Случайная вакансия - Роулинг Джоан Кэтлин - Страница 34

— Нет ещё, — отозвалась Сухвиндер. — Я только что легла.

— Представь себе, твой брат, он…

Что натворил Раджпал, она так и не узнала: папины слова утонули в смешливых протестах брата; теперь отец удалялся и на ходу поддразнивал Раджпала.

Сухвиндер дожидалась тишины. Она знала только одно избавление и держалась за него, как за спасательный круг, а сама всё ждала, ждала, когда же они угомонятся…

(А пока ждала, вспомнила, как однажды вечером, уже давно, после тренировки они шли сквозь темноту к автостоянке на берегу канала. От гребли всё болело: руки, живот, но это была здоровая, чистая боль. В дни тренировок Сухвиндер всегда легко засыпала. Так вот: Кристал, замыкавшая группу вместе с Сухвиндер, обозвала её «чуркой». Ни с того ни с сего. До этого они все дурачились вместе с мистером Фейрбразером. Кристал считала себя острячкой. Через слово вставляла «бля» — можно подумать, очень смешно. А потом обозвала её «чуркой», как могла бы сказать «чудачка» или «дурочка». Сухвиндер почувствовала, что у неё вытянулось лицо, а внутри, как всегда, что-то вспыхнуло и оборвалось.

— Как ты сказала?

Резко обернувшись, мистер Фейрбразер оказался лицом к лицу с Кристал. Они впервые увидели его по-настоящему злым.

— А чё такого? — растерянно ощетинилась Кристал. — Пошутить нельзя. Она ж знает, что это я по приколу. Сама скажи, — потребовала она от Сухвиндер, и та покорно выдавила, что знает, да, это шутка.

— Чтобы я от тебя больше таких слов не слышал.

Ни для кого не было секретом, что Кристал — его любимица. Ни для кого не было секретом, что иногда он оплачивал её поездки из своего кармана. Мистер Фейрбразер громче всех смеялся её шуткам; она и вправду умела смешить.

Они побрели дальше; всем было неловко. Сухвиндер боялась смотреть на Кристал и, как всегда, чувствовала себя виноватой.

А на подходе к стоянке Кристал прошептала — так тихо, что не услышал даже мистер Фейрбразер:

— Ну пошутила я.

Сухвиндер поспешила ответить:

— Я знаю.

— Ну чё там. Прости уж.

У неё получилось как-то скомканно, и Сухвиндер сочла за лучшее не отвечать. Но тем не менее это её распрямило. Это вернуло ей достоинство. И по пути в Пэгфорд она первой затянула их коронную песню, попросив Кристал вначале изобразить рэп Джей-Зи.)

Медленно, очень медленно её родные начали успокаиваться. Ясвант долго плескалась в ванной, там что-то звякало и падало. Сухвиндер это переждала, переждала родительские разговоры, и дом погрузился в тишину.

Теперь никаких препятствий не осталось. Сухвиндер села в постели, дотянулась до своего любимого плюшевого зайца и достала у него из уха бритвенное лезвие. Это было лезвие из запасов Викрама, хранившихся в шкафчике над ванной. Встав с кровати, она ощупью нашла у себя на полке фонарик и ком бумажных салфеток, а потом забилась в самый дальний угол, в небольшую круглую нишу. Отсюда — она проверяла — свет фонарика не был виден из коридора. Сухвиндер села на пол, прислонилась к стене и, закатав рукав ночной рубашки, обшарила лучом света шрамы, оставшиеся с прошлого раза и до сих пор темневшие крестом на внутренней стороне руки. С лёгким трепетом страха, который крупным планом высветил путь к желанному избавлению, она примерилась и рассекла кожу в направлении локтевого сгиба.

Резкая обжигающая боль и кровь хлынули единой струёй; Сухвиндер заткнула длинную ранку бумажным комом, чтобы не запачкать рубашку и ковёр. Выждав пару минут, она сделала второй надрез, поперёк первого, а потом ещё и ещё, промокая кровь. Лезвие отсекло боль от её горячечных мыслей и перенесло на поверхность, к животным нервным окончаниям; каждый следующий надрез был ступенькой к избавлению и лёгкости.

Наконец она вытерла лезвие и обвела взглядом груду окровавленных салфеток; кровавая лесенка причиняла такие муки, что из глаз брызнули слёзы. Лучше всего было бы заснуть, если только отступит боль, но для этого требовалось выждать минут двадцать, чтобы свежие порезы чуть подсохли. Подтянув к себе коленки, она зажмурила мокрые глаза и застыла под окном, спиной к стене.

