Повесть былинных лет - Леженда Валентин - Страница 27

Тихон поднял было руку, чтобы остановить телегу, но вовремя передумал. Однако рыжий мужик сам притормозил повозку, как только заприметил княжьих племянников.

— Никак дружинники Буй-тура Всеволода! — радостно воскликнул он.

Гришка с Тихоном оторопело переглянулись. Этого одноглазого они видели впервые в жизни. Откуда же он их знает?

— Куда путь держите? — спросил рыжий, со странным прищуром осматривая ратные кольчуги молодцов.

— В Новгород великий! — не очень дружелюбно отозвался Гришка.

— Ежели хотите, могу подвезти, — предложил мужик, — мне по пути. Одному вот ехать скучно, а в компании хоть какое-то да развлечение. Тем более что у меня балалайка есть.

Братья заколебались. Балалайка?!! У лихого человека? Енто навряд ли. Балалайка всегда русскому человеку внушала только доверие. Злодей играть на этом инструменте никак не мог. Злодеи по большей части играли на сопилках разных или на губной гармонике.

— Что ж, подкинь нас, коль тебе по пути, — принял решение Гришка, и они с Тихоном забрались на телегу и устроились между плетеными коробами.

— А ты куда путь держишь, мил человек? — спросил для приличия Тихон, когда повозка тронулась с места.

— К эллинам, в греческие земли, — ответил рыжий. — Товары заморские скупать.

— Так ты купец, что ли? — Мужичок на козлах усмехнулся:

— Купец? Ну навроде того.

Ох, и не нравился Тихону этот перевязанный глаз. Но отказываться от помощи, когда ее тебе за просто так предлагают, глупо. Хотя чтобы на Руси кто-то за просто так кому-то помогал? Бывают, конечно, чудеса. Только что-то не верилось Тихону в эти самые чудеса, оттого и держал он правую руку на булаве, зорко поглядывая по сторонам.

Но сия предосторожность, как выяснилось впоследствии, мало чем непутевым братьям помогла.

Степь стала заканчиваться, и впереди снова замаячил черный лес.

— В лес заезжать не будем, — решил Колупаев, легонько разворачивая Буцефала. — Поедем вдоль опушки, глядишь, на дорогу какую наткнемся.

— А вот это правильно! — обрадовался Муромец. — Нечего нам в том лесу делать, и так страху натерпелись. У меня теперь сон пропал на ближайшую неделю.

— Экий ты, братец, нервный!

— Дык тебе легко говорить. А я об Навьих колобках лишь сказки в детстве слыхивал. Откуда мне было знать, что они на самом деле существуют.

— Существуют, братец, еще как существуют. И не такая пакость в землях русских водится. Взять, к примеру, тех же бояр или половцев.

— Бояр? — удивился Илья. — Каких еще бояр?

— Ну как же? — Степан озадаченно потер лоб. — У тебя что, наступила послеанабиезная потеря памяти? Да-а-а-а… Русь ведь не всегда разрозненной была на махонькие удельные княжества. Раньше ведь она была единой! Все нас боялись. Половцы боялись, за окияном боялись, греки и ефиопы уважали. А нынче что?

— А что нынче? — подхватил Муромец, хрумкая кислым яблоком.

— А ничего, — ответил кузнец. — Развалилась Русь-матушка. Перессорились друг с другом князья расейские. Все, кому не лень, теперь ноги о нас вытирают. Совсем совесть, окаянные, потеряли. Совсем бояться перестали. Краинский удел вон окончательно обособился. До того краинчане обнаглели, что стали утверждать, мол, это от них, болезных, расейский народ произошел.

— Да ну?!!

— Вот тебе, Илья, и «да ну». Мол, мы, краинцы, всамделишные славяне, а расеяне да седорусы наши потомки. И бог Велес, по-ихнему, тоже якобы был краинцем.

— Велес?!!

— Он самый. На краинском языке вроде как грек ученый шпарил и сало жрал за трех хохлов-дураков. Вот так-то! Вы, расеяне, говорят, столько лет нас гнобили, не хотим теперь с вами никаких дел иметь. А кто их гнобил? Я до сих пор в толк не возьму. Все навроде мирно жили, как брат с братом, а потом бац… Нате вам, Велес был краинцем! И князь у них злой, ентот, как его, Богдан Шмальчук. Он у них не князем, а гетманом зовется. Говорит, у вас, расеян, никогда толка в государстве не будет. Все хотите как лучше, а выходит у вас как всегда. А ведь что мы, что они, едина кровь. Обидно это все, Илья, когда брат на брата крамолу нагоняет.

