Тайна ядовитой мухи - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 6

— ну что, Франсуа? Да или нет? Учти, я не заставляю тебя это делать. — Задумчиво катая между пальцами хлебный шарик, адвокат продолжал: — Мне никак не удается восстановить события последнего утра перед нападением немцев на ферму. Партизан там оставалось только пятеро, хотя накануне их было значительно больше — тринадцать или четырнадцать. Почему отряд вдруг разделился? Среди них были военные летчики, были молодые люди, которых разыскивала полиция, были евреи, мечтавшие скрыться в Испании, и участники Сопротивления, в том числе как минимум три женщины. И все они исчезли. Я знаю их имена. Я знаю, в частности, что там была Иветт Шаро, ей было 24 года. Я также уверен, что там была Арпетт Фуше. А вот что касается Мадлен Шапюи, здесь у меня есть сомнения. Мне бы побольше времени, и я бы все это выяснил поточнее; но у нас с тобой всего две недели…

— Ну что ж, — сказал Франсуа, — я попробую.

С этого дня жизнь его круто изменилась.

Нет ничего проще, чем выбраться из городка на дорогу, ведущую к карьеру, и пройти мимо павильона с источником. Сложенная удочка упакована в чехол; Франсуа то несет ее на плече, то с беззаботным видом помахивает ею. В другой руке у него корзинка, в которой лежат катушка, жестянка с мухами, чистая тряпка и еще два — три предмета, которые вряд ли когда — нибудь ему понадобятся. На поясе, естественно, болтается сачок, который бьет мальчика по бедру, словно шпага; на ногах — сапоги, голенища которых должны предохранить его от змеиных укусов. Ох, нет, только не думать о змеях! Однако отделаться от мыслей о них тоже невозможно, особенно если учесть, что в аптеке кончилась сыворотка. Запас исчерпан. «Все спрашивают», — извиняющимся голосом говорит мсье Вилладье. Франсуа может, конечно, бодриться, делая вид, что ему на это наплевать, но только сегодня утром маленькую Жизель Мовуазен, побежавшую за своим мячом к дровяному сараю, укусила змея. А сарай находится всего в двух шагах от гостиницы! Так что…

Миновав горячие источники, он поворачивает к Аланьону. Здесь можно еще идти спокойно: солнце выжгло траву и видно, куда ступаешь. Дальше будет хуже. Там земля растрескалась, и некоторые трещины ужасно похожи на вытянувшихся гадин… И все — таки по этой дорожке обязательно надо пройти, ведь она ведет к ферме Густу. Радуясь, что никто на него не смотрит, Франсуа двигается осторожно, поглядывая то направо, то налево, высоко поднимая ноги… А потом (пусть смотрят, ему уже все равно) он даже выдергивает из изгороди гибкую палочку, чтобы в случае необходимости защищаться от змей. Ведь всем известно, что гадюку оглушить нетрудно! Но, к счастью, ни один подозрительный шорох не достигает его ушей.

Он проходит по мостику, перекинутому через Аланьон, и оказывается около фермы Густу. Обвалившиеся стены фермы поросли мхом, и этот пейзаж сразу настраивает на грустный лад. Франсуа останавливается и прислушивается. С внутреннего двора доносится ритмичное пощелкивание — похоже, кто — то работает секатором. Это, конечно, Густу: ведь он живет один в своей берлоге.

Трудно понять, как выглядело в прошлом жилище Густу. Был ли здесь сад или сарай? Теперь тут нет ни дверей, ни окон, только развалины и мертвые деревья. Если тронуть рукой их ветви, в воздух взлетает облако ос, а по земле начинают сновать потревоженные зверюшки… Вот совсем рядом с мальчиком, в тени подлеска, мелькает чей — то хвост… нечто длинное и зеленоватое, скорее движение, чем форма… Но в таком безлюдном месте рисковать нельзя. Франсуа не медлит. Он кладет на землю удочку и корзину, которые ему страшно мешают, и, с палкой наизготовку, делает несколько осторожных шагов. И в этот момент он видит, что это за животное. Нет, это не змея, но нечто столь похожее, что Франсуа не винит себя за испуг. Это большая зеленая ящерица, напоминающая доисторическое чудовище, с мощными лапами и спиной, покрытой треугольными чешуйками. Этакий миниатюрный динозавр! Франсуа решает, что раз у нее есть лапы, то можно не бояться и идти дальше. И он с осторожностью продолжает путь через заросли, когда — то, видимо, бывшие огородом.