Вместе с кровью из неё понемногу вытекала и ненависть к себе. Мысли устремились к новенькой девочке по имени Гайя Боден, которая почему-то сразу к ней потянулась. Гайя при своей внешности, да ещё с такой шикарной столичной речью, могла бы подружиться с кем угодно, однако в столовой и в школьном автобусе всегда подсаживалась к Сухвиндер, чем вызывала её недоумение. У Сухвиндер даже вертелся на языке вопрос: чего ты добиваешься? Новенькая вот-вот должна была понять, что не стоит иметь дела с такой волосатой обезьяной, тупой и медлительной, достойной только презрения, фырканья и оскорблений. Пойми она свою промашку, на долю Сухвиндер осталось бы, как прежде, только жалостливое снисхождение давних её подруг, близняшек Фейрбразер.

Суббота

I

К девяти утра все парковочные места на Чёрч-роу были заняты. Одетые в тёмное люди поодиночке, парами и группами сверху и снизу брели по склону, стягиваясь к церкви Архангела Михаила и Всех Святых, как металлические стружки к магниту. На дорожке, ведущей к ступеням церкви, стало людно, а потом и тесно; кого оттеснили в сторону, те рассредоточились среди могил и с осторожностью огибали надгробные плиты, чтобы не потревожить мёртвых, но и не уйти слишком далеко от входа. Ясно было, что на скамьях поместятся далеко не все из тех, кто пришёл проститься с Барри Фейрбразером. Его коллеги, банковские служащие, сгруппировались вокруг одного из самых вычурных памятников некрополя Суитлавов и досадовали на члена правления: тот говорил без умолку, да ещё и отпускал плоские шутки, не двигаясь ни туда ни сюда. Лорен, Холли и Дженнифер, девочки из гребной восьмёрки, отделились от родителей и жались друг к дружке под замшелым тисовым деревом. Тесса Уолл надела выходное пальто из серой чистошерстяной ткани, которое сильно жало под мышками и не давало поднять руки выше уровня груди. Стоя рядом с сыном на краю дорожки, она приветствовала знакомых грустными улыбками и жестами, а сама не переставала спорить с Пупсом, но из чувства приличия почти не размыкала губ. Посреди дорожки чинно беседовали депутаты местного самоуправления — довольно пёстрая компания: лысеющие головы, толстые стёкла очков, несколько чёрных соломенных шляпок и ниток искусственно выращенного жемчуга. Члены сквош- и гольф-клубов обменивались сдержанными приветствиями; университетские однокашники, издали узнавая друг друга, сбивались в кучку, а вокруг этих персонажей кишело едва ли не всё население Пэгфорда в самых добротных одеждах неярких расцветок. В воздухе негромко рокотали голоса; повсюду мельтешили внимательные, выжидающие лица.

— Прошу тебя, Стю. Он был папиным другом. Хоть раз потерпи.

— Меня никто не предупреждал, что придётся здесь торчать до опупения. Ты сама говорила, что к полдвенадцатого эта бодяга закончится…

— Придержи язык. Я говорила, что около половины двенадцатого мы выйдем из церкви Архангела Ми…

— …и я решил, что сразу можно будет свалить, непонятно, что ли? Мы уже с Арфом договорились.

— Но ты обязан присутствовать на похоронах — твой отец понесёт гроб! Позвони Арфу и договорись на завтра.

— Завтра он не сможет. Тем более у меня с собой мобильника нет. Кабби сказал, в церковь с мобильником нельзя.

— Не называй отца Кабби. Я тебе свой дам, — сказала Тесса, роясь в карманах.

— Я номер наизусть не помню, — на голубом глазу соврал Пупс.

Накануне Тесса и Колин ужинали вдвоём: Пупс сел на велосипед и укатил к Эндрю «делать проект по английскому». Во всяком случае, так он сказал матери, а она сделала вид, что поверила. Ей было только легче, если Пупс убирался из дому и не изводил Колина.

Ладно хоть надел новый костюм, купленный Тессой в Ярвиле. В третьем магазине она потеряла терпение: сын, долговязый и неуклюжий, в любом костюме смотрелся как огородное пугало, и она в раздражении подумала, что он нарочно паясничает — захотел бы, так приосанился, чтобы выглядеть по-человечески.