На качелях между холмами - Самарский Михаил Александрович - Страница 34

— А вы знаете Бродского?

— Ваську? Это на четырнадцатом участке. А он тоже ваш родственник?

— Да нет, какой Васька? — опешил я. — Иосифа. Иосиф Бродский — поэт.

— Не-е-е-е, — замотал головой мужик, — здесь такого поэта нет, я тут давно работаю.

— Он не здесь похоронен, — сказал я.

— Ну, а раз знаешь, что не здесь, тогда зачем спрашиваешь? — нахмурился рабочий.

— Стихи он писал хорошие, — говорю я. — «Смерть — это только равнины. Жизнь — холмы, холмы».

— Что ж тут хорошего? — хихикнул мужик. — Холмы — это могилы. Какая ж тут жизнь? Под каждым холмом смерть. Нет, не знаю я такого поэта. Мне Пушкин нравится. Красиво писал. Слышали?

— Это Лермонтов, — сказала Маша. Если бы не она, я бы поверил пьянице.

— Да нет, Пушкин, — возразил рабочий.

— Поэма «Мцыри», — уточнила Мария.

— Да я знаю, что «Мцыри», — выпятив губу, произнес мужик, — а разве ее не Пушкин написал?

— Нет, Лермонтов.

— Ты смотри, — покачал головой рабочий. — А я сколько раз читал стихи, никто меня ни разу не поправил. Хорошо, я проверю. Не обманываешь?

— Ну, что вы, дяденька, — смутилась Машка. — Я точно знаю.

— Молодец, молодец, верю, — заулыбался мужик, но, спохватившись, сделал серьезное лицо. — Так, значит, никто вам не сообщил о смерти дедушки? Вот беда-то какая. А вы где живете?

— В Москве, — опередил я Машку, которая, как мне показалось, хотела доложить, что мы из «Черешневых садов».

— Вон оно как! — протянул сторож. — Жаль, жаль… нужно было хоть соседям телефон оставить. Наверное, собирался еще долго жить. Шестьдесят лет — мало, конечно. Он что, заболел?

Если бы мы задержались на кладбище еще минут десять, я бы точно нагрубил подвыпившему рабочему. Хоть я и ненавижу этого слова, но вот здесь применю именного его — «невыносимый» этот мужик, ужасно невыносимый.

— Ладно, — я взял Машку за руку, — пойдем мы. До свидания.

— Прощевайте, — ответил рабочий, — передавайте привет родителям. А они-то чего не приехали?

Я не стал ничего отвечать, махнул рукой, и мы с Машкой направились к выходу.

По дороге домой Машка вдруг предложила разыскать сыновей Владимира Григорьевича и съездить к ним. По правде говоря, меня и самого посетила такая мысль. Допустим, отец не хотел, чтобы дети участвовали в его похоронах. Но теперь-то уже все позади. Может, хоть могилу отца захотят повидать. А может, памятник поставят. Наверняка поставят. Я спросил у Машки, что она думает по этому поводу.

— Я думаю, поставят, — ответила она. — Теперь-то у них денег будет много. Дом продадут и поставят памятник. Я не верю, чтобы они вот так взяли и насовсем забыли об отце. Так не бывает.

— А ты откуда знаешь? — усмехнулся я. — Мало ли сволочей на свете? Есть даже такие, кто и о детях своих забывает.

— Ну, все равно давай их разыщем. Вот только адрес как узнать?

— Адрес — это ерунда. Приедем домой, в Интернете посмотрим. Телефон-то есть.

Глава 23

Оказалось, Рактины живут в Москве на улице Кошкина. Это действительно недалеко от метро «Кантемировская». На следующий день мы нашли без труда их дом и квартиру. Звоню в дверь. На пороге появилась тетенька, как мне показалось, слегка подвыпившая.

— Здравствуйте, — говорю. — Нам нужен кто-либо из Рактиных.

— А кто именно?

— Стас, Олег или Владислав.

— А я не подойду? Меня зовут Наташа. — Тетка развела руки. Да, я не ошибся. Наталья явно была, как говорит мой дед, под мухой. За ее спиной выросла вторая женщина, полноватая и с черными как смоль волосами.

— Нет, нам нужен кто-то из мужчин, — говорю.

— А что случилось? Вы кто? — спросила вторая женщина, похожая на цыганку и тоже навеселе.

— Нас попросили кое-что им передать.

— Кто и кому им?

— Стасу, Олегу или Владу, — повторил я имена.

— Стас — это мой муж, — процедила вторая тетка. — Передавай мне.

— А Влад — мой! Можете и мне передать. Ксюша, — обернулась Наталья, — а ты этих ребят не знаешь?

