Лунный камень - Коллинз Уильям Уилки - Страница 30

Уважение инспектора Сигрэва к сыщику было велико, но уважение его к себе самому было еще больше. Метко задетый знаменитым Каффом, он отразил удар не менее ловко.

— До сих пор я воздерживался от высказывания своего мнения, — сказал инспектор все тем же нисколько не изменившимся воинственным тоном. — Теперь мне остается заметить, оставляя следствие в ваших руках, что из мухи очень легко сделать слона. Прощайте!

— Легко также совсем не заметить мухи тем людям, которые слишком высоко задирают голову.

Ответив на комплимент своего собрата в таких выражениях, сыщик Кафф отвернулся от него и отошел к окну.

Мистер Фрэнклин и я ждали, что будет дальше. Сыщик стоял, засунув руки в карманы, глядел в окно и тихо насвистывал про себя мотив: «Последняя летняя роза».

Позднее я заметил, что мистер Кафф начинал свистеть, забывая о правилах хорошего тона, только когда его мысль напряженно работала, с каждой секундой приближая его к какой-то ему одному ведомой цели. «Последняя летняя роза», очевидно, помогала ему и ободряла его. Вероятно, она чем-нибудь соответствовала его характеру, напоминая ему о любимых розах; и насвистывал он эту песенку на самый заунывный мотив.

Постояв у окна минуты две, сыщик дошел до середины комнаты и остановился в глубокой задумчивости, устремив взгляд на спальню мисс Рэчел. Через несколько мгновений он опомнился, кивнул головой, как бы говоря: «Так будет лучше!» и, обратясь ко мне, изъявил желание поговорить десять минут с моей госпожой, как только миледи это будет возможно.

Выходя из комнаты с этим поручением, я слышал, как мистер Фрэнклин задал сыщику вопрос, и остановился на пороге двери выслушать ответ.

— Вы еще не догадываетесь, — спросил мистер Фрэнклин, — кто украл алмаз?

— Алмаза никто не крал, — ответил мистер Кафф. Такой необыкновенный взгляд на дело привел нас обоих в недоумение, и мы оба стали убедительно просить его объяснить, что он хотел этим сказать.

— Подождите немного, — ответил сыщик. — Собраны еще не все звенья цепи.

Глава XIII

Я нашел миледи в ее кабинете. Она вздрогнула, и на лице ее выразилось неудовольствие, когда я доложил, что мистер Кафф желает говорить с нею.

— Неужели я обязана его принять? Не можете ли вы заменить меня, Габриэль?

Мне это показалось непонятным, и, наверное, недоумение выразилось на моем лице. Миледи соблаговолила объясниться.

— Я боюсь, что мои нервы несколько расстроены, — сказала она. — В этом лондонском полицейском есть что-то, внушающее мне отвращение, — не знаю почему. Я предчувствую, что он внесет расстройство и несчастье в мой дом. Очень глупо и очень несвойственно мне, но это так.

Я не знал, что ей ответить на это. Чем больше я наблюдал сыщика Каффа, тем больше он мне нравился. Миледи, высказавшись передо мной, тотчас взяла себя в руки; как я уже говорил вам, она была по природе женщиной высокого мужества.

— Если необходимо увидеться с ним, делать нечего, — сказала она, — но я не могу решиться говорить с ним наедине. Приведите его сюда, Габриэль, и оставайтесь здесь все время, пока останется он.

В первый раз, с того самого времени, когда моя госпожа еще была молодой девушкой, видел я, чтобы она поддавалась каким-то фантазиям. Я воротился в будуар. Мистер Фрэнклин вышел в сад к мистеру Годфри, время отъезда которого приближалось. Сыщик Кафф и я прошли прямо в комнату моей госпожи.

Уверяю вас, миледи чуточку побледнела, когда увидела его. Однако ничем другим она не выдала своего настроения и спросила сыщика, не имеет ли он чего-либо против моего присутствия в комнате. По доброте своей она прибавила, что я не только ее старый слуга, но надежный советчик, и что во всем, относящемся к домашним делам, она привыкла со мной советоваться. Сыщик вежливо ответил, что смотрит на мое присутствие, как на помощь, потому что он должен сказать кое-что о слугах вообще, и нашел уже мою опытность в этом отношении полезной для себя.

