Потерянная невинность - Пикард Нэнси - Страница 24

Во всяком случае, таков был его план.

И он был на полпути к его осуществлению. Более чем на полпути, поскольку в данный момент он находился на перекрестке двух шоссе — 177 и I-70. К северу лежал Манхэттен, к западу находился Денвер, а на востоке был Канзас-Сити, где он жил последние семь лет. Строго на юг от того места, где он сейчас стоял, располагался Смолл-Плейнс. Туда вело шоссе 177, и ему оставалось преодолеть всего несколько миль. Насколько он помнил, кладбище выходило непосредственно на шоссе и располагалось к северу от города. Это позволяло навестить могилу матери, даже не заезжая в город. Он мог заскочить на кладбище, а затем сесть в машину и, никем не замеченный, вернуться домой. Но он в сотый раз задавался вопросом, в чем смысл этого путешествия. Он даже цветы не захватил, потому что не хотел, чтобы кто-то догадался, что он там побывал. И матери уже не было дела до его приезда. Хотя, возможно, ей и раньше не было до него никакого дела. К тому же все равно никто, включая отца, об этом не узнает. Так зачем вообще туда ехать?

— Ты смешон! — вслух произнес он.

Он ехал туда, повинуясь какому-то внутреннему импульсу.

В его душе зияла пустота, которую он надеялся заполнить, постояв у могилы матери. Вот и все.

Насос щелкнул, сообщив о том, что бак полон. Митч закрепил наконечник на колонке, сокрушенно покачал головой, увидев цену, и, не обращая внимания на то, что от его рук пахнет бензином, снова сел за руль. Выезжая на перекресток, он по-прежнему не знал, по которой из четырех дорог поедет. И понял, что «сааб» поворачивает на юг.

Всего несколько минут, и Митч оказался в самом сердце Кремниевых холмов, где он родился и провел детство.

Уже не первый раз за сегодняшний день он выпускал инициативу из рук, предоставляя событиям идти своим чередом.

Выезжая из Канзас-Сити, Митч и не помышлял о встрече с Эбби и о том, что она станет первым человеком, которого он увидит по возвращении «домой». Более того, он надеялся, что ему вообще удастся избежать встречи с ней. Но не доехав до города всего две мили, он увидел бело-зеленый указатель с надписью «Лужайки и ландшафты от Эбби», и снова его машина приняла решение за него, съехав с шоссе на узкую асфальтированную дорогу, быстро сменившуюся грунтом и щебнем. И вот он уже, как заправский фермер, мчится по полям, оставляя за собой клубы пыли.

«Но имя на указателе вовсе не означает, что эта дорога ведет к ней», — напомнил себе Митч. Кроме того, все это его уже давно не касается.

Но его машина упрямо ехала по дороге, с обеих сторон огороженной коричневыми столбами, соединенными колючей проволокой. Он отлично помнил, каково это — целый день копать эти ямы, а затем загонять столбы в землю. Он помнил и толстые кожаные перчатки, призванные защищать руки от порезов колючей проволокой, а также волдыри и царапины, которыми, несмотря на все ухищрения, были покрыты его ладони и пальцы после работы. Митч помнил обильные, жирные и необыкновенно вкусные обеды, ради которых в полдень все прекращали работу и вваливались в кухню хозяйки ранчо или в городскую кафешку.

Поросшие травой поля пестрели фиолетовыми, желтыми, розовыми и белыми цветами. Оказалось, что он до сих пор помнит их названия. С одной стороны от дороги паслись рыжие с белым герефордские коровы, а с другой — черно-белые ангусы. Время от времени из густой травы на обочине вспархивали птицы. Луговые жаворонки? Они стремительно взмывали ввысь и исчезали из вида.

