Выстрел издалека - Лезер (Лизер) Стивен - Страница 56

Оттерман никогда раньше не встречался с Гилбертом Фейнштейном, но, как ни странно, сразу узнал его, когда тот вышел из лифта. У Фейнштейна были слишком длинные и неряшливо подстриженные волосы – ничего похожего на модную прическу, – он немного горбился, а его взгляд был привычно устремлен в пол. Из досье следовало, что ему двадцать четыре года. Последний год он работал в кухнях различных отелей. В свое время бросил школу и с тех пор поменял несколько рабочих мест, получая минимальную зарплату. За хранение наркотиков Фейнштейн пару раз непродолжительное время сидел в тюрьме. Именно после вторичного заключения он написал письмо президенту, где в весьма недвусмысленных выражениях объяснял, что он собирается сделать с самим президентом и его семьей. Письмо отличалось особой выразительностью – до сих пор подобных в Белом доме не получали, – а подробности того, что Фейнштейн намеревался сделать с кошкой первой леди страны, вызвала невольные улыбки у агентов Секретной службы.

Фейнштейн подошел к столу дежурных и обратился к одной из девушек. Она указала ему на Оттермана. Плечи Фейнштейна сразу поникли – он догадывался, что за этим последует. Сделав несколько шагов, он очутился перед агентом Секретной службы.

– Вы хотели меня видеть? – спросил Фейнштейн нетвердым голосом.

Оттерман достал служебное удостоверение и показал Фейнштейну.

– Вы догадываетесь, мистер Фейнштейн, о чем пойдет речь?

Тот кивнул и спросил, не повышая голоса:

– Вам обязательно нужно было прийти именно сюда, ко мне на работу? Я могу из-за вас лишиться места.

Оттерман указал на соседний стул.

– Присаживайтесь, мистер Фейнштейн. Вам уже приходилось подвергаться подобной процедуре, поэтому давайте сделаем ее как можно менее болезненной. Согласны?

Фейнштейн сел и начал грызть ногти.

– Итак, каково ваше теперешнее отношение к президенту?

Оттерман задал свой вопрос почти дружеским тоном.

– Он великолепно выполняет свою работу, – с усмешкой отозвался Фейнштейн. – Экономика процветает, внешняя политика никогда не была более правильной, вообще все в стране – высший класс!

– Вы все еще собираетесь предпринять что-нибудь против его семьи?

Фейнштейн вздохнул.

– Послушайте, я написал это письмо два года назад. Тогда я принял пару таблеток, небо казалось с овчинку… Я даже не помню, как отправил его.

– Я все понимаю, но, к сожалению, в деле оно осталось.

– Но я ведь не имел в виду ничего плохого! Я действовал как ребенок, сумасшедший ребенок!

Девушка за столом дежурных подняла голову.

– Постарайтесь не повышать голоса, мистер Фейнштейн, – тихо сказал Оттерман.

– Вы меня преследуете!

– Мистер Фейнштейн, до сегодняшнего дня мы даже не встречались.

– Не вы конкретно. Я имел в виду Белый дом. Секретную службу. Вы никогда не оставите меня в покое.

– Если вы хоть раз угрожали президенту Соединенных Штатов, ваше имя заносится в картотеку и остается там. А как вы думали? Вы полагали, мы можем просто игнорировать того, кто угрожает президенту? Или вы забыли, что написали тогда? У меня с собой копия вашего послания – на тот случай, если вы захотите освежить вашу память.

– Да нет, я помню, – тихо произнес Фейнштейн. – Так чего вы хотите?

– Возможно, вы знаете, что президент на следующей неделе приезжает в Балтимор.

– Да, я читал об этом в «Балтимор сан».

– Ну, так мы полагаем, что было бы совсем неплохо, если бы вы на время уехали из города. Ведь ваши родители живут в Чикаго?

Фейнштейн кивнул, продолжая обгрызать ногти.

– Мы советуем вам на несколько дней съездить в Чикаго, скажем, с понедельника до четверга.

– Вы что, опять хотите выгнать меня из города?

– Не только вас, а всех, кто значится в нашем списке лиц, находящихся под наблюдением. Вы покинете город в понедельник и по прибытии в Чикаго отметитесь в нашем офисе.

Оттерман передал Фейнштейну карточку.

– Этот агент будет ждать вас там в понедельник вечером. У него вы и будете отмечаться два раза в день до утра четверга. Потом можете вернуться домой.

У Фейнштейна был такой вид, как будто он сейчас разрыдается.

– Я не могу поверить, что вы можете так бесцеремонно распоряжаться моей жизнью! Ведь мы в Америке!

