Неизвестные приключения Шерлока Холмса - Карр Джон Диксон - Страница 8

— Вот как…

— С другой стороны, — возбужденно продолжил мистер Эппли. — Трелони никто не убивал, да и не за что было убивать его. Самый выдающийся судебный эксперт заявил, что он не нашел никаких причин смерти.

Секунду-другую в гостиной стояла мертвая тишина, не доносился даже шум с улицы, потому что окна были плотно закрыты и задернуты шторами от солнца.

— Уотсон, дорогой, — мягко сказал Холмс, — будьте любезны, подайте мне ту глиняную трубку, что на полочке над диваном. Благодарю вас. Знаете, мистер Эппли, я недавно сделал открытие. Глина чрезвычайно способствует мыслительному процессу. Так, а где у нас ведерко для угля? Я хотел бы предложить вам сигару.

— Cras ingens iterabimus aequor[3], — процитировал викарий Горация и пригладил перепачканными чем-то пальцами свои забавные бакенбарды. — Спасибо, но не сейчас. Я не в состоянии курить. Не могу! Это вызовет у меня приступ удушья. Понимаю, я должен более подробно и точно изложить вам все факты. Но это непросто, Наверное, я произвожу на вас впечатление человека несколько рассеянного?

— Пожалуй.

— Что верно, то верно, сэр. Видите ли, в молодости, перед тем как посвятить себя церкви, я страстно хотел изучать медицину. Но мой покойный отец воспротивился этому из-за моей рассеянности. «Если ты, не дай Бог, станешь доктором, — говаривал он, — то когда пациент придет к тебе с жалобой на кашель, ты усыпишь его хлороформом и вырежешь ему желчный пузырь, вместо того чтоб прописать микстуру».

— Так-так, — нетерпеливо сказал Холмс. — И вот вы обеспокоились этим происшествием с мистером Трелони, — продолжил он, не сводя с клиента пронзительного взгляда, — и наверняка, прежде чем сесть в поезд этим утром, просмотрели несколько книг из вашей библиотеки. Так?

— Да, сэр. То были книги по медицине.

— Вероятно, не слишком удобно держать книги на высоко расположенных полках?

— Да, сэр, не слишком удобно. Но что делать, если книг так много и места им в кабинете не хватает… — Тут викарий умолк. Длинное лицо, обрамленное бакенбардами, вытянулось еще больше, а рот изумленно приоткрылся. — Я уверен, совершенно уверен, — растерянно начал он, — что и словом не обмолвился о моих книгах и высоте полок в моем кабинете! Как вы догадались?

— О, это сущий пустяк. Так же, к примеру, я догадался о том, что вы холостяк или вдовец и за хозяйством у вас следит довольно неряшливая экономка.

— Поразительно, Холмс! — воскликнул я. — Не только мистеру Эппли, но и мне хотелось бы знать, как вы об этом догадались.

— Пыль, Уотсон. Пыль!

— Какая пыль?

— Будьте добры, взгляните на кончик указательного пальца правой руки мистера Эппли. Он испачкан чем-то темно-серым. Такого рода пыль обычно скапливается на книгах. Впрочем, пятна эти немного побледнели и смазаны, поскольку трогал он книги рано утром. А поскольку мистер Эппли мужчина высокий и с длинными руками, очевидно, что он доставал эти книги с одной из верхних полок. Что же касается скопившейся в кабинете пыли, надеюсь, нетрудно догадаться, в чем дело. Это объясняется тем, что в доме нет аккуратной жены, а есть только неряха экономка.

— Блестяще! — восхитился я.

— Показуха, — отмахнулся Холмс. — Прошу прощения у нашего гостя за то, что прервал рассказ этим никчемным замечанием.

— Совершенно непонятная, загадочная смерть! Но вы еще не слышали самого худшего, — продолжил наш посетитель. — Должен сказать, что у Трелони остался в живых лишь один родственник. Племянница, девушка двадцати одного года. Ее имя Долорес Дейл, она дочь покойной миссис Копли Дейл из Гластонбери. Несколько лет эта юная леди вела хозяйство мистера Трелони в его прекрасном большом доме под названием «Отдых праведника». И всегда подразумевалось, что именно Долорес, помолвленная, кстати, с прекрасным молодым человеком по имени Джефри Эйнсворт, унаследует дядюшкино состояние. Я вам вот что скажу. Нет и не было на свете создания более доброго и прекрасного, волосы ее темнее и роскошнее моря, описанного великим Гомером, и временами она вся так и вспыхивает, так и горит огнем, тут сказывается, видно, южная кровь, и…

— Да-да, — пробормотал Холмс, закрыв глаза. — Но кажется, вы говорили, что мы еще не слышали самого худшего?