На земле, уже, очевидно, не первый год, лежат огромные тыквы, наполовину съеденные мышами, и осколки стекол от теплицы. Щелканье секатора становится более отчетливым. Густу, видимо, недалеко, по другую сторону дома. Как раз на то месте были расстреляны партизаны. Может, спрятаться и подождать, пока Густу выйдет? Но звук секатора не дает мальчику покоя. Что он там делает? Во — первых, это может быть совсем и не секатор, а ножницы для разрезания проволоки. Густу ведь наверняка умеет делать капканы. Может он охотится на крыс? Надо же ему чем — то кормить своих ужей! Франсуа представляет себе крысу, бьющуюся в объятиях ужа, и его передергивает от отвращения. Какая гадость! Гадюки с этой точки зрения ведут себя лучше — кусают и ждут, пока яд подействует.

Стараясь двигаться бесшумно, Франсуа огибает дом. Что сделает Густу, если заметит его? Ударит? Позовет на помощь? Бросит в него ужа с криком: «Взять его!» — как приказывают сторожевым собакам? Нет, это смешно, хотя и страшно. Франсуа недоверчиво разглядывает дом — точнее, то, что от него осталось. Пожар разрушил второй этаж, оставив лишь две обуглившиеся балки. Первый этаж небрежно залатан досками, картоном, пленкой… Все это похоже больше на кабанье логово или на конуру, чем на человеческое жилье; и все же оно производит впечатление надежного убежища. Справа, в кладовой без двери, видна груда пустых ящиков. Вот где можно спрятаться! Сдвинув немного в сторону некое подобие тележки, сколоченной из старого ящика и пары велосипедных колес, Франсуа устраивается в этом укрытии и ждет.

Он чувствует себя в безопасности. Ему удается даже расчистить квадратик в заросшем грязью окошке, которое выходит на внутренний двор. Мальчик видит Густу: держа в руках секатор, тот крудит вокруг великолепного куста роз, растущего прямо около входной двери. Одну за другой старик срезает самые лучшие розы и делает из них букет.

4

Они идут по дороге к кладбищу. Впереди Густу со своим букетом роз, а за ним, крадучись, Франсуа, увешанный рыболовным снаряжением. Их разделяет метров пятьдесят. Густу не обращает внимания на мальчика, который, однако, старается держать дистанцию. Старик шагает с опущенной головой, прижимая к груди букет, словно защищая цветы от неведомой опасности.

Кладбище расположено в северной части городка. Окружающая его территория понемногу начинает застраиваться новыми жилыми домами. Обычно здесь полно народу. Проезжают похоронные кортежи, магазины торгуют венками и цветами, возле кафе толпятся небольшие группки людей. Но сейчас стоит такая жара, что на улице не ни души. Никто не здоровается с Густу, никто не обращает внимания на Франсуа. И все же мальчик остро чувствует, как странно выглядят они двое: впереди бродяга с букетом роз, а за ним мальчишка с удочкой, который, похоже, вознамерился поискать среди могил рыбные места.

Чувствуется, что Густу дорога хорошо знакома. Не колеблясь, он проходит аллею, потом другую, сворачивает на узкую дорожку между памятниками. Здесь начинается старая часть кладбища. Большинство могил запущено, надписи стерты. Между плитами проросла трава. Густу продолжает идти с той же скоростью, не глядя по сторонам, словно выполняет скучное поручение. Возможно, он слышит звук шагов Франсуа, но не обращает на это никакого внимания. Кажется, он спешит, словно боясь опоздать к назначенному часу… И вдруг резко останавливается. Франсуа прячется за угол часовни. Он видит, как Густу замирает у одной из могил. Что он делает? Молится? Думает? Собирается с мыслями? Нет. Он подносит розы к лицу, в последний раз вдыхает их аромат, медленно разбрасывает цветы по каменной плите и… все. Густу разворачивается и уходит.

Франсуа ничего не понимает. Приложить столько усилий, выбирая самые красивые розы, — и все для того, чтобы побросать их на могильную плиту, даже не наклоняясь? Нет, это не дань любви. Скорее это какой — то ритуал, значение которого Густу давно позабыл, вроде ежегодных открыток «С днем рождения», «С Рождеством»… И вдруг Франсуа вспоминает. Черт подери! Ведь как раз в этот день, сорок лет назад, Густу стоял под пулями! Видно, он что — то вспомнил. В его затуманенном мозгу существует некая связь между розами и той давней трагедией. Но какая? Как это разгадать?