– Именно потому, что мы в Америке, мы можем так бесцеремонно распоряжаться вашей жизнью, – подтвердил Оттерман.

– Если я однажды совершил ошибку, мне придется расплачиваться за нее целую вечность?

– На самом деле вы совершили массу ошибок, но одна из них была очень большой ошибкой, и за это приходится платить, – сказал Оттерман. – Вы знаете всю процедуру: если мы не получим от вас известий из Чикаго, то опять начнем искать вас здесь. Вы ведь не хотите этого, не так ли?

– Если я сейчас уеду, то потеряю работу – у меня ведь нет отпуска в это время, – простонал Фейнштейн.

– Скажите, что вы больны, или придумайте еще что-нибудь. Но из города вы должны убраться.

В глазах Фейнштейна показались слезы.

– Когда же это кончится? Когда вы наконец оставите меня в покое?

Оттерман пожал плечами.

– Вы ведь у нас значитесь только в списке лиц, находящихся под наблюдением. Это совсем не то, что быть внесенным в ежеквартальник. Будете вести себя хорошо, не станете больше писать таких глупых писем – и примерно через три года мы вас вычеркнем.

Фейнштейн покачал головой и начал вытирать слезы.

– И все-таки это несправедливо, – всхлипнул он.

– Сынок, – ласково сказал Оттерман, вставая со стула и разглаживая складки на черных форменных брюках, – жизнь вообще несправедлива.

С этими словами он вышел из отеля, оставив Фейнштейна наедине со своими переживаниями. Агенту предстояло до полудня нанести еще два таких же визита.

Горничная тревожно постучала в дверь.

– Мистер О'Брайен! – позвала она.

Ответа не последовало, и горничная начала стучать громче. Зная, что Дамиен О'Брайен намеревался вернуться в гостиницу рано утром и спать до полудня, она не собиралась непрошеной вторгаться в его номер. Однажды горничная уже воспользовалась своим ключом и, войдя в комнату, обнаружила постояльца, лежащего в голом виде на кровати и сжимающего в руке пустую бутылку из-под виски. Он спал глубоким сном и при этом храпел, как паровоз. Повторять подобный опыт горничной совсем не хотелось.

– Мистер О'Брайен! – во весь голос закричала она и забарабанила ключом по двери. – Уборка!

Взглянув на часы, она обнаружила, что к этому времени постоялец обычно давно уже уходил на работу. Возможно, он повесил табличку «Просьба не беспокоить» на ручку своей двери по ошибке. Горничная вставила свой ключ в замок и начала тихо его поворачивать, одновременно стараясь уловить хоть какой-то звук изнутри.

– Уборка, мистер О'Брайен, – повторила она.

Сквозь опущенные шторы, старые и ветхие, в комнату проникало достаточно света, поэтому включать электричество не было необходимости.

Горничная вошла в номер с чистой простыней и полотенцем и опять позвала постояльца – на тот случай, если он в ванной. У нее перехватило дыхание, когда она увидела торчащие из-под кровати ноги. Опять он напился и упал на пол, подумала женщина и тут впервые обратила внимание на тихое жужжание – как будто тикал будильник, у которого кончался завод. Горничная прошла дальше и с опаской заглянула за кровать.

– Мистер О'Брайен, – произнесла она в очередной раз уже дрожащим голосом.

Тут горничная с ужасом обнаружила, что ног четыре. Белые и волосатые, они были попарно связаны у щиколоток. В испуге прикрыв рот рукой и не обращая внимания на упавшие при этом на пол полотенце и простыню, женщина, ловя ртом воздух, ринулась из номера.

Дневной дежурный, которому она с трудом рассказала об увиденном, достал из-под стола бейсбольную биту и пошел вместе с горничной в номер. Держа биту обеими руками, он вошел, включил свет и еще раз позвал постояльца по имени. Дежурный уже давно служил в гостиницах и привык к тому, что гости зачастую занимаются в своих номерах странными делами: связывают друг друга, принимают наркотики – словом, выделывают то, что никогда не стали бы делать в своем собственном доме. Однажды он нашел в номере завернутую в полиэтилен и привязанную к кровати за ноги и за руки женщину, любовник которой в это время валялся без сознания в ванной с сердечным приступом. Словом, удивить дежурного было не так-то просто. Он подошел к изголовью кровати. Жужжание стало отчетливее. Концом биты дежурный слегка ткнул в одну из ног. Никакой реакции не последовало. Тогда он отступил к окну и, заглянув под кровать, увидел тела двух обнаженных мужчин с кляпами во рту. По полу растекались лужи крови. В груди и голове мужчин дежурный заметил несколько отверстий от пуль. Над ранами кружились мухи, иногда садясь на еще не свернувшуюся кровь.