Следующий раз - Леви Марк - Страница 14

– Мы все читали эту статью и искренне вам сочувствуем, дорогой Питер, но я сомневаюсь, что вы сумеете создать вокруг Рацкина событие должного масштаба. Это, как-никак, не Ван Гог! – весело закончил председатель.

Смех коллег вывел Питера из себя, но не оставил ему аргументов.

Вошла ассистентка с подносом, на котором возвышался тяжёлый серебряный чайник. Совещание не возобновлялось, пока она не обошла вокруг стола и не обслужила всех желающих. В открытую дверь Питер увидел выходящего из кабинета Джеймса Донована – того самого, кто в воскресенье отправил ему в Бостон электронное письмо.

– Прощу меня извинить, я сейчас! – пролепетал Питер и выскочил в коридор.

Поймав Донована за рукав, он затолкал его в угол – За два дня я отправил вам шесть посланий! – прошипел он. – Вы что, потеряли номер моего телефона?

– Здравствуйте, мистер Гвел, – отозвался Донован невозмутимо.

– Почему вы мне не позвонили? Тоже злоупотребляете чтением газеток?

– У меня украли мобильный телефон. Вообще не знаю, о чём вы толкуете…

Питер постарался взять себя в руки. Он сделал вид, что стряхивает с пиджака Донована пыль, и отвёл его чуть дальше.

– У меня к вам страшно важный вопрос. Попробуйте собраться с мыслями, как это вам ни трудно, и дать тот единственный ответ, который я жажду услышать.

– Я сделаю все от меня зависящее, сэр.

– Не вы ли написали мне по электронной почте, что предстоит продажа пяти картин Рацкина?

Молодой человек достал из кармана блокнот в кожаном переплёте, пролистал его сначала в одну, потом в другую сторону. Наконец, задержав взгляд на одной страничке, он радостно ответил:

– Совершенно верно, сэр!

– Откуда вы взяли цифру пять? – спросил Питер, с трудом сдерживаясь.

Последовало объяснение: к фирме «Кристиз» обратилась одна галерея, и его, Донована, отправили на встречу на Альбермарл-стрит, дом десять, в пятницу, в половине третьего дня. Его ждала женщина-директор галереи, снабдившая его всеми сведениями. Вернувшись в контору в четыре часа дня, он написал доклад о встрече и передал его заведующему отделом в 16:45. Заведующий спросил, занимается ли этим живописцем кто-нибудь из аукционистов. Миссис Бленц из отдела поиска назвала Питера Гвела, регулярно сотрудничающего с Джонатаном Гарднером, экспертом, специализирующимся по Владимиру Рацкину.

– И тогда я без промедления послал вам электронное письмо. Я сделал это дома, в субботу под вечер.

Питер внимательно на него посмотрел и раздельно произнёс:

– Исчерпывающие сведения, Донован.

Поблагодарив Джеймса, он набрал в лёгкие побольше воздуху и вернулся в комнату совещаний.

– У меня есть веские основания для того, чтобы выставить эти картины в Бостоне 21 июня, – гордо объявил он собравшимся.

Комиссия решила: если последняя картина Рацкина действительно существует, если она действительно окажется крупнейшим творением живописца и если Джонатан Гарднер возьмётся провести её экспертизу в кратчайшие сроки, то – только в этом случае! – Питеру разрешается устроить эти торги в июне. Прежде чем его отпустить, директор сделал ему официальное предостережение. Компания не потерпит ошибок на этом тернистом пути. Питера как аукционного оценщика обязывали взять на себя полную ответственность прямо здесь, в присутствии коллег.

Клара так и не приехала в галерею. Днём она позвонила и извинилась. Джонатан вместе с молодым Фрэнком вешал четвёртую картину и занимался её освещением. Остальное время он посвятил её экспертизе. На время работы фотографа Джонатан устроился в кафе напротив. Выгребая из кармана пиджака мелочь, он нашёл бумажную салфетку, послужившую ему в первый день поводом для знакомства с Кларой, и с удовольствием принюхался к исходившему от неё запаху духов. В отель он возвратился пешком. Вечером они встретились с Питером. Каждый был погружён в собственные мысли. Питер устал и мучился от головной боли, поэтому поднялся к себе и лёг.

