ни было. В результате — колоссальная прибыль, кото­рую получаю я.

Казенс (в возмущении). Вы, в самом деле... Ну то, что я вче­ра говорил!

Барбара. Что он вчера говорил?

Андершафт. Это неважно, милая. Он думает, что я сделал тебя несчастной. Разве это правда?

Барбара. Неужели вы думаете, что я могу быть счастливой в этом глупом платье? Я, которая носила мундир? Не­ужели вы не понимаете, что вы со мной сделали? Вчера в моих руках была душа человека. Я вывела его на путь истинный, обратила к богу. А когда мы взяли ваши день­ги, он вернулся к пьянству и неверию. (Страстно и убе­жденно.) Нет, я никогда вам этого не прощу. Если б у меня был ребенок и вы убили бы его вашим порохом, если б вы расстреляли Долли из ваших отвратительных пушек, я могла бы вас простить, для того чтобы мое прощение открыло вам врата рая. Но отнять у меня че­ловеческую душу и превратить ее в волчью! Это хуже убийства.

Андершафт. Неужели моя дочь так легко приходит в отчаяние? Разве можно поразить человека в сердце так, чтобы в сердце не осталось следа?

Барбара (лицо ее проясняется). Да, вы правы, Билл теперь не может погибнуть. Где же была моя вера?

Казенc. О хитрый, хитрый дьявол!

Барбара. Может быть, вы и дьявол, но бог иногда говорит вашими устами. (Берет руки отца и целует их.) Вы вер­нули мне мое счастье; я чувствую его где-то в глубине души, хотя дух мой и неспокоен.

Андершафт. Ты кое-чему научилась. Вначале это всегда ощущается как потеря.

Барбара. Что ж, везите меня на фабрику смерти и дайте мне научиться чему-нибудь еще. Должна же быть какая- нибудь правда за этой зловещей иронией. Идем, Долли. (Выходит.)

Казенc. Мой ангел-хранитель! (Андершафту.) Вперед! (Уходит за Барбарой.)

Стивен (спокойно, из-за письменного стола). Не обращайте внимания на Казенса, папа. Он очень славный и честный малый, но ведь он профессор греческого языка и, есте­ственно, немножко эксцентричен.

Андершафт. Ах, да, да. Благодарю тебя, Стивен, благода­рю. (Уходит.)

Стивен снисходительно улыбается, важно застегивает пальто на все пуговицы и направляется к двери. Леди Бритомарт, одетая для прогулки, появляется в две­рях. Она оглядывается в поисках остальных, смотрит на Стивена и, не говоря ни слова, поворачивается, чтобы уйти.

Стивен (в смущении). Мама...

Леди Бритомарт. Не оправдывайся, Стивен. И не забы­вай, что ты перерос свою мать. (Уходит.)

Перивэйл Сент-Эндрюс расположен между двумя холма­ми Мидлсекса и взбирается до половины северного холма. Дыма почти не видно, везде белые стены, красные и зе­леные черепичные крыши, высокие деревья, купола, коло­кольни и стройные дымовые трубы; город красив сам по себе и красиво расположен. Самый лучший вид открывает­ся со склона холма в полумиле от города на восток, с территории, где производят взрывчатые вещества. За­вод прячется в котловине между холмами, и только верхушки труб выглядывают как огромные кегли. На верши­не холма бетонная площадка с парапетом, на ней видна пушка устарелого образца, направленная на город. Пушка стоит на лафете оригинального устройства; возможно, это модель самоходного орудия, о котором упоминал Стивен. С внутренней стороны парапета высокая сту­пенька, на которой можно сидеть; на ней разбросаны со­ломенные маты, имеется даже такая роскошь, как мехо­вой коврик.

Барбара стоит на ступеньке, облокотившись на пара­пет, и смотрит на город. Справа от нее пушка, слева — стена сарая на столбах; три-четыре ступеньки ведут к двери, которая открывается наружу, на маленькое дере­вянное крыльцо с пожарным ведром в углу. Несколько ма­некенов в более или менее растерзанном виде, с торчащей отовсюду соломой, убранные с дороги, выглядывают из- под крыльца. Еще несколько прислонены к стенке, один из манекенов свалился и лежит, как мертвое тело, на бето­нированной платформе. Между парапетом и сараем сво­бодный проход; видна дорожка, ведущая вниз, на завод, и дальше — в город. На площадке позади пушки стоит ва­гонетка с огромным орудийным снарядом, перечеркнутым посредине полосой красной масляной краски. Дальше, на­право — дверь конторы, строения такой же легкой кон­струкции, как и сарай. Казенс идет по дорожке из города.

Барбара. Ну?

Казенс. Ни проблеска надежды. Все доведено до совершенства! Невероятно, но это так. Не хватает только собора, чтобы из ада этот город превратился в рай!