Тайна дуэльных пистолетов - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 5

Он снял плащ и повесил его на вешалку. Потом обра­тился к Франсуа:

— Проходите вперед, господин Без Козыря. Знаете, мне нравится ваше прозвище. Я думал о нем, возвращаясь до­мой. Оно бы очень подошло и мне тоже. У меня на руках прекрасные карты, и я стараюсь выиграть лучшую партию.

Госпожа Хамфри подала чай.

— Боб, ты другим оставишь немного пирога? Франсуа думал, что он попадет в традиционный анг­лийский дом, хозяева которого чопорны и скучноваты.

Но Скиннеры его просто ошеломили. Он себя прекрасно чувствовал как с Бобом, так и с его отцом. Мальчик раз­глядывал худые руки господина Скиннера с длинными, очень тонкими пальцами, все время находившимися в движении. Они абсолютно соответствовали его беспокой­ному, живому уму, в то время как мягкие, полные руки Боба свидетельствовали о чистосердечии его натуры.

«Говорят, какой отец, такой и сын! Это не так, — ду­мал Франсуа. — Не исключено, что Боб сознательно не хочет походить на своего отца. Между ними должен быть скрытый конфликт».

В кабинете зазвонил телефон, инженер извинился и вышел. Дверь осталась открытой, и мальчики слышали его голос.

— Я абсолютно спокоен, — пробормотал Боб. — Как только мы куда-нибудь соберемся, всегда находится же­лающий с ним встретиться.

— Алло! Говорите громче! Это вы, Меррил? Я вас не узнал. Что? Я снова должен вернуться к вам для разгово­ра? Сейчас? Нельзя ли это немного отложить? Я же вам только что говорил, что должен везти детей на концерт. Я вас очень плохо слышу.

— Что я тебе говорил? — бросил Боб.

Он доел последний кусок пирога и облизал сладкие сливовые капли на пальцах.

— А вы не можете рассказать это по телефону? Хоро­шо, через час. Раньше я прибыть не смогу. Я только что вернулся. Спасибо.

Когда господин Скиннер вернулся, у него был уста­лый и унылый вид.

— Что он хочет от меня? Мне очень неприятно, доро­гой Франсуа. Я уже рассказывал вам, что господин Мер­рил финансирует мою работу. Вы его, наверное, увидите. Это очень приятный человек. Но поскольку у него много денег, он думает, что все должны ему подчиняться. Я не должен жаловаться, потому что он подписал со мной пре­красный контракт. Только контракты — это как наруч­ники. Вы связаны, вы потеряли свободу. Господин Мер­рил хочет снова видеть меня, значит, я обязан вернуться, отложив все другие дела. Ну что же, я скоро поеду к нему. Давайте без спешки допьем чай.

— На концерт не идем? — спросил Боб с напускным безразличием.

— Почему же! Я вас довезу на машине. Остаться с вами я не смогу. Но вы достаточно большие, чтобы вернуться домой самостоятельно. Вы возьмете такси.

Господин Скиннер выпил вторую чашку чая.

— Следите за часами, и когда надо будет ехать, извле­ките меня из кабинета в приказном порядке.

И он быстро вышел.

— Господин Меррил, — зло сказал Боб. — Вечно этот господин Меррил!

— Он что, банкир? — спросил Франсуа.

— Совсем нет. Он делает холодильники. Но он их про­изводит на конвейере завода, огромного, как здание вок­зала. И вот увлекся автоматами и собирается наладить их серийное производство. Я видел его рекламные про­спекты: «Аудиовизуальные изобретения, доставляющие радость!» Представляешь? Мне это совсем не смешно! Госпожа Хамфри, пожалуйста, еще что-нибудь осталось? Принесите нам тостов. Спасибо!

— Так надо радоваться, — сказал Франсуа.

Боб взял кусок сахара, разгрыз его и продолжил раз­мышления:

— Конечно. Вроде надо радоваться. Но знаешь, когда я вижу, как отец тратит последние силы на производство этих игрушек… Нет, здесь что-то не так. Я не смогу тебе этого объяснить, но я чувствую. Понимаешь, получает­ся, что мой отец в чем-то больше ребенок, чем я.

Госпожа Хамфри принесла полную тарелку жареных хлебцев.

— Клади себе, — сказал Боб.

— Ты слишком много ешь, — заметил Франсуа. Боб пожал плечами.