— Ах да, верно. Вот вам факты. Незадолго до смерти Трелони вдруг изменил свое завещание. С упрямством и взбалмошностью выжившего из ума старца он лишил свою прелестную племянницу всего. Трелони, видите ли, считал ее легкомысленной и переписал завещание в пользу моего племянника, доктора Пола Гриффина. Ну и скандал же у нас разразился! Две недели спустя мистера Трелони находят мертвым в постели, и мой несчастный племянник попадает под подозрение в убийстве.

— Если возможно, подробнее, — попросил Холмс.

— Ну, прежде всего, — начал викарий, — попробую описать, что представлял собой покойный сквайр Трелони. Человек самых строгих нравов, неукоснительно придерживающийся традиций. Так и вижу его перед собой: высокий ширококостный, с крупной головой и седой бородой, которая казалась серебристой на фоне коричневого, словно вспаханное поле, лица. — Заметив ироничный взгляд Холмса, викарий спохватился: — Каждый вечер он удалялся к себе в спальню и прочитывал там одну главу из Библии. Потом заводил часы, которые к тому времени уже почти выдыхались. Ну а затем, ровно в десять, ложился спать и поднимался каждое утро ровно в пять.

— Минутку, — прервал его Холмс. — Скажите, Трелони когда-нибудь изменял своим привычкам?

— Ну, иногда чтение Библии так поглощало его, что он засиживался допоздна. Но такое случалось редко, мистер Холмс. Думаю, в расчет этого можно не принимать.

— Спасибо, вы дали исчерпывающий ответ.

— Теперь второе. С прискорбием должен отметить, что Трелони был не в лучших отношениях с племянницей. Слишком уж суров был, почти жесток. Как-то раз, случилось это два года назад, он высек бедняжку Долорес ремнем для затачивания бритвы, а потом запер в комнате и посадил на хлеб и воду. И только за то, что она посмела съездить в Бристоль, посмотреть там комическую оперу Гилберта и Салливана «Терпение». Так и вижу ее, страдалицу, слезы ручьем бегут по розовым щечкам. Увидев бедняжку, вы тоже простили бы ее за грубые выражения в адрес дяди. «Старый черт, — прорыдала она. — Старый черт!»

— Правильно ли я понимаю, — снова перебил его Холмс, — что будущее благосостояние юной леди целиком зависело от денег дяди?

— О нет, далеко не так. Ее жених мистер Эйнсворт — преуспевающий молодой адвокат, карьера его развивается весьма успешно. Сам Трелони был одним из его клиентов.

— Мне показалось, вы несколько опасаетесь за своего племянника, мистер Эппли, — сказал Холмс. — Но очевидно, доктор Гриффин состоял в хороших отношениях с мистером Трелони, раз тот завещал ему все свое состояние?

Викарий нервно заерзал в кресле.

— Отношения их связывали самые дружеские, — поспешно ответил он. — Однажды Гриффин даже спас сквайру жизнь, в буквальном смысле слова. И вместе с тем, должен признать, он человек горячего, даже буйного нрава. Наши жители настроены против него, не могут простить ему грубости и горячности. Если в полиции сочтут, что Трелони умер не своей смертью, моего племянника тотчас же арестуют.

Викарий умолк и оглянулся. В дверь настойчиво и громко стучали. Секунду спустя она распахнулась, и мы увидели миссис Хадсон, которая маячила за плечом худенького коротышки с крысиным личиком, в клетчатом костюме и с котелком на голове. Когда он увидел в комнате мистера Эппли, в жестких голубых глазах его мелькнуло удивление. Он застыл на пороге.

— Да у вас просто дар, Лестрейд, обставлять свое появление самым драматичным образом, — насмешливо заметил Холмс.

— И делать тем самым кое-кому неприятный сюрприз. — Детектив снял шляпу и положил ее рядом с газовой лампой. — Судя по тому, что преподобный отец здесь, должно быть, уже известно о маленьком, но крайне неприятном происшествии в Шотландии. Факты вполне очевидны, все ясно и просто, как пограничный столб, верно, мистер Холмс?