Рыцарь Грааля - Андреева Юлия Игоревна - Страница 16

– Первые туры будут проводиться здесь, – шепнул Джауфре оробевшему Пейре, – вечером же после рыцарского турнира трое лучших трубадуров получат право блистать во время танцев. Король турнира получает особые привилегии, денежный приз и золотую корону. Также будет выбран принц турнира с меньшим выигрышем и серебряной короной и герольд турнира, который унесет с собой памятный знак Тулузы.

Но Джауфре не договорил, потому что как раз в это время лажи торжественно внесли золоченый сундук с дощечками, на которых были написаны имена участников турнира. Принц вздохнул и положил свою изящную руку на плечо Пейре.

– Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, – улыбнулся он в усы и погладил гриф своей гитары.

Облаченный в алую, точно кровь, одежду Рожер-Тайлефер отпер сундук и, вытащив две таблички, огласил имена первой пары.

– Но это же несправедливо! Бертран де Борн совершил низкий поступок! И об этом должны знать все! – голова Пейре пылала, сердце готово было выскочить из груди от клокотавшей в нем обиды и боли за оказывающего ему покровительство благородного сеньора.

– Признаюсь, я не могу не согласиться с твоими речами, дорогой друг, но… – принц приложил указательный палец к губам. – Вы же понимаете, мой дорогой, ни я, ни вы, ни кто другой не вправе разгласить тайну, откуда нам стало это известно. Скажу больше, если кто-нибудь в этом зале попытается выдать благородную даму, имевшую смелость предупредить недостойного рыцаря о готовившейся западне, и тем погубить ее… – принц насупил свои светлые брови. – Клянусь спасением души – я прикончу его на месте.

За разговором Пейре совершенно не слушал выступающих трубадуров, его трясло, по лицу тек предательский пот. Все его помыслы и все молитвы были обращены в защиту благородного Джауфре Рюделя, на оборону которого он направлял теперь всех известных и не раз помогающих ему святых и особенно своего любимого Святого Георгия, который, по мнению Пейре, мало говорил, но много делал. Стойкого и по-рыцарски верного святого.

Закончилась вторая песня, в ожидании высочайшего решения герольды выкрикивали имена только что сошедшихся на поэтическом турнире трубадуров, и зрители отвечали им криками, лязганьем оружия и топаньем ног. Весело было на турнире в тулузском замке.

Вторая пара оказалась более чем неравной – придворный менестрель из замка Табор по имени Ларимурр и простоватый на вид де Рассиньяк из Гаскони. Стареющий Ларимурр с необыкновенной легкостью и изяществом скинул голубой плащ на руку подоспевшему пажу и, перекинув гитару, извлек из нее серебряные звуки, нежней которых до этого Пейре не приходилось слышать. Стихи Ларимурра Пейре не понял, да и в стихах ли тут было дело, но чутьем подлинного трубадура юноша уловил имя прекрасной госпожи, которую восхвалял певец замка Табор. И имя это было ему приятно, давно знакомо и почитаемо – ибо певец Ларимурр уже давно положил свое сердце на алтарь любви единственной дамы, имя которой было Музыка. Госпоже своего сердца и души Ларимурр был до самозабвения предан, посвятив ей всю свою жизнь.

Певца слушали со вниманием и почтительностью. Когда он закончил и герольд выкрикнул имя гасконского дворянина, по рядам прошли смешки. Толстый и мокрый от пота Рассиньяк меньше походил на трубадура, чем даже папаша Дидье из харчевни «Три цыпленка». Он запел неожиданно высоким для человека его полноты голосом, чем насмешил собрание еще больше. В довершение позора певец вдруг запутался, забыв строку, сбил и так не стройный ритм и вынужден был уйти под громкие улюлюканья зала. Победа была отдана певцу Ларимурру, который, раскланявшись перед благородным собранием, вернулся на свое место.

Роджер-Тайлефер снова порылся в сундуке и извлек оттуда две новые таблички.

– Бертран де Борн из замка Аутафорт и сиятельный принц Джауфре Рюдель синьор Блайи, – пронеслось в воздухе.

