Повесть былинных лет - Леженда Валентин - Страница 46

Собачий гвалт затихал вдалеке.

— Пора! — решительно подбодрил себя юноша, однако ликовать пока было преждевременно.

Приключившаяся с ним оказия была из самых худших, хуже в общем-то некуда. Во всяком случае, виселица на этот раз ему обеспечена. Предадут теперь Луку анафеме, как какого-нибудь Пашку Расстебаева, а все из-за минутной слабости.

И перед тем как броситься бежать, парень не удержался и прочел вслух только что сочиненное двустишие:

Воистину звучало сие как пророчество.

ГЛАВА 16

О происшествиях разных да о поэзии

— Как, однако, отлично я выспался! — Муромец сладко зевнул и с удовольствием потянулся.

— Ты-то выспался… — проворчал Колупаев, — а я вот всю ночь по лесу бегал, Буцефала ловил. Нет чтобы помочь, дрых аки сурок.

— Дык а что случилось? — Илья пожевал губами, обнаружив у себя во рту какую-то непонятную нитку.

— Да Лесовик, скорее всего, местный шалил, — ответил Степан. — Свистом лошадь пужал. Такое, говорят, в этих лесах случается.

— Угу, — буркнул богатырь, вытаскивая изо рта длинную нитку, которой, похоже, не было конца.

— Эй, ты что это делаешь?!! — Кузнец с удивлением уставился на Муромца.

— Да сам не знаю, — прохрипел богатырь. — Гляди, прямо целый моток получается…

Илья наматывал нитку на указательный палец, а моток все увеличивался и увеличивался. Но, к счастью, вскоре нитка кончилась.

— Фух, — с облегчением выдохнул Муромец. — Чудеса в решете.

Покачав головой, Степан вывел Буцефала на дорогу.

— И куда теперь? — полюбопытствовал богатырь.

— До Разлив-переправы.

— А там что?

— Там паром!

— Через реку?

— Ага, а в чем, собственно, дело? Ты боишься воды?

Илья промолчал.

— Ты плавать-то хоть умеешь? — не отставал Колупаев.

— На втором месте опосля топора, — нехотя ответил Муромец.

— Не боись, Илья, у меня там лодочники знакомые. Все пройдет как по маслу…

Через час выехали к Разлив-переправе, вернее, к широченной речке, на берегу которой был сооружен небольшой причал да рядом стоял бревенчатый домик под соломенной крышей.

— Что за речка такая? — подивился Муромец, вглядываясь в далекий противоположный берег.

— Ижора, — пояснил кузнец, направляя телегу прямо к маленькому домику.

На воде у причала покачивалась некая плоская посудина, которую наивный Илья поначалу принял за дощатый настил для рыбной ловли.

— И на этом мы поплывем?!!

— Поплывем, поплывем, — подтвердил Степан. — Еще как поплывем. Эй, люди добрые, есть здесь кто?

Из домика тут же выскочили два озорных парня в совершенно одинаковых штанцах и косоворотках.

— У меня в глазах двоится или вы братья? — встряхнув головой, произнес Муромец. — Меда навроде я вчера как бы не пил.

— Мы близнецы, — хором ответствовали парни, и спрыгнувший с телеги Колупаев по очереди с ними обнялся.'

— Это Гребибля, — сказал кузнец, указывая на одного из близнецов, — а ентот Гребубля.

Илья очумело моргнул, ибо не видел во внешности братьев решительно никаких различий. Кто из них Гребибля, а кто Гребубля, они, пожалуй, и сами толком не знали.

— Сколько возьмете за переправу? — весело осведомился Степан.

— Для тебя, друг, все бесплатно, — улыбнулся Гребибля, а может быть, Гребубля.

Кузнец не стал спорить и повел слегка упирающегося Буцефала к шаткому парому.

— Мама, — тихонько заскулил сидящий в телеге Илья Муромец и на всякий случай крепко схватился за деревянные борта.

— Нормально, — кивнул Гребибля.

— Сейчас поплывем, — добавил Гребубля.

— Ядрить! — воскликнул богатырь, когда повозка неуверенно заехала на раскачивающийся паром.

Хотя какой это, к лешему, паром, уж скорее плот. Да и то много чести будет.

Паромщики взялись за багры. Колупаев снял веревку, привязанную к пеньку на берегу, и жуткая посудина медленно отчалила от берега.

