Не только депрессия: охота за настроением - Леви Владимир Львович - Страница 24

ОК – «Верность тишине, моей единственной жене» мне понравилась. И «сотворение травы».

ВЛ – Ради этих строк остальные… А вот еще.

ДС – «Утро в завязе» назвал бы я эту икотную картинку. Муторно, тяжко парню. Мотивирован к трезвости от тупого нельзя, позитива нет.

ОК – Написано в состоянии алкогольно-зависимостной депрессии, угадала?

ВЛ – Почти. По воспоминанию. ДС – Преисподняя вожделений… Совесть-единорог, Бог-ошейник… И все это во сне… А наяву? ВЛ – Вот это.

Иван, вопрос ваш очень точен и предельно огромен. Если мы с вами найдем на него хотя бы 51 процент ответа – спасем, если не осчастливим, 51 процент человечества. Шутка, но не совсем.

Давайте для начала освежим представление о том, что такое смысл жизни.

С 22-х до 34-х, говорите, этим самым смыслом для вас были дружеские попойки. Но смысл ли это был? Или что-то другое?…

Хорошо помню то время, когда и у меня все смыслы и ценности жизни спирально суживались к столу, за которым сидел друг-собутыльник или несколько, а при отсутствии таковых – некий собирательный образ в лице самой Госпожи Бутылки и ее содержимого.

Бутылка была жертвенником, на который приносилась энергия физическая и душевная, материальные средства, человеческие отношения… Идол, за мои деньги дававший мне мгновения кайфа, чувство свободы и единения с миром.

Не только за деньги он этим меня одалживал. Платой было и здоровье, и сила, и ум, и самоуважение, и любовь близких, которую он отнимал безжалостно, и все остальные смыслы и ценности – он их растаптывал, пожирал, заливал блевотиной, этот идол…

Взамен же – вот это самое ложное единение, которое после каждой попойки распадалось все глубже, и эта свобода, которая на поверку оказывалась самым унизительным рабством, и этот кайф, все быстрее переходивший в свой перевертыш, в ломку похмелья, все более терявший качество удовольствия и оставлявший за собой только жалкую функцию краткого избавления от невыносимости жизни, ложного избавления… Это ли было действительно смыслом жизни? Эта ли воронка в черную дыру, которая нас с вами крутила (у вас еще не в прошедшем времени)?

Сегодня, живя в своем истинном смысле, понимаю и знаю как дважды два: алкогольный период в целостном уравнении моей жизни стоит под знаком смыслового минуса. Другое дело, что и он мог зачем-то понадобиться, этот минус; зависело это от иных составляющих…Вот и вы чувствуете: алкоголь – это минус-жизнь, а уравнение жизни пора решать.

Главная трудность нашего брата алкоголика-наркомана в том, что смыслоценности трезвой жизни мы сперва способны сформулировать лишь негативно: «НЕ пить», «НЕ колоться», «НЕ употреблять»…

Звучит, как удавка, как отсечение по живому органа – только ради того, чтобы НЕ получать больше перевертышей радости, НЕ платить за нее слишком дорого. Слабый стимул.

Помню, однажды, где-то на выходе из очередного запоя, была жуткая похмельная ломота в глазах от яркого дневного света, и захотелось поскорей надеть черные очки. Тут же какой-то внутренний голос сказал: «А если опохмелиться, очков не надо будет… Алкоголь тебе вместо очков…»

Дошло смутно, что алкоголь – это смыслозащитные очки, что им защищаешься от постижения некомфортной жестокой истины.

И вот наступил период «перехода через пустыню» – время волевого, самонасильственного отказа от алкоголизации, время безочкового существования.

О восприятии жизни можно было сказать двумя словами: «больно» и «пусто». Либо больно жить, либо до омерзения скучно, до омертвения неинтересно. Никаких красок. Тоска даже не зеленая, а серая, или совсем бесцветная.

Только далекая звездочка в самом зените того, что можно было назвать сознанием, посылала слабенькие сигналы: «Терпи, верь, продолжай, живи дальше… Вернется все. Придет радость…»

Стал вспоминать… А что же меня радовало? Что было приятно, что было мило телу и душе до того, как в меня в первый раз проник алкоголь?

Всего прежде вспомнились две детских любви.

Вспомнилось, как я, 12-летний мальчишка, шел с девочкой по ночной Москве. Падал тихий новорожденный снег. Мы держались за руки и болтали. Было хорошо… Боялись себе и друг другу в этом признаться… и ничего больше не было…

А потом нас обоих страшно ругали родители…

Вспомнилось, как мне пела мама, каким нежным голосом. Еще совсем малышом я был…Потом – как бегал по дачной дорожке после дождя и перепрыгивал через лужи. С каждым перепрыгом казалось, что я все ближе к тому, чтобы научиться летать!.. Какая-то неведомая сила задерживала меня в полете через самые большие лужи – уже, казалось, должен был упасть, приводниться – но нет, успевал еще чуть-чуть подлететь, подпаршъ в воздухе в самом конце прыжка – и все же достигнуть сухого края!.. А представлялось, будто перелетал через огромное озеро или море…

Многое, многое стало вспоминаться. Все ярче… И первая близость с девушкой, и первое выступление в нашем джаз-ансамбле, где я был пианистом и выдал однажды импровизационное соло, какое хотел бы и сейчас повторить…

И благодарные глаза мальчишки, которого избавил от обидчиков, вступив в драку…

Похоже это было на прорастание семян на заброшенном поле, вытоптанном уже, казалось бы, навсегда, превращенном в пустырь…Ил и будто идешь по пустыне, и постепенно эта пустыня начинает покрываться сперва скудной, а потом все более пышной растительностью…

Все вернулось, обновилось, обогатилось – в том числе радости и восторги любви. Вслед за Монтенем могу повторить: «Для меня лично Венера в союзе с трезвостью гораздо приятнее и разнообразнее…»