Танцы с королями - Лейкер Розалинда - Страница 44

В Галерее живописи Огюстена и Маргариту уже ожидал хранитель, спокойный, учтивый человек, гордившийся своей должностью. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем разговаривать о картинах с людьми, интересующимися искусством. Маргарита готова была часами слушать его и всматриваться в портреты, натюрморты и пейзажи, поражавшие красотой и эмоциональностью. Имена художников, все неизвестные ей, звучали у нее в голове колокольным звоном: Тициан и Леонардо, Рафаэль, Гуэрчино и Бассано, Рубенс и Джорджоне и многие другие.

— Король — великий коллекционер, — сообщил ей хранитель, — и в особенности его привлекают болонская и венецианская школы живописи. — В этот момент они перешли от «Девственницы» Веронезе к портрету, от которого струилась необычайная духовная умиротворенность.

— Кто это? — спросила Маргарита.

— Это портрет кисти великого Леонардо да Винчи. Здесь изображена жена одного флорентийца, дель Джокондо. Ее звали Мона Лиза.

Она стояла, зачарованная прекрасной картиной, которая по своему размеру уступала большинству других, находившихся в галерее. В этих глазах, полных таинственности, и загадочной улыбке скрывалось нечто, напоминавшее Сюзанну де Фресней. Неужели обе они скрывали любовь к другому мужчине? Она чувствовала, что близка к правде.

Они ходили с хранителем по залам так долго, что и не заметили, как исчезли последние лучи вечернего багрового солнца и на смену естественному дневному свету пришло пламя свечей в настенных канделябрах. А празднество в парке было уже в полном разгаре. Маргарита и Огюстен покинули дворец точно таким же путем, как и вошли в него, и оказались на улице, где сразу же погрузились в теплую и влажную темноту. Можно было сберечь время и сократить путь, воспользовавшись выходом западного фасада, откуда перед гала-празднеством уже убрали часть строительных лесов, но Огюстен хотел пощадить чувства Маргариты. Ведь ей пришлось бы оказаться на том месте, где насмерть разбился ее отец. Он знал, что она постоянно думала об этом, ибо старалась не смотреть в направлении лесов, когда он вел ее мимо водных цветников по широкой лестнице к каскаду фонтанов Латоны, где их разгоряченные лица освежила завеса мельчайших капелек воды. Воздух был наполнен терпкими ароматами цветов и звуками музыки, создававшими ощущение удивительной гармонии природы и искусства. Они направились в Бальную рощу и с террасы посмотрели вниз на мраморную площадку, расположенную в центре и окруженную обширной гладью фосфоресцировавшей воды. Танцоры в шелковых и атласных одеждах, усыпанных драгоценностями, совершали симметричные передвижения и образовывали красивые калейдоскопические узоры. Взорам тех, кто наблюдал сверху, открывалось чрезвычайно эффектное зрелище.

Огюстен и Маргарита спустились вниз и, поймав ритм, сразу же плавно заскользили в танце. Свет тысяч свечей преломлялся в ее кулоне и зажигал восхитительный голубой огонь, который соперничал с блеском далеких звезд в вечернем небе. Маргарите вдруг захотелось танцевать до самого утра в этом волшебном месте. Семнадцать искрившихся брызгами водопадов обрушивались каскадом на позолоченные камни и литой чугунный орнамент, а навстречу им вздымались из прудов прямые, как стрелы, струи фонтанов. Здесь царила благодатная прохлада, которая была как нельзя кстати для танцующих в этот жаркий летний вечер.

В перерывах между танцами они присаживались отдохнуть на великолепно обставленной и украшенной террасе, где стояли шелковые кушетки. Когда же желающих потанцевать набралось столько, что нельзя было протолкнуться, Огюстен с Маргаритой наши более спокойное местечко — небольшую рощу с раскидистыми деревьями, где играл небольшой оркестр. Там танцевало с полдюжины пар, и все они по очереди заказывали музыкантам свою любимую мелодию. Огюстен воспользовался этим уютом и спокойствием, чтобы изредка целовать свою партнершу. Они не обращали никакого внимания на подходившие пары, пока вдруг не услышали рядом голос обратившейся к ним Сюзанны.

— О, и вы здесь! Повсюду столько людей, что мы давно уже ищем место попросторнее, где не будут толкать локтями и наступать на платье…

Вместе с ней был и Жак. Он тут же пригласил Маргариту, а Огюстен повел в медленном менуэте Сюзанну.