— Откуда? — хмыкнула Ксюша и, нахмурив брови, спросила у нас: — Так вы скажете или нет, зачем пожаловали?

— Извините, — сказал я. — Но нам нужны мужчины.

— То есть с женщинами вы говорить отказываетесь? — скривила губы Ксюша.

— Понимаете, — говорю, — это очень деликатное дело, нас попросили…

— Кто попросил? — подбоченилась женщина. — Кто такой?

— Это не имеет значения, — отвечаю.

— Как это не имеет значения? Вы пришли ко мне домой и стоите тут кочевряжитесь. Может, вы аферисты какие.

— Что вы такое говорите, тетя? — вмешалась Машка.

— А ты стой, помалкивай, племянница! Я не к тебе обращаюсь.

— Зачем вы так? — напрягся я. — Мы же ничего плохого вам не сделали.

— Не сделали? — захохотала Наталья. — Вы помешали нам отдыхать.

— Извините, мы…

— Мы сейчас милицию вызовем и проверим, зачем вы тут по чужим квартирам шастаете, — перебила Наталья.

— Да вызывайте, — процедил я сквозь зубы. — Мы не шастаем, а пришли по делу, но не к вам, а к Рактиным. Нам нужны мужчины…

— Пошли в жопу отсюда, малолетки! — неожиданно заорала Ксюша. — Я сейчас на вас собаку натравлю.

— Всего вам доброго, — сказал я, и мы с Машкой уже развернулись, чтобы уйти, как на пороге вырос маленький, толстенький, с заспанными глазами мужчина лет тридцати.

— Ну, я Стас. Чего нужно?

— Вы знаете, — тихо сказал я. — Ваш папа умер.

— Чего?

— Владимир Рактин ваш отец?

— Ну да, — кивнул Стас, протирая глаза.

— Он умер. Похоронен на Богородском кладбище.

— Вы это серьезно? Или вас этот старый пердун подослал? Интригу какую-то придумал? Все шуточки…

— Разве с такими вещами шутят? — опешил я.

— Точно умер?

— Точно.

— А ну-ка, погодите, не уходите. Щас, я брякну, секунду. — Он вынул мобильник и, набрав номер, заговорил в трубку: — Слышь, Влад, тебе повезло. Да я серьезно говорю. Да… посылай всех. Да я тебе говорю. Какой кредит? Забудь. Сквалыжник наш крякнул… Ну да. — Он оторвался от трубки и спросил у меня: — Когда он умер-то?

— Четыре дня назад, — ответил я.

— Слышь, четыре дня назад. — Стас продолжал кричать в трубку. Затем, отключив телефон, протянул мне руку: — Ну, спасибо, брат, за хорошую новость. Обрадовал. Ты не представляешь, какой это был скряга, царство ему небесное…

Я не подал ему руки. Мы с Машкой развернулись и, минуя лифт, бросились по лестнице вниз.

— Какие сволочи, — уже на улице выдохнула Машка. — Представляешь, им говорят, что отец умер, а они благодарят за хорошую новость. Какой ужас…

— Шакалы, — произнес я. — Шакалы всегда так себя ведут…

Перед тем как отправиться в обратный путь, мы решили подкрепиться. Поскольку суши для Машки — это не еда, мы остановили свой выбор на Макдоналдсе. Хотя я уже много раз слышал, что есть в Макдоналдсе опасно — дескать, вредно и все такое, — мне здесь нравится. Быстро, вкусно и относительно недорого. Хотя у меня и к Макдоналдсу есть одна претензия. Не ко всем ресторанам, а к тем, где руководители не думают головой. Посудите сами.

Захожу в туалет. Взрослый мужчина держит на руках свое чадо лет трех над писсуаром. Пацан весь скукожился, согнулся, ему ужасно неудобно, отец тоже стоит в какой-то непонятой позе. А писсуаров целых три. Скажите, ну неужели нельзя один из них сделать пониже, чтобы вот так не издеваться над малышами. А еще говорят, что Макдоналдс — это лучший ресторан для детей. Раз уж вы так заявляете, так позаботьтесь и о маленьких посетителях. И, кстати, эта претензия распространяется на все заведения, где бывают дети. Что это за руководители, которые не думают о маленьких детях? Я понимаю, где маленькие туалеты, один унитаз или писсуар. Но там, где их много, хотя бы один должен стоять для ребенка. Если среди моих читателей есть руководители всяких там заведений, пожалуйста, возьмите это на заметку. Не ставьте маленького человечка в неудобное положение и в дурацкую позу. Это противно.