Тайна музея восковых фигур(изд.1965) - Коробицин Алексей Павлович - Страница 43

— Не стоит о нем говорить, Карриган. Это — ничтожество, а не человек.

Но Карриган уже меня не слушал. Мне показалось, что по его лицу пробежала гримаса боли.

— Ах, черт возьми, как нехорошо!.. — сказал он тихо и повторил: — Ах, как нехорошо!..

— Что с вами, Карриган, — всполошился я, — опять сердце?

— Ну нет, что вы! — Полицейский инспектор быстро поднял голову. Он глубоко вздохнул, озабоченно оглянулся и неожиданно предложил: — Здесь очень шумно. Но я знаю тихий уголок, где никто нам не помешает. Мне бы очень хотелось с вами серьезно поговорить…

Я жестом подозвал официанта и подумал о том, что, в сущности, я никогда не знал, что представляет собой Карриган и как нужно с ним себя держать. Я даже не знал, как в действительности он ко мне относится, как оценивает мой поступок по отношению к Эмсли Роузу, верит ли в его невиновность. Иногда мне казалось, что передо мной бесхитростный, исполнительный и даже симпатичный служака-полицейский. А иногда в каждом его взгляде мне вдруг чудилась холодная расчетливость и равнодушие; в каждом слове — двусмысленность или подвох. Джо говорил о нем: «Службист, но не карьерист, с неба звезд не хватает, а вообще-то — обыкновенный человек со своими большими слабостями, маленькими достоинствами и всяческими заботами…» А может ли вообще полицейский инспектор быть «обыкновенным человеком»?

Хорошо помню, что, когда мы встали и вышли из кафе, меня почему-то охватило смутное чувство тревоги. Общество Карригана вдруг стало мне тягостно. Захотелось поскорее возвратиться домой, пойти в редакцию, быть среди друзей…

Карриган повел меня через просторные залы ожидания, мимо таможни, билетных касс и туристских агентств. На каждом шагу с ярких цветных афиш на нас смотрели бронзовые лица мексиканских индейцев, испанские тореадоры, голландские крестьянки в накрахмаленных чепцах, шотландские стрелки в коротких клетчатых юбках и закутанные в белое арабские всадники.

Совершенно неожиданно Карриган толкнул какую-то дверь, и мы оказались в небольшой курительной комнате с двумя близко поставленными креслами и солидной высокой пепельницей между ними. Здесь было тихо. Лишь время от времени раздавался приглушенный рокот низко пролетающих самолетов.

— Вот здесь нам будет хорошо, — сказал Карриган, опускаясь в кресло.

К смутному чувству тревоги, которое так меня и не покидало, примешалось раздражение.

«Что это еще за комедия?» — подумал я и, готовый в любую минуту оборвать неприятный мне разговор, недовольно сел на самый край кресла, положил локти на колени и принялся молча разглядывать узор на пепельнице.

— Скажите, Мак Алистер, вы представляете себе, в какое положение вы себя поставили?

Я не видел выражения лица Карригана, но голос его прозвучал неожиданно холодно и строго. Я не ответил, упорно продолжая уделять внимание пепельнице.

— Ну хорошо. Я вам объясню: вы помогли скрыться преступнику, заранее зная, что он разыскивается полицией за убийство. На языке закона это звучит так: за сознательное содействие побегу лица, разыскиваемого полицией по обвинению в совершении тяжких преступлений, предусматривается наказание от трех до восьми лет тюремного заключения. И, пожалуйста, не думайте, что я вас запугиваю. Я просто хочу, чтобы вы поняли, как далеко вас увлекли ваши чувства.

Я с раздражением стал шарить у себя по карманам, избегая смотреть в сторону Карригана.

— Возьмите вашу трубку, — сказал он сухо.

В протянутой руке Карригана я увидел свою трубку. Она была в целлофановом конверте, точно таком же, как и те, в которых когда-то мне показывали окровавленные перчатки Эмсли Роуза, значок Кони-Айленда, ключи и кусок мрамора, которым был убит Рамон Монтеро.

— Берите, берите! Что же вы?..

Пока я разрывал хрустящий целлофан, доставал свою трубку и набивал ее табаком, Карриган отрывисто говорил:

— Во всем, буквально во всем вы поступили неразумно, беспечно. Ну зачем, скажите, вам понадобилось связываться с Губинером? Что вас на это толкнуло? Мальчишество?..

