Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения

Левитанский Юрий Давыдович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения - Левитанский Юрий Давыдович - Страница 12

Изменить размер шрифта:

Источник: Клуб Холостяков

ПОЛНОЧНОЕ ОКНО

В чужом окне чужая женщина не спит.

Чужая женщина в чужом окне гадает.

Какая карта ей сегодня выпадает?

Пошли ей. Господи, четверку королей!

Король бубей, король трефей, король червей,

король пиковый, полуночная морока.

Все карты спутаны — ах, поздняя дорога,

пустые хлопоты, случайный интерес.

Чужая женщина, полночное окно.

Средина августа, пустынное предместье.

Предвестье осени, внезапное известье

о приближенье первых чисел сентября.

Чужая женщина, случайный интерес.

Все карты спутаны, последний лепет лета.

Средина августа, две дамы, два валета,

предвестье осени, десятка и король.

Предвестье осени, преддверье сентября.

Невнятный шелест, бормотанье, лепетанье.

Дождя и тополя полночное свиданье,

листвы и капель полусонный разговор.

Чужая женщина, полночное окно.

Средина августа, живу в казенном доме.

Преддверье осени, и ночь на переломе,

и масть бубновая скользит по тополям.

Чужая женщина, последний свет в окне.

И тополя меняют масть, и дом казенный

спит, как невинно осужденный и казненный

за чьи — неведомо, но тяжкие грехи.

Источник: Клуб Холостяков

Красный боярышник, веточка...

Красный боярышник, веточка, весть о пожаре,

смятенье,

гуденье набата.

Все ты мне видишься где-то за снегом, за вьюгой,

за пологом вьюги,

среди снегопада.

В красных сапожках, в малиновой шубке,

боярышня, девочка,

елочный шарик малиновый

где-то за снегом, за вьюгой,

за пологом белым бурана.

Что занесло тебя в это круженье январского снега —

тебе еще время не вышло,

тебе еще рано!

Что тебе эти летящие косо тяжелые хлопья,

кипящая эта лавина?

Что тебе вьюги мои и мои снегопады —

ты к ним непричастна

и в них не повинна!

Что за привязанность, что за дурное пристрастье,

престранная склонность

к бенгальскому зимнему свету,

к поре снегопада!

Выбеги, выберись, выйди, покуда не поздно,

из этого белого круга,

из этого вихря кромешного,

этого снежного ада!

Что за манера и что за уменье опасное

слышать за каждой случайной метелью

победные клики, победное пенье валькирий!

О, ты не знаешь, куда заведет тебя завтра

твое сумасбродство,

твой ангел-губитель,

твой трижды безумный Вергилий!

Как ты решилась, зачем ты доверилась

этому позднему зимнему свету,

трескучим крещенским морозам,

январским погодам?

Ты еще после успеешь, успеешь когда-нибудь после,

когда-нибудь там, у себя,

за двухтысячным годом.

Эти уроки тебе преждевременны,

о, умоляю тебя,

преклонив пред тобою колена, —

Выбеги, выдерись, вырвись, покуда не поздно,

из этого белого круга,

из этого зимнего плена!

Я отпускаю тебя — отпусти мне грехи мои —

я отпускаю тебя,

я тебя отпускаю.

Медленно-медленно руки твои

из моих коченеющих рук

выпускаю.

Но еще долго мне слышится отзвук набата,

и, словно лампада

сквозь сон снегопада,

сквозь танец метели,

томительно-однообразный, —

Красное облачко, красный боярышник,

шарик на ниточке красный.

Источник: Клуб Холостяков

МОЛИТВА О ВОЗВРАЩЕНЬЕ

Семимиллионный город не станет меньше,

если один человек из него уехал.

Но вот один человек из него уехал,

и город огромный вымер и опустел.

И вот я иду по этой пустой пустыне,

куда я иду, зачем я иду, не знаю,

который уж день вокруг никого не вижу,

и только песок скрипит на моих зубах.

Прости, о семимиллионный великий город,

о семь миллионов добрых моих сограждан,

но я не могу без этого человека,

и мне никого не надо, кроме него.

Любимая, мой ребенок, моя невеста,

мой праздник, мое мученье, мой грешный ангел,

молю тебя, как о милости, — возвращайся,

я больше ни дня не вынесу без тебя!

(О Господи, сделай так, чтоб она вернулась,

о Господи, сделай так, чтоб она вернулась,

ну, что тебе стоит, Господи, сделать так!)

И вот я стою один посреди пустыни,

стотысячный раз повторяя, как заклинанье,

то имя, кот

орое сам я тебе придумал,

единственное, известное только мне.

Дитя мое, моя мука, мое спасенье,

мой вымысел, наважденье, фата-моргана,

синичка в бездонном небе моей пустыни,

молю тебя, как о милости, — возвратись!

(О Господи, сделай так, чтоб она вернулась,

о Господи, сделай так, чтоб она вернулась,

ну, что тебе стоит. Господи, сделать так!)

И вот на песке стою, преклонив колена,

стотысячный раз повторяя свою молитву,

и чувствую —

мой рассудок уже мутится,

и речь моя все невнятнее и темней.

Любимая, мой ребенок, моя невеста

(но я не могу без этого человека),

мой праздник, мое мученье,

мой грешный ангел

(но мне никого не надо, кроме него),

мой вымысел, наважденье, фата-моргана

(о Господи, сделай так, чтоб она вернулась),

синичка в бездонном небе моей пустыни

(ну что тебе стоит, Господи, сделать так)!