Парк свиданий. Большая книга весенних романов о любви ... - Усачева Елена Александровна - Страница 14

– Понимаю! Поэтому не подходи ко мне!

– Степанова! – Он устал догонять и схватил за руку. – Ты – дура!

– Отлично! – Она попыталась вырваться, но он перехватил за локоть.

– Я все равно буду тебя ждать!

Затрезвонил телефон в куртке.

– Я вас вижу! – Это была Юлька.

Маша медленно повернулась к дому Мазуровой, от которого они не успели далеко отойти. Запоздало вспомнила, что окна выходят как раз на эту сторону. Сколько раз она в это окно смотрела. Оттуда хорошо видно, далеко…

– Как себя чувствуешь? – О чем Маша еще могла говорить?

– Отлично! Вы там деретесь?

– Да!

Маша спрятала телефон и пошла прочь. Ваня привидением следовал за ней.

«Убирайся! – твердила она про себя. – Убирайся!»

– Опять гуляете?

Первые два раза могли быть случайностью, но третий – это уже слишком. Глеб. Вряд ли ждал. Шел куда-то по делам. Воротник пальто поднят, шарф завязан узлом, торчит под подбородком. Без шапки, и оттого кажется, что волосы у него заледенели – коснешься, сломаются, как сосульки.

– Макароны едим, – огрызнулась Маша.

– Отвали! – пошел на него Ваня.

Шульпяков засмеялся и побежал по сугробам прочь. Колесников за ним. Скрылись за поворотом. Степанова не стала ждать возвращения победителя.

«Никогда ни в кого не влюблюсь! – вывела Маша категоричное. – Все это для «Дома-2». Глупость».

«Тебе пятнадцать? А, тогда понятно».

Кто это влез? Какой-то парень. Вместо фотки картинка. Или не парень?

«Что тебе понятно?»

«Подростковый негативизм! Это пройдет».

«Да пошел ты!»

Только сейчас разглядела, что вместо письма Юльке стала писать у себя на стене, на всеобщее обозрение. Тут же набежал народ.

«Я-то пойду. Догоняй!» – отбили жизнерадостный ответ.

«И замуж не выйду», – добавила она, скопировала и отправила Юльке. Пусть порадуется ее решению.

За окном стыл в холодном ожидании февраль.

Ну раз уж так получилось, можно и поговорить…

«Почему взрослый парень может встречаться с малолеткой?»

«Комплекс Гумберта».

«Что за?..»

«Роман такой есть «Лолита». Набоков написал. Там взрослый дяденька спал с маленькой девочкой».

Чего она раскраснелась, сидя за компом? Камера выключена. Чего она застеснялась?

«Не то. Не спит. И не целуется».

«Больной?»

«Нет».

Сдержалась, чтобы не выйти с сайта. Какой нахал!

«Отыгрывает сценарий. В детстве не нагулялся».

В кресле отъехала к стене. Если Алиса еще в школе Олегу так компостировала мозги, то сейчас вполне возможно, что он хочет нормальных школьных отношений, когда просто гуляли, просто стояли в подъезде. Целоваться при этом необязательно… Вот в чем дело! То-то Олег все твердил, что с Машей не так, как… с Алисой. Там были вечные истерики и требования, а Маша ничего не требовала, она просто восхищалась Олегом. И ему это нравилось. Он возвращался в неотыгранное детство. Отношения у него с Машей и Алисой были разные, вот он и не считал, что кому-то делает плохо.

– Почему все так ужасно? – плакала вечером Маша.

Папа сидел на кровати, смотрел в окно. Синели сумерки, снизу, от земли, их лизала чернота.

– Зима. Темно. Это скоро пройдет. – Папа был рассеян. Словно он не заметил, что его дочь выросла. Как говорить с маленькой – он знал, как с большой – не догадывался. – Вот придет весна, появится солнце, и станет легче.

– А когда она придет, весна эта?

– В конце марта – начале апреля.

Февраль, март, апрель. Долго. Очень долго.

Юлька выздоровела, опять села рядом с Машей. За ними одиноко торчал Максимов. Колесников отсел и теперь буравил взглядом со своего ряда около стены затылки подруг.

– Почему ты мне раньше не сказала? – шипит Юлька. – Я бы его убила.

– Можешь начинать. – Стрелочки и кружочки. В тетради. Это успокаивает.

– И убью. – Мазурова гнула шею, пытаясь посмотреть на Ваню, но при этом делала вид, что глядит на доску. – Как только подойдет.

