Двойник Жанны де Арк - Андреева Юлия Игоревна - Страница 19

2 декабря 1430 года в замок Лявро должен был прибыть главный инквизитор Лотарингии сьер Иоганн Казе, который и должен был, наконец, разобраться в этом странном деле и вынести окончательное решение.

Несчастные узницы томились в отведенной им комнате башни, не имея возможности ни выйти, ни подать о себе весточку. Анна уже почти поправилась и теперь расхаживала взад и вперед по комнате, тренируя ослабшие во время болезни мышцы и всячески стараясь смягчить положение Брунисенты, которая в преддверии конца вдруг ослабла и, словно потеряв нить жизни, целый день лежала, глядя в потолок, или сидела у окна.

В другой комнате содержались замковые служанки, которые не могли не заметить подмены Жака Анной, а значит, были их соучастницами. Теперь Анне и Брунисенте прислуживали молчаливые и грубые старухи, которые приносили еду и одежду, убирали в комнате, и все это без единого слова.

Брунисента старалась не плакать, дабы не расстраивать и так винившую себя сверх меры Анну. Анна же, чувствуя состояние подруги, забавляла ее армейскими рассказами и песнями. Иногда Брунисенте удавалось проникнуться веселым духом вечно пьяных, вечно жаждущих любви рыцарей, которых повидала на войне Анна, и тогда она пела услышанные еще в детстве канцоны, аккомпанируя себе на лютне.

Но потом печаль снова наваливалась на нее с удвоенной силой, и Брунисента корчилась в постели, затыкая себе рот, чтобы не разрыдаться и не повредить Анне.

Анну обвиняли в том, что она надела мужскую одежду. Это уже тянуло на самое суровое наказание, которое только могли измыслить церковники, плюс присвоение себе имени брата, преступный сговор с прислугой замка с целью захватить не принадлежащее ей имущество и земли. Убийство брата и отца, чьи тела до сих пор никто не нашел и от которых не было ни слуху, ни духа. И главное – осквернение священного таинства брака путем вступления в оный с лицом своего же пола! А это, по меньшей мере, отлучение от церкви и смерть на костре.

Брунисента обвинялась в том, что заключила преступный сговор с Анной ле Феррон с целью овладения имуществом ее семьи – замком и принадлежащими ему землями. Осквернение таинства брака – так как Брунисента вышла замуж за другую девушку и не сообщила об этом властям, когда обман был ею раскрыт. Ее не обвиняли в смерти Жака ле Феррона и Гийома ле Феррона только потому, что было доподлинно установлено, что когда те пропали, она безвыездно сидела в отцовском замке, а значит, не могла участвовать в этом страшном деле.

Под судом были управляющий замком Парцефаль де Премель, вся прислуга и находившийся на территории замка гарнизон.

В ночь перед приездом инквизитора было решено разлучить Анну и Брунисенту, чтобы напугать и сломить их волю. Ни к одной из девушек не были применены пытки, но тем не менее они не собирались каяться, а это бросало тень на судопроизводство в Вокулере.

Анну отправили в подвал замка, где обычно содержались пойманные разбойники. Брунисента осталась в комнате, служившей обителью для обеих узниц несколько недель, что заседал суд.

Ночь перед судом господина Казе в замке Лявро

Ночь перед судом выдалась темная да странная, странней не придумаешь. Накануне вечером к замку подъехала карета главного инквизитора Лотарингии сьера Иоганна Казе, который и должен был разобраться в скандальном процессе двух высокородных девиц Анны ле Феррон и Брунисенты ля Жюмельер или Брунисенты ле Феррон, как она сама себя называла.

Дело было до крайности запутанное и неприятное. Участие в судьбах вышеупомянутых девиц проявляли такие особы, как король Франции Карл Седьмой, который справлялся о продвижении следствия через своего маршала Жиля де Рэ и в случае, если девиц как-нибудь удастся оправдать, обещал передать лично господину Казе или его шурину один из богатейших во Франции приходов. Кроме того, в защиту Анны ле Феррон выступал сам Рене Анжуйский, с которым, как известно, шутки плохи. Добавьте к этому Иоланту, королеву Сицилийскую, и положение сделается жарким, как раскаленная сковородка.