— Так говорит и врач. Он мне сделал на эту тему целый доклад. По его мнению, ожирение связано с психикой. Ну и что? Я не жирный, я толстый, а это не одно и то же!

Он старательно намазал хлебец маслом, а затем поло­жил на него мед.

— Шотландский мед! Пахнет поляной! Часы пробили шесть.

— Похоже, надо уже собираться, — сказал Боб. — Я знаю отца. Когда он погружается в свои записи, выта­щить его оттуда… — Он поискал французское слово. — …трудновато!

— Я должен переодеться? — спросил Франсуа.

— Нет. У нас рано начинают спектакли и концерты, чтобы люди могли успеть после работы. Так что никто особенно не наряжается.

— Отец разрешает тебе одному ходить в театр?

— Когда угодно! Мне ведь, старик, пятнадцать! Прежде чем встать из-за стола, он еще раз облизал лож­ку с остатками меда. Потом мальчики постучали в кабинет.

— Папа!

Господин Скиннер открыл дверь. Он держал в руке очки, как автомат Том. Взгляд его был еще где-то далеко. Фран­суа заметил на столе красную папку и целую гору листков с заметками. Боб, чисто выговаривая фразы, произнес:

— Господин Том, хорошо ли вы провели день? В со­стоянии ли вы поехать с нами?

Господин Скиннер поддержал игру и ответил, подра­жая автомату:

— С большим удовольствием.

Потом он улыбнулся, обнял сына за шею и дружески потряс его.

— А вы, Без Козыря, тоже подсмеиваетесь над своим отцом? Боб никого не уважает, он просто держит нос по ветру. Все! Пошли.

Он сложил свои бумаги в папку и завязал тесемки. Потом поставил папку в шкаф, запер его на ключ и по­смотрел на часы.

— У нас еще есть время. Я покажу вам Стрэнд[10]. Фес­тиваль-холл совсем рядом, на другом берегу Темзы.

Старый «моррис» ждал на улице. Машина была уже старая, кое-где со следами ржавчины.

— Это черта нашего характера, — сказал инженер. — Мы любим старые вещи, которые имеют свою историю. Это относится как к машинам, так и к одежде.

Уже зажигались уличные фонари. Автомобиль ехал по тихим кварталам, очень напоминающим Версаль.

— К семи вечера, — объяснял господин Скиннер, — все жители Лондона уже собираются по домам. Но центр го­рода еще долго остается оживленным. Особенно Стрэнд — центр зрелищных заведений. Кстати, посмотрите-ка.

Машина выехала на широкую, хорошо освещенную, оживленную улицу. Люди стояли в очереди за билетами в театры и кино.

— Здесь идет пьеса по Агате Кристи, — сказал Боб. — Надо сходить на нее.

Машина повернула в сторону Темзы, и Франсуа по­чувствовал влажное дыхание реки. Впереди вдруг откры­лось широкое, усеянное светящимися точками простран­ство'. Вдали справа виднелись большие здания.

— Это парламент, — показал Боб.

Они повернули на широкий мост, и Франсуа увидел совсем другой, чисто индустриальный пейзаж.

— Эта часть города была разрушена во время бомбар­дировок, — сказал господин Скиннер. — Фестиваль-холл — это совсем новый театр. Вот мы и приехали.

Он остановил машину и высадил мальчиков.

— Хорошего вам вечера. Возможно, я вернусь поздно, с Меррилом всяко бывает, так что не беспокойтесь. Ах, я чуть не забыл дать вам билеты. Поторопитесь!

Зрителей было много. У Франсуа появилось радостное ожидание предстоящего праздника. Это настроение еще более усилилось, когда он вошел в огромный, но очень гар­моничный зал. Никаких лож и балконов в нем не было, толь­ко ступени амфитеатра. В целом ансамбль зала казался не­много строгим, но элегантным. Франсуа и Боб заняли два места около прохода. Они еще как следует не уселись, когда оркестр заиграл «Боже, храни Короля» и весь зал встал.

— Здесь так принято, — прошептал Боб. — Тебе не кажется, что очень жарко?

Но Франсуа его уже не слушал. Он дрожал от возбуж­дения, и как только знаменитый дирижер поднял палоч­ку и оркестр заиграл увертюру «Эгмонт»[11], он сжал руки. Он был счастлив. Но что это Боб все время вертится? Он вытирает платком лоб и пальцы рук и то и дело двигает ногами, то их скрещивает, то выпрямляет.