— Нормально! — хором повторили братья.

— Качает, — скулил Муромец.

— Течение сильное, — пояснил кузнец. — Осенью почему-то в особенности.

Однако вопреки мрачным ожиданиям они не перевернулись, благополучно добравшись до противоположного берега. К концу этого водного путешествия Илью уже слегка трясло, хотя вообще-то богатырь держался молодцом.

Попрощавшись с близнецами, путешественники поехали по довольно накатанной дороге. По обе ее стороны стеной возвышался сосновый бор. Золотые стволы, земля, укрытая, словно ковром, сухой хвоей — все настраивало на умиротворенный лад.

Но вот впереди послышались звонкий собачий лай и дробный конский топот. Кузнец насторожился. Шум усилился. Из-за поворота стремительно выскочил небольшой конный отряд, во главе которого на белоснежном жеребце мчался князь Осмомысл Ижорский собственной персоной. Гладко выбрит, длинные черные волосы ниспадают на широкие плечи, ни с кем другим Осмомысла не спутаешь.

Охотничьи псы, утробно подвывая, бежали чуть позади удалой кавалькады. Хмурый князь, не менее хмурая дружина. Что же там у них могло случиться?

Узрев телегу, Осмомысл сбавил скорость и, подняв вверх руку, остановил свою вооруженную до зубов свиту.

— Ну, здравствуй, Степан, — мрачно приветствовал кузнеца князь, осаживая рвущегося вперед славного жеребца.

«Ого! — подумал Муромец. — Какие знатные у этого правдолюба знакомства!»

— При других обстоятельствах угостил бы тебя медом славным да баньку с дороги приказал истопить.

— А что стряслось, князь?!! — Колупаев почтительно снял шапку.

— Ищу одного суче… гм… мерзавца, — прищурился князь. — Может, видал на дороге такого? Молод, в меру смазлив, в женской исподней рубахе.

— Нет, такого я точно в глаза не видывал, — искренне изумился Степан. — Прости, князь, коль ничем не могу тебе помочь.

— Да уж, — невесело усмехнулся Осмомысл. — Мне вот на Вече уже выезжать надобно, а тут… еще и это.

И, не вдаваясь в лишние разъяснения, князь резко рванул с места. Верная дружина, лязгая начищенным до блеска оружием, поспешно понеслась следом. Громко залаяли собаки, и кавалькада быстро растворилась в придорожной пыли.

— Видал? — кивнул в их сторону Колупаев, натягивая поводья.

— Видал! — подтвердил Муромец. — А откуда ты князя этого знаешь?

— Да помогал ему один раз, — нехотя пояснил кузнец, — упырей в болотах Ижорских извести. Давняя то история и кровавая…

Илья поежился:

— Далее лучше не рассказывай.

Какое-то время ехали в обоюдном молчании.

Колупаев задумался, вспоминая давнюю охоту, и совершенно не обратил внимания на раздавшийся вдруг хруст ломающихся веток.

— А-а-а-а!!! — истошно завопил Илья, да так, словно его половец зарезал.

Мертвенно побледнев (вопль воистину был ужасен!), Степан обернулся.

В телеге шла борьба.

Дико воющий Муромец от кого-то неистово отбивался. Единственный, кто был совершенно спокоен, так это Буцефал, давно уже притерпевшийся к постоянным воплям богатыря.

Поплевав на ладони, кузнец грубо растащил дерущихся.

— Ты?!! — удивленно выдохнул он, узнав в юноше, облаченном в женскую исподнюю рубаху, Луку Пырьева.

— Это насильник!!! — фальцетом орал Муромец. — Извра… извращенец. Он на меня с дерева прыгнул.

— Спокойно!

Колупаев отпустил юношу.

— Братья русичи, богом Велесом заклинаю, помогите, — запричитал пиит. — Не дайте в обиду, ибо жизнь моя висит на волоске.

— Что, снова девку какую соблазнил? — усмехнулся Степан, успокаивающе гладя близкого к нервному срыву Илью по пустой головушке.

— Так и есть! — кивнул Лука. — Нечистый меня попутал.

— Уж не с женой ли Осмомысла ты давеча тешился? — с подозрением поинтересовался кузнец, хотя ответ и так был очевиден.

— С ней самой! — чуть не плакал юноша.