Но он подходил к Маше. Пытался заговорить. Стоило им оказаться друг напротив друга, воздух между ними кончался, и, чтобы не задохнуться, они поскорее расходились.

– Он думает, что если расстался с тобой, то может за мной бегать, – возмущенно шептала Маша.

– Все мужики сволочи, – вздыхала Юлька. Она была расстроена. Не успела выздороветь – а тут такие новости. Колесников и не скрывал, что хочет теперь быть с Машей. Класс удивленно обсуждал это событие. От постоянных взглядов и брошенных в ее сторону слов Маша чувствовала себя наканифоленной до скрипа. Как там у Толстого? «Плечи Элен лоснились от сотни взоров…»

– Что делаете? – садился напротив них Шульпяков и таинственно посверкивал линзами очков.

– Весны ждем, – отзывалась Маша и смотрела в окно. Там было серо. В полудремных сумерках проступали призраки прошлого. То ей казалось, что идет Олег, то она начинала ждать звонка от Алисы, а то мерз в подъезде Ваня.

Март прибавил света, но подпустил холода. Праздник Маша просидела дома. Ждала весну. Почему-то ей казалось, что достаточно увидеть на календаре 31 марта, как ей станет хорошо и спокойно.

Алиса, как всегда, ворвалась неожиданно. Звонок телефона заставил вздрогнуть.

– Слушай, у тебя есть тысяча? – кричала она в трубку. – А лучше две!

– Зачем?

– Я верну. Мне нужно срочно, а Лежий, гад, не дает.

– Зачем?

– Пои.

– Кого? – Маше показалось, что готесса собирается кого-то чем-то поить.

– Штуки такие! Ты дома? Я сейчас!

И она примчалась. От былой тоски ни следа, глаза горят, черная подводка делает их демоническими.

– Пошли!

Маша посмотрела в окно. Хотелось сдохнуть, а не куда-то идти.

– Уже поздно.

– В самый раз.

– А разуваться тебя не учили? – вышла из кухни мама.

Она недовольно смотрела на Алису, на ее армейские ботинки, на кожаные штаны, на потертый плащ, на черные волосы, кривую ухмылку. Еще чуть-чуть, и Маша услышит знакомое: «С кем ты связалась? Лучше бы уроки делала! Сначала ненормальный Олег, теперь не менее ненормальная готесса».

Это стало решающим. Маша шагнула в прихожую.

– Я скоро!

– Куда? – встала на пути мама.

Действительно! Уже в сапогах Маша вернулась в комнату, взяла шкатулку с деньгами.

– Куда?! – Мама была на грани истерики.

– В кино. – Маша смотрела на Алису. – Вампиров показывают. Надо идти.

Она сунула деньги в карман. Там было около трех тысяч. Должно хватить и на вампиров, и на оборотней.

– Мы куда?

Сеял мелкий снег, делая дорогу скользкой.

– Ты увидишь и поймешь, что это круто! – кричала Алиса, торопясь вперед. Ее слова падали к ногам, до Маши долетали только ошметки: «…эжий……ак… файер…»

– Это такие штуки, пои называются, – путано объясняла Алиса в метро. Им мешал говорить шум поезда. – Нам до «Третьяковской»! – Алиса бросалась к карте – в схеме она почти не разбиралась.

– Одна пересадка, – оттащила ее в сторону Маша. – Дальше что?

– Шарики. На веревках. Их крутят. Веревки еще так красиво украшают лентами. Если крутить быстро, клево получается.

– Художественная гимнастика? – С лентами ассоциировался только спорт.

– Какая гимнастика! – захлебывалась словами Алиса. – А есть еще такие пои с фитилями – их поджигают. Я Лежему говорю: «Клево!» А он мне стал талдычить, что я спалю дом. Зануда. Я от него уйду.

Мысль не успела сформироваться, только сердце немного кольнуло – он будет свободен. Но Алиса все говорила и говорила, не давая подумать.

– К нам на тусню пацан стал ходить. Он наш, местный. У него были стаффы. Это такая палка, а с двух сторон фитили. Круто! Я Лежему говорю: «Давай купим!» А он жмотится, говорит, что мой Флор и так много жрет. У нас девка одна веер огненный купила. Она его теперь так крутит – закачаешься. Клево, короче. А я туда метнулась, сюда, никто не дает. И сразу про тебя вспомнила. Мы ж теперь с тобой как сестры. Помнишь, как тебя Флор покусал? Ну вот!

Алиса смотрела так, как будто вдруг доказала теорему Пифагора новым, неожиданным, но весьма убедительным способом.