Танцы с королями - Лейкер Розалинда - Страница 106

Слова де Вальверде произвели на его любовницу впечатление совершенно противоположное тому, которого он ожидал. Она изумленно уставилась на него и спросила:

— Ты и в самом деле думаешь, что я поеду с тобой?

— А почему бы и нет? Твой одряхлевший супруг вряд ли будет скучать по тебе. По-моему, он впал в маразм и даже не замечает твоего отсутствия.

Женщина вырвалась из рук герцога. На ее лице было написано отвращение:

— Уж не воображаешь ли ты, что я по доброй воле оставлю двор, чтобы похоронить себя в Богом забытом месте? Это ты впал в немилость, а не я! Да и, признаться, мне порядком надоели твои странные желания и зверские выходки, от которых все мое тело покрылось синяками, а в заду горит так, будто я все эти дни только и делала, что садилась на кол. Не завидую тому несчастному созданию, которое выйдет за тебя замуж!

Она кинулась в спальню за своим плащом: больше здесь у нее ничего не было, ибо и ее, и его багаж уже находились в карете, и все было готово к отъезду, который ожидался сразу после утренней аудиенции, но не тут-то было. Де Вальверде, не помня себя от бешенства, схватил ее и дважды ударил наотмашь по лицу, глубоко расцарапав его массивными перстнями с бриллиантами, красовавшимися на каждом пальце, а затем бросил ее на пол. Пока она, завизжав от боли и страха, поднималась на ноги, герцог успел распахнуть дверь, а затем взял ее за шиворот и за ягодицы и выбросил из комнаты с такой силой, что женщина наверняка размозжила бы себе голову, если бы инстинктивно не выставила вперед обе руки. При этом одна рука сломалась в запястье. Затем дверь захлопнулась, и два гвардейца, стоявших на посту у апартаментов герцога, поспешили на помощь окровавленной и вопящей благим матом несчастной.

Герцог де Вальверде был неплохо знаком с планом Версаля, и высчитав, сколько времени займет у него путь до королевской часовни, понял, что успеет еще переодеться. Как бы ни была Сабатину ненавистна невеста, гордость не позволяла ему явиться на собственное бракосочетание в дорожном костюме. Камердинер герцога, исполняя его распоряжения, бросился к шкафу и стал вынимать оттуда один за другим камзолы, которые постоянно находились в этих апартаментах, а теперь должны были последовать вслед за Сабатином в его замок. Немного поколебавшись, он, в конце концов, остановил свой выбор на великолепном камзоле из пурпурного атласа с эффектно разлетавшимися фалдами и большими обшлагами. Этот камзол был так богато украшен золотым шитьем, что сам по себе мог стоять. Под стать ему был выбран жилет и более светлого оттенка штаны до колен с кремовыми чулками. На пальцах блестели перстни с рубинами, сапфирами и алмазами. Драгоценные камни были также вделаны в каждую пуговицу и пряжки на туфлях. Завершала весь этот ослепительно роскошный наряд пурпурная треуголка с перьями страуса. Герцог полюбовался на свое отражение в зеркале, которое держал перед ним камердинер.

— И все это зря… — с горечью вымолвил Сабатин, восхищаясь своей внешностью. — В Версале нет никого, будь то женщина или мужчина, кого бы я не смог затмить этим великолепием. Пусть проклятый Бурбон сдохнет побыстрее, а кости его сгниют где-нибудь на сельском погосте, еще более глухом, чем в моем Перигоре.

Камердинер в страхе отвернулся и незаметно для своего хозяина перекрестился. В этом человеке явно было что-то сатанинское, и при известной доле воображения кто угодно мог себе представить, как сбывается это леденящее душу проклятье.

В это время Жасмин Пикард сидела в Палате Совета с неестественно прямой спиной и пепельно-серым лицом. Она аккуратно составила ноги вместе и инстинктивно сжимала в руках сложенный веер, словно это была спасительная соломинка. С ней не случился обморок, когда герцог Бурбонский, ошибочно полагавший, что она знала заранее о причине своего вызова во дворец, без обиняков приступил к делу. Услышанное было настолько ужасно, что ее разум отказывался это воспринимать. Она должна была выйти замуж за герцога де Вальверде, которого отправляли в ссылку и который почему-то не мог туда ехать холостым. Внезапно все стало на свои места. Вот главная причина того несчастья, которое постигло ее бедного отца, вот почему он так настаивал на ее срочном отъезде во Флоренцию, где она была бы в безопасности! Значит, Бурбон каким-то образом пронюхал о намерении Людовика поселить ее в Версале и решил опередить события, пока время было на его стороне.