— Ну а бояре? — напомнил Муромец, громко отрыгнув.

— Ну а что бояре? — Колупаев грустно вздохнул. — Кому они теперь нужны? Остатки старой власти, когда Русь была еще единой. Они хотят сами без участия удельных князей земли расейские объединить, мечтатели новгородские.

— А отчего земли-то наши распались? — с совершенно невинным видом поинтересовался Илья, повергнув Степана этим вопросом в состояние шока.

Кузнец даже за голову взялся.

— Неужто и впрямь не знаешь?

— Не-а.

Ну что ты с этой орясиной богатырской поделаешь?

Видно, и впрямь части памяти во сне долгом лишился. Как же ты расскажешь ему все, да еще, по возможности, в двух словах.

— Правил тогда на Руси Великой царь один, Михайлом звали, — принялся объяснять Колупаев, хотя это была для него, как и для всякого русича, весьма больная тема. — Большой реформатор. С Мерикой вот дружил. Некоторые даже болтали, что он шпиен заокиянский, но енто, конечно, навряд ли. Решил этот Михаила однажды на всей Руси чудо-плод заокиянский, что кукарезой зовется, засеять. Все силы на это положил. Взошла кукареза по весне, а на вкус пакость пакостью. Начался голод, мор, война. Вот Русь после этого и распалась на удельные княжества.

— Дык а царь куда девался? — потер бычью шею Илья Муромец.

По лицу богатыря было видно, что сия тема глубоко ему безразлична. Просто он из вежливости хотел поддержать умный разговор, в котором сам ни лешего не смыслил.

— Сбежал царь тот за окиян, — снова горько вздохнул Степан. — Натворил на Руси дел, и был таков. А там его пригрели, теремом высоким наградили, золота дали, и было за что, такое мощное государство развалил! Енто же какой талант иметь надобно.

— Эге ж, — сладко зевнул Муромец и, кряхтя не менее сладко, потянулся.

Обогнули черный лес богатыри по дуге и вечером выехали к новой Преграде.

По всему выходило, что это все та же слюдяная стена, которую они видели на самом Краю Земли. Только вот Ерихонских труб тут не наблюдалось. И кабы не невзрачная избушка между Преградой и лесом, повернули бы Степан с Ильей обратно…

Как только они подъехали ближе, из избы тут же выбрался кряжистый маленький старичок в серой, длинной до пят рубахе и с зелеными волосами да зеленой бородой. Опирался старичок на кривую палку и очень резво спешил к незваным гостям.

— Никак сам Леший! — не поверил своим глазам Колупаев и даже на всякий случай несколько раз моргнул.

Муромец, как водится, тут же побледнел и, затравленно заозиравшись, попытался забраться под остановившуюся телегу.

— Куда? — Степан с неудовольствием ухватил богатыря за ногу.

— Ну, здравствуйте-здравствуйте, — скрипуче задребезжал Леший, с лукавой усмешкой глядя на то, как красный от смущения кузнец безуспешно пытается вразумить Илью Муромца.

— Вылезай, дубина! — гневно шептал Колупаев. — Не срами меня перед Лесным Владыкой…

Вблизи лицо Лешего оказалось усеяно забавными озорными веснушками зеленого цвета, как и волосы старика.

— Вижу, длинный путь расейские богатыри проделали, — продолжал Леший. — Страхов разных, наверное, на дороге натерпелись?

— Извини, Владыка, — виновато развел руками Степан. — Сам видишь, каков у меня попутчик. Может, хоть ты его успокоишь? Наотрез не желает из-под телеги вылезать. Вон конь даже нервничать начал.

— Отчего же не успокоить? — улыбнулся Леший, заглядывая под телегу. — Нехорошо, добрый молодец, я не желаю вам зла, я помочь вам хочу.

— Правда? — неуверенно донеслось из-за заднего колеса.

— Конечно, чистая правда! — кивнул Леший. — Меня сам Кукольный Мастер за вас просил. Помоги, говорит, славным богатырям, Лесной Владыка, в град Новгород по-быстрому попасть. Я вон даже заранее «скачок» для вас настроил. Завтра с утра уже можно отправляться.

— А что это такое, «скачок»? — изумленно поинтересовался Колупаев.