Из царства мертвых - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 23

Вопреки обыкновению, он дал лифтеру щедрые чаевые. Он бы отдал что угодно, чтобы узнать наверняка!..

Перед сном он выпил несколько стаканов воды, но так и не смог рассеять туман, окутавший его мозг. Пришлось признаться себе, что он вновь испытывает страх. Пусть он пьян, но он ведь понимает, что она не могла его не узнать. Если только она не потеряла память. И не ломает комедию. Или она не Мадлен!

Наутро, едва проснувшись, он задал себе те же вопросы и наконец, злобно усмехнувшись, решил, что давно созрел для клиники в Ницце. Он краснел, вспоминая, что лезло ему в голову накануне. Да и нечего ему больше делать в Марселе! Здоровье прежде всего! К черту эту девку, пусть даже похожую на Мадлен.

И все же он дождался, пока уйдет Альмарьян, подошел к одиннадцатому номеру и постучался легонько, как старый знакомый.

— Кто там?

— Флавьер.

Она открыла дверь. Глаза у нее покраснели от слез, веки распухли, она была неодета.

— Господи, Рене, что с вами?

Она снова разрыдалась. Прикрыв за собой дверь, он запер ее на задвижку.

— Ну же, моя хорошая… Что у вас стряслось?

— Это все он, — пробормотала она. — Он хочет меня бросить.

Флавьер смотрел на нее с осуждением. Это и правда была она, Мадлен, изменявшая ему с Альмарьяном, а может, и с другими. Судорожно улыбаясь, он сжимал в карманах кулаки.

— Ну так что за беда! — возразил он шутливым тоном. — Пусть его убирается! Зато я остаюсь.

Рене расплакалась пуще прежнего.

— Нет! — всхлипывала она. — Нет, только не вы!

— Да отчего же? — спросил он, склонившись над ней.

Глава 3

Флавьер с гневом порвал письмо. Даже пустяк выводил его из себя. Тем более сейчас!

— Дурные новости? — спросила Рене.

— Да нет. Все этот придурок Трабул.

— А кто это?

— Мой заместитель… Его послушать, вот-вот наступит конец света… А Баллар еще рекомендовал мне покой! Покой, нечего сказать! Пошли, — сказал он вдруг, — подышим воздухом.

Он жалел о просторных апартаментах в «Уолдорфе»: в «Отель де Франс» номера были тесные, мрачные да к тому же невероятно дорогие. Зато здесь можно не опасаться встречи с Альмарьяном. Он взял сигарету, зажег спичку. Зажигалкой он пользоваться не решался, с тех пор как… Сидя перед зеркалом, она припудрилась, поправила волосы.

— Не нравится мне эта прическа, — проворчал он. — Попробуй что-нибудь другое.

— Что именно?

— Откуда мне знать! Можешь сделать пучок на затылке.

Он сказал не подумав и тут же об этом пожалел. Стоит ли снова затевать ссору, и так уже длившуюся много дней подряд, когда яростные стычки сменялись периодами обманчивого затишья? Они кружили друг за другом, будто дикие звери, запертые в одной клетке: то показывали клыки, то, забившись в угол, мечтали вырваться на свободу.

— Я подожду внизу.

Он прошел прямо в бар, бросив злобный взгляд на улыбающегося бармена. Все они одинаковы: слащавые, говорят шепотом, будто хотят отвести от себя подозрение… Флавьер выпил. Он имеет право выпить, раз он уверен! Сколько бы она ни отрицала, он все равно совершенно уверен! Глубокая, полная уверенность пронизывала все его существо. Как если бы она — его ребенок, а не любовница. Да и являлась ли она ею? Он легко бы обошелся без этого рода любви. Его даже несколько шокировало, что Мадлен могла снизойти до плотских утех. Его всегда восхищало в ней то, что она… верно, он и сам не смог бы этого объяснить… она казалась не вполне реальной. В своем новом воплощении, напротив, она делала все, чтобы не отличаться от других женщин, изо всех сил стремилась оставаться Рене, цепляясь за эту роль, лишенную загадочности и очарования. И все же… Если бы только она согласилась раскрыть ему свой секрет! Поистине, это стало бы для него чудесным избавлением от одиночества. Ведь по-настоящему мертвым казался он, а она — живой!

