Человек дождя - Флейшер Леонора - Страница 6

— Куда мы направляемся? — спросила Сюзанна, когда Чарли взялся за ключ зажигания.

— Увидишь.

— И все-таки, — настаивала она.

— Ист-Волнет-Хиллз.

В этом районе Цинциннати почти не было прохожих и машин. Дома здесь были солидные, настоящие дворцы. Каждый занимал по крайней мере десять акров. Здесь соседи не перекликаются через забор и не бегают друг к другу за солью. Все это место словно шептало: «Деньги». Потому что кричать об этом было ниже его достоинства.

— Вот оно гнездо, родное гнездо, — саркастически произнес Чарли.

Сюзанна вышла из машины и, пораженная, остановилась перед огромным домом Сэнфорда Бэббита с каменными колоннами, домом, где Чарли жил вплоть до того таинственного дня, когда он, совсем мальчишкой, покинул его.

Чарли вышел из машины и поднес чемоданы к подъезду.

— Как ты мог уйти… от всего этого?.. — выдохнула Сюзанна.

Увиденное просто ошеломило ее, она никак не могла связать в своем сознании Чарли Бэббита, которого знала, и этого, нового.

— Благодарю, — коротко сказал Чарли.

— Я не могла себе представить.

Но Чарли не слушал. Он поставил чемоданы и направился к двум автомобилям, стоявшим рядом под навесом, на дорожке, ведущей от дома к гаражу. Там был серебристо-каштановый «роллс-ройс», но не он привлек внимание Чарли.

Это был «бьюик роудмастер» с откидным верхом, выпуска 1949 года, того самого благословенного года, последнего перед тем, как появились эти чудовищные машины-бронтозавры с хвостами-килями. Окрашенный в сочный кремовый цвет, автомобиль сверкал глянцем, наведенным заботливыми руками. Все в нем было безупречно — от великолепной полировки до ярко-красных кожаных сидений, от щитков над капотом до зубастых решеток радиатора, от фирменного знака «бьюика» на кузове до круто наклоненного назад ветрового стекла. Он был красивым, необыкновенным, породистым, и на лице Чарли отразилось полное одобрение.

Вид двухцветного «роллса» ошеломил Сюзанну.

— Он был биржевым маклером?

— Владельцем инвестиционного банка, — ответил Чарли, не отрывая глаз от «бьюика». — Они отличаются тем, что одеваются с большим вкусом. — Он любовно провел рукой по кузову автомобиля.

Сюзанна отвлеклась от «роллса» и была приятно поражена «бьюиком».

— Замечательная машина, — восхищенно сказала она.

— Я знал эту машину сколько себя помню, — сказал Чарли и добавил: — А сидел за ее рулем всего один раз.

Что-то в его голосе заставило Сюзанну резко обернуться, но он отвел глаза и ничего больше не сказал.

На огромной клумбе, выложенной камнями, росли великолепные кусты роз. Сюзанна, любившая цветы, нашла там несколько редчайших сортов. Но они увядали, их листья были покрыты пылью, а кончики лепестков пожухли.

— Следовало бы полить их. Они погибают.

Чарли бросил на розы презрительный взгляд, который, казалось, мог испепелить их на месте.

— Не беспокойся за них, — перебил он Сюзанну.

Еще одна неожиданность. Что он мог иметь против этих роз?

Сюзанна вслед за Чарли поднялась по ступенькам к парадной двери и ждала, пока он выудит из кармана ключи. Когда они вошли в дом, Сюзанна раскрыла рот, изумленная окружающим ее великолепием. Они оказались в просторном холле, переходившем в огромную лестницу, ведущую в верхнюю часть дома. Там были зеркала высотой не менее девяти футов, в золоченых рамах в стиле барокко. Они висели друг против друга, так что отражения Чарли и Сюзанны уходили в бесконечность, как на полотнах эпохи Ренессанса. Дом был пуст. В этот воскресный день в честь памяти Сэнфорда Бэббита всем без исключения слугам был дан выходной.

Чарли толкнул дверь в гостиную, и она открылась. Им в ноздри ударил резкий запах мебельной полировки, смешанный с затхлым запахом давно не проветриваемого жилья и пыли, собиравшейся на шторах вне зависимости от того, как часто по ним проходились пылесосом. Гостиная была огромной, похожей на океан из дорогих восточных ковров, по которому, как величественные, роскошные лайнеры, плавали тяжелые громады антикварной, красного дерева, мебели.