— Я не выйду замуж за герцога де Вальверде. — В ее голосе прозвучала упрямая нотка, которую безошибочно узнали бы обитатели Шато Сатори. Раз упершись, эта своенравная девчонка твердо стояла на своем, хоть кол на голове теши. И только ласковые уговоры отца иногда оказывали на нее воздействие. — Я знаю этого человека только в лицо. Больше я ничего не скажу. Я буду ждать возвращения короля.

Герцог Бурбонский обладал бархатным голосом и вкрадчивыми манерами. Он откинулся назад в своем огромном позолоченном кресле и сочувственно улыбнулся:

— Я не стал бы вас к этому принуждать, мадемуазель, если бы не имел на то согласия вашего отца. Во всяком случае, он обещал, что поговорит с вами. К тому же у вас есть свобода выбора. Либо вы выходите замуж за герцога де Вальверде, либо проведете остаток дней в Бастилии.

Угроза лишь подстегнула Жасмин в ее упрямстве. Она с торжеством и презрением ответила:

— Король не потерпит вашего произвола и немедленно прикажет меня освободить.

— Ему будет неизвестно ваше местонахождение. В Бастилии есть глубокие подземелья, где узники скоро забывают даже, как их зовут.

— Мой отец сразу же отправится к королю и расскажет ему все!

Бурбон вздохнул с деланным сочувствием:

— Увы, но вашим родителям придется разделить участь их дочери. Я не столь жесток, чтобы разлучать вас, да еще при таких обстоятельствах. Разумеется, барон Пикард недолго протянет в своем теперешнем состоянии, но зато утешением вам послужит то, что матушка ваша останется при вас, пока ее не похоронят на тюремном кладбище.

Теперь Жасмин поняла, что потерпела поражение, и понурила голову, словно на нее физически давила тяжесть вынесенного приговора. Ей пришлось закусить нижнюю губу до крови, чтобы не потерять самообладания и не расплакаться перед этим ужасным человеком, власть которого, похоже, не знала границ. У ее отца был точно такой же выбор. Неповиновение воле герцога Бурбонского было чревато непоправимой бедой для всех близких. Ей больше не хотелось плакать. Вместо слез в ее глазах стояла ненависть и отвращение к тому, что ждало ее впереди. Однако пути назад не было. Она медленно подняла голову и встретила уверенный, ждущий взгляд Бурбона.

— Дайте мне перо и бумагу, чтобы я могла написать своим родителям.

— Возьмите все, что вам нужно, у меня на столе и пишите.

В отпущенные ей четверть часа Жасмин написала длинное письмо. Едва лишь она успела его запечатать, как вернулся герцог, который должен был отвести ее к жениху. В письме не делалось никаких намеков на Бастилию, ибо Жасмин была уверена в том, что Бурбон прочитает его перед отправкой, и не хотела рисковать. Отец еще много месяцев не будет знать о ее судьбе, но ей хотелось обратиться и к нему в этом послании, которое получит мать.

— Вы готовы, мадемуазель Пикард?

Она кивнула, с удивлением заметив, что Бурбон успел переодеться в камзол с золотыми позументами. То, что этот фарс разыгрывался со всей помпезностью, присущей свадьбам персон, которые принадлежали к высшей аристократии страны, казалось ей кошмарным сном. Бурбон протянул ей руку, и она едва ощутимо взялась пальцами за его запястье. Где-то внизу ее живота прятался страх, похожий на тяжелый холодный камень. Они двинулись в долгий и торжественный путь через государственные покои в королевскую часовню.

Под высокими сводами раздавались громовые раскаты органной музыки, когда в церковь вошла Жасмин, сама себе показавшаяся крошечной шахматной фигуркой в этом огромном храме Бога, поражавшем не только размерами, но и великолепными пропорциями всех своих частей. Внутри уже собралось на удивление много народу: жены правительственных чиновников, которые любили поглазеть на чужие свадьбы, придворные, по тем или иным причинам не последовавшие за королем в Фонтенбло, и просто посторонние люди, гулявшие по парку и решившие осмотреть часовню и помолиться Богу, а вместо этого оказавшиеся свидетелями бракосочетания. В этой толпе Жасмин разглядела и свою горничную, смотревшую на нее с состраданием: ее глаза были мокрыми от слез. Жозетта, с таким нетерпением ожидавшая поездки в Версаль, теперь принимала близко к сердцу несчастье своей молодой хозяйки. Лишь крестьянским девушкам нравится жить в деревне.