Он уже успел пожалеть о том, что приехал именно весной, когда Кремниевые холмы поражали своей красотой, особенно удивительной в эти ранние утренние часы. Он совсем забыл, как прекрасны эти места в определенное время года, при определенном освещении, в хорошую погоду. Возможно, раньше он даже не замечал этой красоты. Возможно, он принимал ее как должное, наряду со свежими яйцами, родео и собаками, которых никто и никогда не привязывал. Посейчас, много лет спустя, глядя на окружающий ландшафт глазами взрослого человека, он вдруг осознал, что провел детство в самом сердце импрессионистского полотна. Все в нем протестовало против неизвестно откуда взявшегося восхищения. Лучше бы он приехал в разгар лютой зимы или палящего лета, когда только самые убежденные канзасцы способны любоваться пугающим своей суровостью пейзажем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Митч опустил окно, впуская в машину свежий воздух. Он впитывал в себя шорох колес по гравию, шум ветра в траве, пение птиц и жужжание насекомых. Спустя какое-то время он остановил машину и заглушил двигатель, желая насладиться этими звуками.

Через несколько мгновений он снова тронулся в путь.

Едва успев свернуть с шоссе, он понял, что эта поездка будет гораздо мучительнее, чем он предполагал. Митч забыл очень многое из своего детства. Но сейчас на него нахлынули воспоминания о том, как прекрасно было жить среди этих бескрайних просторов, о том, какой вид открывался с вершин этих холмов, о том, как приятно знать людей на многие мили вокруг. Он забыл это ощущение полной и безусловной защищенности. Он забыл, что это такое, когда тебя любят, — если не родители, то, во всяком случае, все остальные.

Это было настолько больно, что он чуть было не развернул машину и не отправился туда, откуда приехал.

Но тут он увидел второй бело-зеленый указатель с направленной на север стрелкой.

Темные очки и так скрывали половину его лица. Он потянулся к пассажирскому сиденью и нахлобучил на голову бейсболку, сразу почувствовав себя полным идиотом. Но меньше всего на свете он хотел неожиданной встречи с девушкой, которую когда-то покинул, уехав из этих мест. Если «Лужайки и ландшафты от Эбби» означали ту самую Эбби, случись ему встретить ее машину, движущуюся во встречном направлении, он хотел проехать мимо, оставшись неузнанным.

Он не просто покинул эту девушку. Он оставил ее… в постели.

«Выбрось эти мысли из головы!» — приказал он себе. И он их выбросил, но прежде перед его мысленным взором промелькнуло видение обнаженной шестнадцатилетней девочки, заставившее его почувствовать себя старым развратником.

Митч поплотнее надвинул бейсболку на лоб.

Он понял, что достиг цели поездки. Слева от дороги виднелась ограда, за которой стоял небольшой белый дом с зелеными ставнями, верандой и крыльцом. Он также обратил внимание на превращенный в теплицу хлев. За домом раскинулось целое поле молодых деревьев и кустарников, а также явно специально посаженных полевых цветов.

Все это смотрелось очень естественно и мило, хотя и весьма скромно.

Дом, как и хлев, не мешало бы покрасить. Припаркованный перед домом черный грузовик видал и лучшие времена, хотя рядом с ним стоял красный грузовик, побольше и поновее. Все указывало на то, что владельцы этого небольшого бизнеса работают в поте лица, чтобы удержаться на плаву.

Завидев дом, Митч притормозил, медленно проехал мимо и остановился поодаль.

Он уже собирался завести двигатель и умчаться прочь, как вдруг из дома, громко хлопнув дверью, выскочил высокий мускулистый мужчина довольно привлекательной наружности, очень похожий на ковбоя. У него даже сапоги были ковбойские, хотя он почему-то нес их в руках. Было видно, что жизнь успела его потрепать. Именно так отец Митча отзывался о пьющих и скитающихся с места на место людях. Ковбой в одних носках зашагал по щебню, которым была присыпана подъездная дорожка. Митчу показалось, что он чем-то разгневан и поэтому не ощущает впивающихся в ступни острых камней. И вдруг он его узнал. Господи Иисусе, да это же Патрик Шелленбергер, старший брат Рекса и по совместительству редкостный мерзавец!

Эбби вышла замуж за Патрика?

Прежде чем Митч успел сообразить, что все это может означать, дверь снова распахнулась, и он увидел девушку. Лучи едва поднявшегося над горизонтом солнца освещали ее лицо.

Сердце Митча на мгновение перестало биться.

Это была Эбби. Именно такой он ее запомнил.

Она что-то закричала вслед удаляющемуся Патрику, который в ответ поднял руку.