Первым на середину зала вышел Бертран. С удивлением для себя Пейре заметил, что от вчерашнего пьяницы и драчуна в нынешнем Бертране не осталось и следа. Его светлые, легкие волосы были чисто вымыты, глаза смотрели прямо и весело. На Бертране были надеты кожаные, уже порядком потертые, латы с набитыми на них металлическими полосами. Сын кожевника без ошибки определил, что сия броня была выполнена из самой дорогой кожи, которую только можно было найти на земле. Что же касается заклепок и непробиваемых полос, то о них стоило поговорить особо, потому что мало того, что они были великолепно выкованными, так что даже когда на тугом теле трубадура изотрутся и изорвутся дорогие кожаные латы, заклепки будут служить и ему и его потомкам. Да, эти латы создавал настоящий мастер, потому что они гнулись, повторяя движение тела Бертрана, и были тверды, как камень, в местах, в которые с наибольшей вероятностью могло ударить копье или по которым мог полоснуть меч. И было это сделано не для красоты или привлечения взоров дам, а прилаживалось с единственной целью – продлить жизнь их владельцу.

Бертран заиграл и запел. Никогда прежде Пейре не слышал песни, в которой рокотали бы звуки боя, слышались стоны раненых и плач прекрасных дам. Бертран пел с необыкновенным напором, точно теснил своих врагов, на расстоянии расправляясь с далекими ратями.

Когда он закончил, аккорд повис над залом. Пейре вздохнул одновременно со всеми. Гул восторженных голосов заполнил зал, Бертран стоял в центре, разгоряченный, словно долго скакавший галопом конь. Смотря на своего вчерашнего врага, Пейре невольно поклялся небесам, что если когда-нибудь Господь потребует от него пожертвовать своей жизнью ради спасения жизни Бертрана де Борна, он отдаст ее, не задумываясь.

Зычный голос герольда произнес имя и титул принца, и Пейре задрожал от страха и отчаяния. По залу прошел легкий, словно весенний ветерок, смешок.

Рюдель неспешно поднялся и прошествовал в центр зала. Как зачарованный, Пейре проследовал за ним, остановившись лишь у запретной полосы, где его поймал за плечо следивший за порядком лучник.

Изящно поклонившись хозяевам замка, собравшимся на турнир трубадурам и гостям, Джауфре тронул струны и тут же схватился за лицо. Оборванная струна больно ужалила его в щеку.

Гости загалдели, несколько человек метнулись к принцу, разглядывая искалеченную гитару. Не зная, что делать, Рюдель смотрел то на свою гитару, то на тулузского графа.

– Есть ли у кого-нибудь из благородных рыцарей любви, возвышенных трубадуров и менестрелей запасные струны? – перекрикивая всеобщий гвалт, осведомился старый граф.

Несколько человек поочередно подходили к Рюделю и тут же уходили прочь. Ни у кого из них не водилось драгоценных и редкостных струн с металлической канителью.

– Знает ли досточтимый принц какой-нибудь другой инструмент? – попытался восстановить порядок граф.

– Должен признаться, мой господин, что я, несчастный, не обучен игре на других инструментах, – Джауфре опустил голову.

– Не знает ли кто-нибудь из менестрелей или жонглеров, находящихся на турнире, песни, которой вы собирались осчастливить наше собрание, чтобы сыграть ее за вас, в то время как вы будете петь?

– Боюсь, что ник… – Джауфре задумался, в то время как Пейре бросился к нему через зал и, держа белую лютню за гриф, встал на одно колено, преданно смотря в глаза принцу.

– Благородный сэр! Вчера я успел выучить вашу песню и уверен, что смогу исполнить ее не испортив.

– Ты уверен, что помнишь песнь о верной и преданной любви? – принц поднял Пейре с колен. – Ведь ты слышал мелодию лишь один раз?

– Этого вполне достаточно, – скромно потупился Пейре. – Верьте мне, сиятельный принц, ночью я наигрывал вашу мелодию много раз, потому что она запала мне в сердце.

– Решено. Ты будешь подыгрывать мне. Должно быть, Господь не случайно вчера послал мне тебя, если сегодня он отдает мою жизнь и честь в твои руки. Спаси же, мальчик мой, своего принца, и история не забудет твоего славного подвига, – он весело подмигнул Пейре и, показав на него очень довольному такому повороту вещей графу, оправил драгоценный пояс и, отдав слуге искалеченную гитару, вышел на середину зала.