Господин Казе злился. Его вытащили из постели и послали разбираться с этим поганым делом, невзирая на разыгравшуюся подагру, при которой необходимо принимать целебные ванны и пить вино, чтобы хоть как-то уменьшить боль. Мало этого – ему еще следовало тащиться не в Вокулер, где у него полно знакомых, а в замок этих самых развратных девиц. Так как обычно крутой на расправы комендант Вокулера сьер Робер де Бодрикур на этот раз решил проявить никому не нужное милосердие, заключив девиц под домашний арест в замке Лявро.

Правда, в случае осуждения Анны и ввиду отсутствия других наследников замок переходил в собственность короля, и его можно было бы вытребовать на нужды церкви.

Вопреки ожиданию собравшихся в Лявро судейских, господин Казе не соизволил сразу же по прибытии навестить арестованных, а плотно поел и, велев доставить в его комнату материалы дела, приказал оставить его в покое.

Инквизитор не доверял вокулерским судьям, как и всем судьям всех кастилянств вместе взятых. Вечно они суетились и занимались никому не нужными деталями, забывая о главном. Но что было главным в этом процессе? И почему делом заинтересовался Карл Седьмой? Что общего между королем и никому не известной до этого Анной ле Феррон?

Инквизитор проглядел несколько листов и попросил слугу принести еще свечей.

Почему судьи Вокулера не смогли сами решить, виновны ли девицы хотя бы по ряду пунктов предъявленных им обвинений? Неужели трудно было хотя бы проверить, является Анна женщиной или мужчиной? Потому как если она женщина – то уже виновна в том, что носит мужскую одежду. Это же так просто! Далее, если она женщина, то не могла жениться на другой женщине. Судя по протоколам дознания, было доказано только, что Анна ле Феррон называла себя именем брата Жака ле Феррона – и под этим именем вступила во владение имуществом семьи. Значит, пункт по незаконному завладению имуществом доказан. Одно логично вытекает из другого. Почему же судьи не решили все сами? Что помешало им вынести приговор хотя бы по этим трем пунктам, минуя явно притянутые за уши убийства Жака и Гийома ле Ферронов?

Не иначе страх. Чего боятся судьи? Господин Казе откинулся на спинку удобного деревянного кресла и посмотрел в потолок. Боятся они Анну или Брунисенту? Вряд ли. Мести их семьи? Снова мимо. Тогда мести тех самых высокопоставленных особ, которые интересуются процессом? Вот это похоже на правду. Значит, кто-то получил ясные указания: мягкое содержание узниц, допросы без применения пыток в их собственном замке. Возможно, есть приказание вообще оставить девиц в покое и его ждут со дня на день. Скорее всего, вокулерские судьи сами не знают, как поступить с проклятыми греховодницами, и хотят свалить всю вину на него, специально приглашенного на процесс инквизитора. Значит, они либо желают казнить девиц и не измазаться при этом в их крови. Либо не знают, что от них требуется, и поэтому предоставляют всю полноту власти и ответственности ему.

Господин Казе поежился и, пнув задремавшего на скамье слугу, потребовал принести вина.

Самое правильное было бы затянуть процесс, дожидаясь более четких указаний от папы или Карла Седьмого или знака, который будет оставлен именно для него, например, Рене Анжуйским, власти которого Казе негласно подчинялся, а уж потом, с милостью божьей, принять единственно верное решение.

Иоганн Казе слыл действительно мудрым человеком, умевшим принимать справедливые и своевременные решения.

За окном быстро темнело, на небо высыпали крупные звезды. Где-то в лесу за замком ухнула сова, и ей отозвалась еще одна. На стенах и у ворот поменялась стража.

Поставивший новых часовых, офицер сразу же спустился в предназначенную для него комнатку, зажег свечу и, неспешно подойдя с ней к окну, подал сигнал – вверх, вниз и два круга. Ответом ему был троекратный крик совы. Офицер поставил на стол свечу и, снова подойдя к окну, успел заметить, как из леса выскользнула одинокая черная фигура, которая, двигаясь небольшими перебежками, вскоре достигла крепостной стены, сделавшись невидимой для глаз.