Ко мне вернулось хорошее настроение. Я посмотрел на Карригана почти с нежностью.

— Спасибо вам… за трубку! — прервал я полицейского инспектора. — Вы себе не представляете, как я рад, Карриган, что вы верите в невиновность Эмсли Роуза!

— Верю я или не верю, это не имеет никакого значения, — сухо ответил полицейский инспектор. — Степень виновности Эмсли Роуза да и вашу тоже может определить только суд присяжных.

— Вы собираетесь возбудить против меня дело? — недоверчиво спросил я, не испытывая, впрочем, никакой тревоги.

У Карригана был очень усталый вид. Лицо его посерело, и он часто вздыхал.

— Я? Нет. — Вероятно, он понимал, что его ответ звучит довольно странно, потому что тут же добавил: — Сейчас вы все поймете.

Полицейский инспектор вытащил из внутреннего кармана пиджака объемистый бумажник и достал оттуда разорванную по сгибу четвертушку дешевой конторской бумаги.

— Читайте, — протянул он ее мне.

Карандашом, неровными печатными буквами, без всяких знаков препинания там было написано:

Рамона Монтеро убил Эмсли Роуз из горячего стула следите за Генри Мак Алистером.

Ни обращения, ни подписи не было.

Я повертел бумагу в руках и спросил подчеркнуто безразлично:

— Анонимка? Знаете автора?

— Догадываюсь. Теперь догадываюсь, — ответил Карриган мрачно. — Это Губинер. Только вряд ли можно будет это доказать. Он вам мстит, хочет запутать…

Я встал и, пыхтя трубкой, принялся расхаживать взад и вперед перед Карриганом.

— Мистер Карриган, — стараясь быть очень вежливым, сказал я, — следует ли мне понимать, что на основании полученной вами анонимки вы намерены предъявить мне какие-нибудь обвинения? Если да, то мне бы не хотелось продолжать этот разговор без соблюдения всех формальностей, предусмотренных конституцией Соединенных Штатов. Если же вами руководят какие-нибудь другие соображения, то прошу вас объясниться так, чтобы я мог ясно понять, что вы от меня хотите.

Карриган тоже встал и, глядя прямо мне в глаза, сказал твердо:

— Вам нужно срочно уехать, Мак Алистер. Оставить страну.

— Оставить страну?! Зачем?!

— Чтобы не разразился скандал, которого добивается Губинер. Иначе вас арестуют, и вам не избежать тюрьмы.

— А что может сказать обо мне Губинер? Он же ровным счетом ничего не знает…

Карриган посмотрел на меня исподлобья и сказал очень тихо:

— То, что не знает Губинер, знает болтливый аптекарь с Куин Элизабет-стрит, от которого вы звонили ночью по телефону и просили кого-то достать вам денег. А многое из того, о чем вы говорили с Эмсли Роузом у него на квартире, знает его глуховатая привратница. Да, да! Она все-таки не так уж глуха, чтобы лишать себя удовольствия подслушивать под дверьми своих жильцов..

Я почувствовал отвратительную слабость в ногах и сел в кресло.

— Если вы не уедете, мне придется передать все эти материалы в распоряжение суда. Таков мой долг. Но мне бы этого очень не хотелось.

— Почему же?! — вспылил я. — Отличились бы! Не все ли вам равно, кого посадить в тюрьму!

Карриган нисколько не обиделся. Он лишь укоризненно покачал головой и спокойно продолжал:

— Вы наивный человек, Мак Алистер. Неужели вам никогда не приходилось слышать, что существует международное соглашение о выдаче уголовных преступников? Ваш протеже сейчас находится в самой надежной в мире тюрьме — разве удерешь из самолета? Короткая телеграмма, и он проделает обратный путь в наручниках.

— Что же вы так спешили? — спросил я недоверчиво. — Чуть ли не довели себя до сердечного приступа.

— Я спешил не к Эмсли Роузу. Я хотел застать здесь вас.

— Вы с ума сошли! — вскрикнул я в бешенстве. — Никуда я не уеду! Это шантаж…

— Как хотите. Но предупреждаю вас: тогда я буду вынужден выполнить свой долг, и вы с Эмсли Роузом предстанете перед судом оба. Его, вероятно, приговорят к смерти, а вас продержат за решеткой…