Рыцарь Грааля - Андреева Юлия Игоревна - Страница 24

Собрав вокруг себя с десяток молодых тулузских лучников и копейщиков, он пригласил всю честную компанию в ближайший подвальчик, где, поставив перед каждым по кружке кислого вина, рассказал, в чем суть дела предстоящей операции.

Вымотавшийся за целый день Пейре с радостью похлебывал холодное вино и разглядывал симпатичный подвал с несколькими столами, рядом с которыми стояли увесистые тяжелые скамьи, хитроумно сделанные такими огромными, что даже самый сообразительный и сильный вор не смог бы выволочь их из подвальчика и продать. По стенам были развешены рыболовные сети и днища от бочек, служившие скромными украшениями этого тихого местечка. На земляном полу была разложена старая вонючая солома, которую, наверное, год не меняли, ибо она благоухала сыростью и всеми сортами вин вместе взятыми.

– Правила участия в деле такие: оружие и экипировка – свои, план – мой. Участвуете, не участвуете – но чтоб всем держать язык за зубами. Проговорившемуся позор и без промедлений и дополнительных объяснений нож в печень, – толстяк выразительно обвел глазами собрание. – План нашей вылазки следующий: двое вельмож, или, да что я, каких там вельмож, так, один незаконнорожденный сын богатенького папаши, а другой – трубадур и бедный дворянин, каких много, этой ночью решили позабавиться. – Он выждал паузу и, хлопнув себя по наколенникам здоровенными ручищами, заорал: – К бабам сходить! – Все засмеялись, предвкушая пикантные подробности. – А бабы-то, поди, замужние!

Новый взрыв хохота.

– Смекаете? Наши местные «недотроги» назначили свидание своим рыцарям, в то время как их рогачи будут пить с друзьями, вспоминая сегодняшний турнир, – де Рассиньяк засмеялся и, смахнув набежавшую слезу, продолжил: – Ой, матушки, святые угодники. Любовное дело – ясный свет – деликатное. На такой подвиг с собой большого отряда не прихватывают. Так что, думаю, десяток копейщиков наберется и то вряд ли. Дело верное, устроим засаду и прижучим, кого получится.

– А нам-то что с того, что чьи-то жены блудят? Нам-то кто за этот подвиг заплатит? – поинтересовался старший копейщик.

– Да ты не бойся, бездонная бочка, своего не упустишь. Сын богатого папаши на хороший выкуп потянет, а за его приятеля можно стребовать с нашего графа, как-никак он его гость, а за гостя завсегда хозяин отвечает. К тому же среди свиты могут оказаться не одни только босяки – воины, оруженосцы, герольды – да мало ли еще кто? Ну а нет, то завсегда броней и оружием можно разжиться.

– Да вот хоть ты, менестрель, – рыцарь без шлема и кольчуги, – де Рассиньяк подмигнул Пейре. – Верное же дело!

– Верное-то оно, может, и верное, да только не поубивали бы нас всех эти молодчики, откуда ты так точно знаешь, что их только десяток? А если два или три? К тому же нас здесь никак не больше двадцати. А двадцать и тридцать – разница, – продолжал гнуть свое копейщик.

– Считать ты умеешь, да вот думать туговат, – парировал де Рассиньяк. – Дом, в котором бабы ждут любовничков, находится аккурат за церковью святой Екатерины, что на улице Сен Жерни. Был ты там когда-нибудь, Анри? А не был, так не болтай. Улочка уже, чем цыплячье горлышко, с одной стороны еще дрова да бочки со всякой дрянью понаставлены. Так что ежели мы пропустим греховодников в эту кишку, а сами затем навалимся на них с двух сторон, они меж нами будут как гуси на вертеле.

Гасконец плеснул на грязный стол несколько капель вина и принялся рисовать план действия.

– Что-то не по душе мне это дело, господин Видаль, – прошептал юный лучник, на вид не старше Пейре, сидевший по правую руку от трубадура. – Знамое дело, толстяк прав, и броня побежденного равно как и его оружие отходят к победителю, то же можно сказать и о пленных, но как-то не по-людски это, не война ведь. И дело их более чем мирное, даже паскудным не назовешь, сами, что ли, в святых ходим… – он поставил на стол ополовиненную кружку и толкнул локтем Пейре. – Мой нюх подсказывает, что деру пора давать.