Джонатан тоже вернулся в свой номер, оставил Анне сообщение на автоответчике и растянулся на кровати, чтобы поработать над сделанными за день записями.

Клара опустила решётку на витрине галереи в Сохо. День вышел утомительным. Уже закончились представления в театрах, и она изменила свой обычный маршрут, чтобы не стоять в пробках.

Джонатан включил телевизор, попутешествовал по каналам, потом встал и подошёл к окну. По Парк-лейн быстро проезжали немногочисленные машины, он долго провожал взглядом их задние габаритные огни. Красный «купер» притормозил на перекрёстке, потом помчался в сторону Ноттинг-Хилл.

4

Пятница в начале июня обещала стать одним из самых важных в его жизни дней. Джонатан уже поднялся. Улица за окнами была пуста – верный признак раннего утреннего часа. Он присел за стол в углу комнаты и сочинил письмо, чтобы послать его Анне факсом перед уходом.

«Клара, я каждый вечер безуспешно пытаюсь с тобой связаться. Если бы ты записала приветствие на нашем автоответчике, то, звоня домой, я бы слышал твой голос. Сейчас, когда я это пишу, ты, наверное, ещё спишь. Здесь уже поднимается солнце, и мне хотелось бы, чтобы ты была здесь, особенно сегодня. Сегодня я познакомлюсь, возможно, с картиной, которую столько лет мечтал увидеть. Не хочется быть излишне оптимистичным, но за дни, проведённые в Лондоне, я успел привыкнуть к этой мысли и всерьёз в это верю. Неужели завершатся наконец поиски, которые я вёл почти двадцать лет?

Вспоминаю, как студентом часами штудировал по ночам в своей комнате редкие труды, авторы которых предполагали, что это уникальное творение существует. Последняя картина Владимира станет наилучшей моей экспертной работой, так долго я её дожидался!

Я бы предпочёл, чтобы эти дни нашей разлуки не пришлись на время приготовления к нашей свадьбе. Но, быть может, эти последние дни нам обоим пойдут на пользу. Так хочется, чтобы наша встреча в Бостоне показала, что напряжению, разделявшему нас долгие недели, пришёл конец.

Думаю о тебе, надеюсь, что у тебя все хорошо. Дай знать, как у тебя дела.

Джонатан».

Он сложил письмо, положил его в карман пиджака и решил прогуляться и насладиться теплом нарождающегося дня. Проходя мимо стойки дежурного, он отдал ему письмо и вышел на улицу. На другой стороне улицы прохожих манил парк. Деревья уже оделись листвой, клумбы пленяли прелестью цветов. Джонатан дошёл до маленького пруда над центральным озером и залюбовался величественными пеликанами, скользившими по неподвижной воде. Возвращаясь, он думал о том, что с радостью зажил бы в этом городе, который вроде бы начинал понимать. Пора было отправляться в галерею. Он пришёл туда пешком и уселся в кафе напротив, поджидая Клару. Перед синей дверью остановился «остин», Клара вставила ключик в сигнальное устройство на стене, и на витрине стала подниматься железная решётка, впуская внутрь галереи утренний свет. Казалось, Клара колеблется: решётка замерла на середине окна, потом поползла вниз. Она развернулась и перешла улицу.

Войдя решительным шагом в кафе, она спустя несколько минут подошла к Джонатану, держа в каждой руке по чашке.

– Капуччино без сахара! – объявила она. – Осторожно, горячо! – Видя удивление Джонатана, она продолжила: – Чтобы изучить привычки другого человека, достаточно внимательно понаблюдать за его жизнью. – Она пододвинула ему чашку, свою поднесла к губам. – Какое красивое небо! В хорошую погоду город выглядит совсем по-другому.

– Отец говорил мне: если женщина разговаривает о погоде, это значит, что она хочет избежать других тем, – ответил Джонатан.

– А что говорила ваша мать?

– Что даже если это так, то указывать ей на это – последнее дело.

– Ваша мать была права!

Некоторое время они смотрели друг на друга, потом Клара широко улыбнулась.

– Вы, конечно, женаты! – выпалила она.

В этот самый момент в кафе влетел Питер. Поздоровавшись с Кларой, он без промедления обратился к Джонатану:

– Мне надо с тобой поговорить.