Миледи указала на два стула, и мы немедленно уселись для совещания.

— Я уже составил свое мнение об этом деле, — начал сыщик Кафф. — Прошу у вас, миледи, позволения оставить его пока при себе. А сейчас я должен упомянуть о том, что нашел наверху, в гостиной мисс Вериндер, и чем решил — с вашего позволения, миледи, — заняться прежде всего.

Он рассказал о пятне на двери и о сделанном им выводе, который только что, лишь в менее почтительных выражениях, сообщил инспектору Сигрэву.

— Одно несомненно, — добавил он в заключение, — алмаз пропал из ящика шкафчика. Несомненно также и другое: следы дверной краски должны находиться на одежде, принадлежащей кому-нибудь в этом доме. Мы должны отыскать эту одежду, прежде чем сделаем еще один шаг вперед.

— Это приведет, вероятно, к открытию вора? — спросила моя госпожа.

— Извините, миледи, — я не говорю, что алмаз украден. Я только говорю сейчас, что алмаз пропал. Если найдется запачканная одежда, то это может повести к отысканию алмаза.

Миледи посмотрела на меня.

— Понятно ли вам это? — спросила она.

— Сыщик Кафф понимает, миледи, — ответил я.

— Каким же образом вы собираетесь отыскать запачканное платье? — спросила моя госпожа, опять обращаясь к сыщику. — Стыдно сказать, но сундуки и комнаты моих добрых слуг, много лет живущих у меня, уже были обысканы первым следователем. Я не могу и не хочу позволить оскорблять их вторично!

(Вот это так госпожа! Вот это так женщина, единственная на десять тысяч!)

— Об этом-то я и хотел поговорить с вашей милостью, — отозвался сыщик. — Первый следователь причинил много вреда следствию, дав понять слугам, что он подозревает их. Если я дам им повод думать, что их подозревают во второй раз, неизвестно, какие еще препятствия будут они нам чинить, особенно женщины. А между тем сундуки их должны быть обысканы опять — по той простой причине, что тогда искали алмаз, а теперь будут искать запачканное платье. Я совершенно согласен с вами, миледи, что следует пощадить чувства слуг. Но я также совершенно убежден, что гардероб слуг должен быть обыскан.

Мы были, по-видимому, в тупике. Миледи высказала это в выражениях более изысканных, чем я.

— Мне пришел в голову план, разрешающий это затруднение, — сказал сыщик Кафф. — Если вы, миледи, согласитесь на него, я намерен объяснить слугам, в чем дело…

— Женщины сейчас же вообразят, что их опять подозревают, — прервал я его.

— Не вообразят, мистер Беттередж, — ответил сыщик, — не вообразят, если я скажу им, что буду обыскивать гардероб всех тех, — начиная с миледи, — кто ночевал в доме в среду. Это простая формальность, — прибавил он, взглянув искоса на мою госпожу, — но служанки поймут дело так, что их ставят наравне с господами, и, вместо того чтобы мешать следствию, сочтут за честь содействовать ему.

Я должен был признать, что он прав. Миледи, когда прошло ее изумление, также это признала.

— Вы уверены, что такой обыск нужен? — спросила она.

— Это кратчайший путь к цели из всех, какие я вижу, миледи.

Госпожа моя встала, чтобы позвонить горничной.

— Вы будете говорить со слугами, держа в руках ключи от моего гардероба.

Сыщик Кафф остановил ее неожиданным вопросом:

— Не лучше ли нам прежде убедиться в согласии на это других дам и джентльменов, находящихся в доме?

— Единственная другая дама в доме — мисс Вериндер, — ответила моя госпожа с удивлением. — Единственные джентльмены — мои племянники, мистер Блэк и мистер Эблуайт. С их стороны нечего опасаться отказа!

Я напомнил миледи, что мистер Годфри уезжает. Не успел я произнести эти слова, как мистер Годфри сам постучался в дверь, чтобы проститься; вслед за ним пришел и мистер Фрэнклин, собиравшийся проводить его до станции. Миледи объяснила им наше затруднение. Мистер Годфри тотчас его разрешил. Он крикнул Самюэлю в окно, чтобы тот опять внес наверх его чемодан, а потом сам отдал ключ сыщику Каффу.

— Мои вещи можно переслать ко мне в Лондон, — сказал он, — когда кончится следствие.