Она спускалась по лестнице. С едва заметной усмешкой он наблюдал за ней. Платье неприятной расцветки, кричащее, дурно сшитое. Каблуки недостаточно высокие… да и вообще лицо следовало бы вылепить заново. Одним мановением пальцев углубить впадинки на щеках, сделать скулы высокими и волнующими, как прежде. Взмахом кисти удлинить брови, снова сделать их летящими, как когда-то. Лишь глаза были безупречны, только они и выдавали Мадлен. Флавьер расплатился и пошел к ней навстречу: ему хотелось сжать ее в объятиях… расцеловать или задушить.

— Я очень торопилась, — сказала она.

Флавьер чуть не пожал плечами. Она разучилась подбирать слова, которых он от нее ждал. Его раздражало даже то, как она просовывала ладонь ему под локоть. Рене была слишком покорной, слишком робкой. Она его побаивалась — это и выводило Флавьера из себя. Они пошли рядом, рука об руку, храня молчание. «Если бы месяц назад мне об этом сказали, — подумалось ему, — я бы умер от счастья». И все же никогда еще он не чувствовал себя таким несчастным.

Она замедляла шаг перед витринами, висла на руке у Флавьера. Он злился, находя ее поведение вульгарным.

— Должно быть, во время войны ты во многом нуждалась, — сказал он.

— Во всем, — прошептала она.

Горечь ее слов поразила Флавьера.

— Тебя Альмарьян так нарядил?

Он заранее знал, как ее заденет это слово. Знал, но не смог удержаться. Он почувствовал, как сжались ее пальцы у него под рукой.

— Что ж, я и этому была рада.

Пришел его черед чувствовать себя оскорбленным. Таковы правила игры. Только он еще к этому не привык.

— Ну, знаешь! — гневно начал он.

Стоило ли продолжать? Он потянул ее за собой в сторону центра.

— Не беги так, — запротестовала она. — Ведь мы гуляем.

Он не ответил. Теперь уже он рассматривал витрины. И наконец нашел то, что искал.

— Ну-ка, пойдем! Вопросы задавать будешь потом…

Перед ними, прижав руку к груди, склонился продавец.

— Отдел платьев! — бросил Флавьер.

— Второй этаж. Лифт в глубине зала.

На этот раз он был исполнен решимости. Трабулу придется раскошелиться. Он испытывал почти болезненное удовольствие. Теперь уж она признается! Лифтер закрыл дверь, и лифт заскользил вверх.

— Милый! — шепнула ему Рене.

— Помолчи. — Он подошел к продавщице: — Покажите-ка нам платья. Самые элегантные, какие у вас есть.

— Пожалуйста, мсье!

Флавьер сел. Он немного задыхался, как после быстрого бега. Продавщица раскладывала на длинном столе всевозможные модели платьев, следя за выражением лица Рене, но он тут же вмешался, показал пальцем:

— Вот это.

— Черное? — поразилась девушка.

— Да, черное. — И, повернувшись к Рене: — Примерь-ка его… будь так добра.

Она поколебалась, залилась краской под взглядом продавщицы, затем прошла вместе с ней в кабинку. Флавьер встал, принялся расхаживать по залу. Ему вспоминались такие же минуты ожидания в той, прежней жизни: та же нарастающая тревога, то же ощущение удушья. Он возвращался к жизни! Он изо всех сил сжал в кармане зажигалку. Затем, оттого что не было сил ждать и ладони у него взмокли от нетерпения, принялся перебирать висевшую на плечиках одежду в поисках дамского костюма. Непременно серого. Но ему все не попадался нужный оттенок. Да никакой оттенок серого и не мог в точности совпасть с тем, который сохранился в его воспоминаниях. Но разве память его не возвела в идеал любую мелочь? Не подвела ли она его? Можно ли ей доверять?.. Скрипнула дверь кабинки, и, как тогда, в «Уолдорфе», он испытал настоящее потрясение, удар в самое сердце. Перед ним была ожившая Мадлен, Мадлен, на мгновение застывшая, как будто она его наконец узнала и теперь шла к нему, чуть бледная, с тем же грустным и вопросительным выражением во взгляде, какое бывало у нее и прежде. Он протянул к ней исхудавшую руку, но тут же опустил ее. Нет. Облик Мадлен был еще несовершенен. Серьги слишком лезли в глаза, непоправимо портили своим дешевым блеском чистую линию профиля.