Маргарита, старавшаяся не слишком часто смотреть в их сторону, все же заметила, что они оба выглядели очень счастливыми и, склонив друг к другу головы, о чем-то оживленно беседовали. В то же время она не могла пожаловаться на недостаток внимания со стороны Жака, который не скрывал любопытства по поводу ее происхождения и истории знакомства с Огюстеном.

— Я что-то не могу припомнить, чтобы мы прежде встречались, — настойчиво продолжал допытываться Жак.

Маргарита решила, что пришло время сказать правду.

— Мы встречались, хотя вы, наверное, уже и не помните этого случая.

— Как это могло произойти? — Жак, забавляясь, вел себя как заправский ловелас, и это ухаживание было приятно Маргарите, потому что усиливало ее ощущение восторга. Она словно возносилась к небу, как богиня Диана, статуя которой отсвечивала с постамента темным мрамором, когда они проплывали мимо в танце.

— Попробуйте перенестись на семнадцать лет назад на первый великий королевский праздник в Версале, когда вы, Огюстен и еще два ваших товарища по мушкетерской службе остановились на постой в хижине ремесленника. Все это происходило в тот день, когда родилась я…

Жак уставился на нее в немом изумлении и открыл рот. Придя в себя, он тихо засмеялся, а она улыбалась, глядя на него.

— Кто бы мог подумать! Но как все-таки случилось, что Огюстен снова нашел вас?

Выражение ее лица слегка изменилось:

— Не спрашивайте меня об этом, особенно сегодня вечером. Это слишком печальная история, и у меня еще не зажили раны в душе, чтобы спокойно об этом рассказывать кому бы то ни было.

Жак успокаивающе сжал ее пальцы, и его лицо посерьезнело.

— Прошу прощения за свою ошибку.

Она подумала, что Жак самый добрый и отзывчивый из мужчин, и если бы он не вернул ее Огюстену, когда танец закончился, то с удовольствием потанцевала бы с ним еще. Затем все четверо двинулись по усаженному с обеих сторон деревьями проспекту Бахуса и Сатурна, чтобы полюбоваться фейерверками, взлетавшими в небо над большим каналом, где, возглавляя небольшую флотилию на своем прогулочном судне, плыл король. Время было уже позднее, и они, проголодавшись, направились в рощу, где были сервированы столы для ужина.

— Там тебя ждут нектар и амброзия, Маргарита, — смеясь, заявил Огюстен, и девушка, глядевшая на него счастливыми, влюбленными глазами, тоже засмеялась, почти поверив, что и в самом деле здесь можно будет отведать пищу богов.

От столов, поставленных вокруг тускло поблескивавшего пруда, доносились громкие нестройные голоса, иногда прерывавшиеся взрывами хохота. Люди подходили к столам, уставленным серебряными блюдами, подносами, кубками и графинами, и при свете канделябров утоляли голод, поглощая различные кушания, закуски и напитки. Огюстен, Сюзанна и Жак встретили здесь немало знакомых, которые сразу же принялись обсуждать возвращение Сюзанны в Париж. Маргарита, которую официально представляли каждому из них, из-за громкой музыки и шума веселящейся толпы не всегда могла расслышать их титулы и имена. Мужчины, пожиравшие ее сладострастными взглядами, стали наперебой расточать комплименты, которые временами заставляли ее морщиться: уж слишком они отдавали скабрезной двусмысленностью. Она быстро постигала нравы придворной жизни и переставала удивляться бесстыдной откровенности, с которой обсуждались самые интимные вопросы, касавшиеся любовных интрижек. Эти люди набрасывались на любую скандальную новость, как голодные собаки на брошенную кость.

Не впервые ей в голову приходила мысль о том, что Версаль вполне заслуживает сравнения с Олимпом. Ведь двор жил такой же очаровательной, полной бесконечных наслаждений жизнью, как и мифические создания. Беззаботное существование знати совсем не было похоже на те лишения, которые испытывали простые люди. Она жила исключительно ради своего удовольствия, и благополучие тех, кто находился на низшей ступени социальной лестницы, ничуть не волновало ее, если это не могло в той или иной степени повлиять на комфорт, которым она привыкла себя окружать. Надменность и тщеславие этих людей достигли наивысшей точки развития, поскольку они считали себя непогрешимыми. И какого бы высокого мнения ни была Маргарита об Огюстене, считая его исключением из общей картины, все же он принадлежал к знати, как и остальные, и был связан определенными традициями высшего света и правилами этикета. Он занимал определенное место в сферах, куда Маргарите никогда не было суждено проникнуть.