– Деру?! – если в самом начале перспектива окреститься первым боем и снискать себе славу завораживала его воображение, то теперь… После того как он услышал, где именно должно было произойти свидание, в душе Пейре поднялась настоящая буря. Он хотел уже наброситься на де Рассиньяка, но тут же понял, что подельщики без особого труда скрутят его, и никто и ничто уже не сможет помешать бесчестной расправе над ничего не подозревающими Бертраном и Гийомом. Пейре стиснул зубы.

– Ежели господин будущий рыцарь пожелает, то я с ним на край света за одну только песнь «Молитва рыцаря», что вы пели сегодня, – зашептал лучник. – Добьемся славы и почестей! Хоть на край мира, хоть за самый его край пойду за вами, сэр Видаль. Вам без оруженосца никак, мне же до зарезу господин нужен. Одно только не по душе – в сегодняшнем деле участвовать. Потому как сам не без греха и не хочу потом, когда к кумушке своей через забор полезу, чтобы копейщики мне из каждой выгребной ямы мерещились. Не хочу с бабы своей ночью вскакивать на каждый шум. Не по мне это.

Пейре поежился и сжал руку лучника. Они посидели еще какое-то время, и когда в подвальчик начали спускаться другие участники предполагаемой вылазки, Видаль подтолкнул лучника, и вместе они выбрались на двор.

– Меня зовут Хьюго, Хьюго Морвиль, – на ходу сообщил лучник. – Так вы берете меня оруженосцем, сэр?

Мрачный, как туча, Пейре свернул к замку и прибавил шагу.

– Как я могу, добрый человек, взять тебя в оруженосцы, когда сам без хозяина и службы? Чем я должен платить тебе, если сам ничего пока не заработал?

– Господин, должно быть, запамятовал, – лучник широко улыбнулся. – А как же ваш выигрыш на трубадурском турнире? Ведь даже если вы откажетесь от дальнейшего участия, добрейший граф Раймои отвалит вам кошелек золотых монет, как мастеру стиха, как одному из трех последних.

Пейре задумался. Он знал, что Бертран и Гийом будут сегодня ночью у церкви святой Екатерины, а значит, попадут в переделку. Знал, и не только со слов гасконца, что эта проклятая богом улочка узка и грязна. А значит, зажатые в клешах конные рыцари окажутся в самом невыгодном положении, какое только можно себе представить. Но кроме этого знал он еще и то, о чем, должно быть, понятия не имели участвующие в вылазке копейщики. Рыцарская и дворянская честь не позволяла де Борну и де ла Туру сдаться на милость обыкновенным воинам. Поэтому они скорее позволили бы перерезать себе горло, нежели отдать оружие. А значит, не будет никакого плена и выкупа – оба славных трубадура сложат головы в глупой уличной заварушке. Вот с этим-то Пейре и не мог смириться!

Но что он должен теперь предпринять – броситься на поиски Бертрана, да только где его найдешь? Не станешь же обыскивать все окрестные гостиницы. Тем более что трубадур мог устроиться в доме у кого-нибудь из своих друзей или даже в замке. Дождаться ночи и выскочить навстречу небольшому отряду. Еще глупее – любой из лучников снимет его стрелой, при первом же неверном движении, да и сам Бертран может, не разобравшись, в чем дело, полоснуть мечом или отходить ночного незнакомца кнутом.

Пейре помнил о том, как уже перед этим пытался спасти честь благородного Рюделя и сам же пострадал от этого.

Вот и спасай этих рыцарей, пронеслось в голове Видаля.

Садилось солнце. Не встретив никаких препятствий, Пейре и Хьюго вошли в открытые, по случаю турнира, ворота замка и устремились к турнирному полю.

Конечно, был еще один, казалось, самый простой способ – дождаться праздника, устроенного по случаю победивших в турнирах рыцарей, и там рассказать мессену Бертрану обо всем. Но вот еще один философский вопрос – сколько проживет человек, узнавший тайну яростного и скорого на расправу трубадура Бертрана де Борна?

Оставалось одно – дать судьбе самой принять наиболее благоприятное для нее решение, чтобы затем подчиниться ее приговору.

О том, как Пейре Видаль был посвящен в рыцари

Когда Пейре и его новоиспеченный оруженосец подошли к трибунам, там как раз заканчивалась церемония награждения лучшего рыцаря. Коим оказался благородный правитель Каркассона зять Раймона Пятого Рожер-Тайлефер. Видаль попытался было растолкать не в меру увлеченных турниром лучников и протиснуться вперед, но его тут же одернули за рукав, и незнакомый воин предложил немедленно следовать за ним.