На стенах торжественно висели картины в резных золоченых рамах, в них не было ничего особенного, смелого или оригинального. Тем не менее они оставляли впечатление роскоши и могущества, привычного богатства и мертвого молчания, мрачной тишины. Невозможно было даже вообразить, что в этой комнате раздавался смех, или раздраженные голоса, или слова любви. Это было место для событий, а не для чувств. Тем не менее чувства посещали эту комнату, и чувства сильные.

Чарли Бэббит долго стоял в дверях и внимательно оглядывал гостиную, дюйм за дюймом.

— Что с тобой? — спросила Сюзанна, не в силах ничего понять по его лицу.

Он не посмотрел на нее и заговорил скорее сам с собой, чем с девушкой:..

— Когда я сказал ему, что ухожу… я стоял на этом самом месте… Он сидел… на этом стуле…

Чарли покачал головой, словно хотел стряхнуть с себя эти воспоминания. Потом, взяв Сюзанну за руку, он повел ее по дому, показывая ей все: огромные кухни (их было две, и в каждой своя прислуга), столовую с настенными канделябрами и люстрой, висящей прямо над длинным столом, за которым могли бы поместиться двадцать человек; великолепную библиотеку, с рядами высоких стеллажей, уставленных книгами в кожаных переплетах с золочеными корешками; бесконечную череду просторных спален на втором этаже, в каждой из которых были каменные камины, необъятные кровати и отделанные мрамором ванные комнаты.

Тем не менее Сюзанне больше всего понравилась скромная комнатка на третьем этаже, которая принадлежала Чарли, когда он еще жил здесь.

Это было типичное обиталище мальчишки-подростка, словно сошедшее с киноэкрана. Узкая койка, стены, увешанные вымпелами, полученными за победы на бейсбольных соревнованиях, блестящие модели военных самолетов, МИГов и F-14.

Здесь ничего не изменилось с тех пор, как Чарли покинул этот дом, даже его грязные рубашки так и остались лежать в стенном шкафу.

Эта кушетка, эти старые книжные полки, заполненные классикой вроде «Острова сокровищ» и «Робин Гуда», никак не вязались с тем Чарли, которого Сюзанна знала, хладнокровным Чарли Бэббитом, который быстро говорил и быстро надувал. И в этом было что-то трогательное. Таким Чарли Бэббита в Лос-Анджелесе не знал никто, кроме нее.

Перебирая вещи в его стенном шкафу, Сюзанна извлекла оттуда старые коробки со всякими безделушками и расположилась на полу, рассматривая их. Фотографии, альбомы с автографами, плакат группы «Кисс», тексты старых хитов. Ей было забавно совершить это путешествие в прошлое своего возлюбленного. Она подняла глаза на Чарли, который с ласковой улыбкой наблюдал за ней.

— Как здорово!

— Для впавшей в детство у тебя слишком красивые ушки, — заметил он.

— Я не впала в детство. Мне просто интересно. Ты был его единственным сыном. Ты родился, когда ему было… сколько? Сорок пять или около того? Возможно, он уже думал, что у него никогда не будет сына, — Сюзанна в сомнении прикусила губу, но все-таки продолжила, — поэтому он не мог не любить тебя.

Склонившись к ней, Чарли начал ласкать мочки ее изящных ушей.

— Так почему же он ненавидел тебя? — продолжала настаивать она.

— Розовые ушки… с пятнышком… вот здесь.

Сюзанна знала, чего он хочет. Он не хотел говорить о своем отце и их с ним отношениях. Он хотел снять свой траурный костюм. Он хотел ее, здесь, в своей детской комнате, на своей старой кровати, чтобы дух того мальчишки, которым он был, встретился с мужчиной, которым он стал.

Неожиданно Сюзанне захотелось того же.

Потом она облачилась в его старую, пропахшую потом рубашку, надела его джинсы с закатанными штанинами. Ни одна из его старых вещей ему уже больше не годилась, и он остался обнаженным по пояс, надев лишь брюки от костюма. Они вместе обежали весь дом, поедая все, что им попадалось в холодильниках на кухне и на полках в кладовой — консервы из маринованных устриц, отборных крабов, вишневое и ванильное мороженое. Они были как дети, оставленные без присмотра в самом большом и дорогом кукольном домике на свете.