Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Мировая история и социальный интеллект - Кабанов Александр Борисович - Страница 20


20
Изменить размер шрифта:

годов, в основе которой лежало противостояние идеологий

(проповедуемого первыми автократического типа социализма и

придерживающихся вторыми либеральной демократии), были

предложены две завоевавшие немалую популярность теоретические

модели. Обе они были призваны предсказать будущие социальные

изменения в разных странах и регионах мира, а также основные

тенденции мировой политики будущего. Первая из них – модель «конца

истории», основывающаяся на концепции «последнего человека», по

сути, предусматривала расширение зоны устойчивой либеральной

демократии; вторая – модель «столкновения цивилизаций»,

базирующаяся на старой концепции «мира цивилизаций»,

представляла мир в виде обособленных культурных зон с

многочисленными, продолжительными и ожесточенными конфликтами

на их периферии. Ниже последовательно подробным образом

изложены обе теории и представлены разнообразные возражения в

отношении прогностической силы последних.

Раздел I

Конец истории и последний человек

Первоначально теория конца истории была изложена Фукуямой в

вызвавшей широкий мировой резонанс небольшой статье,

напечатанной в одном из американских журналов в 1989 году. В ней он

отмечает, что в двадцатом веке мир был охвачен идеологическим

противостоянием: либеральная демократия сначала боролась с

абсолютизмом, затем с коммунизмом и фашизмом (как, впрочем, и они

между собой и с первым). Однако конец века, по его мнению,

характеризовался неоспоримой победой экономического и

политического либерализма: “То, чему мы, вероятно, свидетели, - не

просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной

истории, но конец истории как таковой, завершения идеологической

эволюции человечества и универсализации западной либеральной

демократии как окончательной формы правления. Это не означает, что

в дальнейшем никаких событий происходить не будет – ведь

либерализм победил пока только в сфере идей, сознания; в реальном,

материальном мире до победы еще далеко. Однако имеются

серьезные основания считать, что именно этот, идеальный мир и

определит в конечном счете мир материальный” (Ф. Фукуяма. Конец

истории? 1989).

Чтобы понять, почему это произошло, Фукуяма переходит к

рассмотрению природы происходящих в истории изменений. Для него,

как и для Гегеля, движущие силы истории существуют, прежде всего, в

сфере человеческого сознания; поведение человека в материальном

мире (и, соответственно, вся человеческая история) всякий раз

определяется состоянием его сознания, которое, как правило,

принимает форму религии, культурных традиций и моральных обычаев.

Следовательно, он нещадно критикует, во-первых, Маркса,

перевернувшего отношение между реальным и идеальным и

поместившего религию, искусство и мораль в подчиненное

(детерминированное) положение от материального способа

производства, используя при этом Макса Вебера, доказывающего на

примере развития капитализма, что производство – не «базис», а

«надстройка», имеющая корни в религии и культуре. И, во-вторых,

школу материалистического детерминизма «Уолл-стрит Джорнэл»,

упускающей из виду культурные факторы и всецело объясняющей

благосостояние наций наличием свободной рыночной системы и

политической стабильности, а так же утверждающей, что либеральная

экономика неизбежно порождает либеральную (демократическую)

политику.

Впрочем, Фукуяма в определенной степени признает значение

материальных факторов: в частности, он утверждает, что

“материальное изобилие в развитых либеральных экономиках и на их

основе – бесконечно разнообразная культура потребления, видимо,

питают и поддерживают либерализм в политической сфере” (Раздел II).

Иными словами, хоть экономическое развитие и не определяет сферы

идеологии и политики, как это предполагала «теория модернизации»,

но способствует устойчивости установленной благодаря эволюции

сознания либеральной демократии в той или иной стране, не позволяя

той сорваться обратно в пропасть абсолютизма, коммунизма или

фашизма.

В свою очередь, основа, существующих в сознании, движущих сил

истории – общественные противоречия. Диалектическая природа

общественно-исторического процесса заключается в том, что

человечество всякий раз, разрешая существующие социальные

противоречия, свойственные конкретной форме государственного

устройства и общественного бытия, последовательно переходит к

другим более современным формам, которые, правда, имеют

собственные противоречия, требующие своего разрешения. Так в

условиях рабовладельческого общества существовало противоречие

между господином и рабом, в условиях феодализма отсутствовало

равенство прав, период промышленного капитализма ознаменовался

противостоянием труда и капитала, которое, правда, было отвергнуто

историей. Однако в определенный момент времени история достигает

своей кульминации, - когда побеждает окончательная, разумная форма

общества и государства, которыми являются либеральная демократия

и общечеловеческое государство, в котором разрешены все

противоречия и утолены все потребности (см. Раздел I).

В подтверждение этого утверждения Фукуяма самым тщательным

образом ищет какую бы то ни было реальную универсальную

идеологическую альтернативу либеральной демократии – и не находит

таковой. По его мнению, “как жизнеспособная идеология фашизм был

сокрушен Второй мировой войной”; он обещая бесконечные конфликты

и в конечном счете военное поражение лишился всякой

привлекательности на уровне сознания. Что касается другого, более

серьезного, идеологического вызова – коммунизма, то Фукуяма

заявляет, что “классовый вопрос успешно решен Западом”: это не

означает, что, скажем, в Соединенных Штатах нет богатых и бедных,

однако, корни имущественного неравенства не в правовой и

социальной структуре современного общества, а скорее в

дифференциации культурных и социальных характеристик

составляющих его групп (см. Раздел III). Это, а так же неэффективность

социалистических экономик по всему миру снижают привлекательность

коммунизма.

Правда, помимо фашизма и коммунизма, у либеральной демократии ,

по мнению Фукуямы, имеются еще два менее опасных соперника –

религия и национализм. Однако альтернатива в виде теократического

государства сегодня существует только в исламском мире и

малопривлекательная для немусульман, поэтому трудно представить,

чтобы она получила какое-либо широкое распространение. В свою

очередь, национализм порождается этническими конфликтами, которые

вполне можно разрешить в рамках либеральной демократии; кроме

этого, национализм, сам по себе, обыкновенно сводится к стремлению

обрести независимость от какой-либо группы или народности, он не

имеет собственной социально-экономической доктрины, вследствие

чего совместим с перечисленными выше идеологиями.

В завершении статьи Фукуяма опровергает мнение, что идеология –

лишь прикрытие для великодержавных интересов, которые и являются

часто истинным источником конфликтов между нациями; что конфликты

органически присущи международной системе, поэтому чтобы оценить

их перспективы нужно смотреть на форму системы (является они

биполярной или многополярной), а не на идеологическую сущность

режимов. Он убежден, что после окончательного краха коммунизма в

Советском Союзе и Китае мир не вернется к империалистической

политике девятнадцатого столетия – Германия и Франция не

возобновят прежнее противостояние, а на границе между