Где ты? - Леви Марк - Страница 40

Мэри, выйдя из кухни, остановилась в нескольких шагах от девушки.

— Я приготовила завтрак, но, по-моему, у вас на него нет времени.

— Да в чем дело-то? — спросила Лиза, уже начав волноваться. — Почему я еду так рано?

— Папа все тебе объяснит в машине.

— Но… я даже не попрощалась с Томасом.

— Он еще спит. Не волнуйся, я попрощаюсь с ним за тебя. Ты ведь будешь мне писать, да?

— Что вы от меня скрываете?

Мэри подошла, крепко обняла ее и прошептала на ухо:

— Я не смогу сдержать обещание до конца, но я старалась как могла.

— Да о чем ты?

— Лиза, что бы ты ни делала в жизни, помни всегда, как сильно я тебя люблю.

Мэри разжала объятия, распахнула дверь и ласково подтолкнула Лизу к поджидавшему ее на крыльце Филиппу. Встревоженная и озадаченная, девушка некоторое время стояла неподвижно, пристально глядя на Мэри и пытаясь понять, почему в глубине ее глаз таится боль. Отец взял ее за плечо и повел к машине.

Накрапывал дождик. Филипп крепко держал Лизу за руку, в другой она несла рюкзак, который стал гораздо увесистей.

Такой увидела Мэри Лизу в день отъезда, в сумеречном свете дня, когда вдруг снова остановилось время. Черные волосы падали Лизе на плечи, капли дождя стекали по смуглой коже. С одеждой на этот раз проблем не было. Они медленно удалялись по дорожке. Мэри стояла на крыльце, ей хотелось сказать Лизе что-то еще, но это было все равно ни к чему. Дверцы машины захлопнулись, Лиза в последний раз помахала ей рукой, и машина исчезла за поворотом.

По дороге Лиза засыпала Филиппа вопросами, на которые он не отвечал, не находя подходящих слов. Они свернули на дорогу, которая вела к терминалам аэропорта, и Филипп снизил скорость. Лизой овладела паника, потом она разозлилась и твердо решила, что ни за что не выйдет из машины, пока отец не объяснит ей причину скоропалительного отъезда.

— Какая муха вас укусила?! Вас до такой степени нервирует мой отъезд? Папа, да объясни ты мне, в конце концов, что происходит?!

— Я высажу тебя перед терминалом и поставлю машину на стоянку.

— Почему Мэри не поехала с нами?

Филипп поставил машину у тротуара, потом, взяв лицо дочери в ладони, заглянул ей в глаза.

— Лиза, послушай. Ты войдешь в терминал, поднимешься по правому эскалатору, пройдешь по коридору и войдешь в бар…

Лицо девушки напряглось. По странному поведению отца Лиза поняла: приоткрывается завеса над ее прошлым.

— …пройдешь до конца зала. Там, за столиком у окна, тебя будет кто-то ждать.

Губы у Лизы задрожали, тело сотряслось от глубинного рыдания, а глаза наполнились слезами. У Филиппа тоже повлажнели глаза.

— Помнишь красную детскую горку? — дрогнувшим голосом спросил он.

— Вы не могли так со мной поступить! Папа, скажи, что это неправда!

И, не дожидаясь ответа, она схватила лежавший на заднем сиденье рюкзак и выскочила из машины, громко хлопнув дверцей.

Аэропорт Ньюарка. Машина только что высадила ее на тротуар и растворилась в транспортном потоке, наводнявшем пространство вокруг терминалов. Сквозь пелену слез она проводила машину взглядом. Огромный зеленый рюкзак, стоявший у ее ног, весил чуть ли не больше ее самой. Поморщившись, она подняла его и вскинула себе на плечи. Вытерла глаза, миновала двери терминала номер один и почти бегом перебежала зал. Правый эскалатор вел на второй этаж. Сгибаясь под тяжестью рюкзака, она поднялась по ступенькам и решительно двинулась по коридору. Остановилась у залитого оранжевым светом бара и через стекло заглянула внутрь. В такую рань у стойки ни посетителя. Старый бармен вытирает стаканы.

На экране телевизора, висящего у него над головой, мелькают результаты каких-то матчей. Толкнув деревянную дверь с круглым окошком-иллюминатором, она вошла и окинула взглядом красные и зеленые столики.

И увидела ее: Сьюзен сидела в глубине зала, у самого окна. Перед ней на столе лежала газета, а сама она, опершись подбородком о правую руку, левой теребила висящий на шее медальон. Ее глаза, невидимые Лизе, были обращены к бетонному полю, расчерченному желтыми линиями разметки, куда неспешно выруливали самолеты, готовившиеся к разбегу перед взлетом. Сьюзен повернулась, прижала ладонь ко рту, словно желая подавить невольный возглас, и встала. Лиза, поколебавшись, двинулась по проходу слева мягкой и бесшумной походкой. Мать с дочерью не сводили друг с друга покрасневших глаз, не зная толком, что сказать. Сьюзен увидела огромный рюкзак, который волокла Лиза. Точно такой же, но принадлежащий Сьюзен, лежал под столом. И тогда Сьюзен улыбнулась.

— Ты такая красивая!

Лиза, застыв, молча смотрела на Сьюзен, затем, не отрывая от нее глаз, уселась на стул. Сьюзен села. Она потянулась, чтобы коснуться щеки дочери, но Лиза резко отшатнулась.

— Не трогай меня!

— Лиза, если бы ты только знала, как я по тебе скучала.

— А ты… Ты знаешь, что твоя смерть сделала мою жизнь кошмаром?

— Я все тебе объясню.

— Можно ли объяснить то, что ты со мной сделала? Хотя, впрочем… Объясни, что сделала я! Из-за чего ты меня забыла?!

— Я никогда тебя не забывала, Лиза. Все случилось не из-за тебя, а из-за меня, из-за моей любви к тебе.

— Значит, так ты представляешь себе любовь? Бросить — значит любить?

— Ты не имеешь права судить меня, Лиза, ты не знаешь…

— А ты, значит, думаешь, имела право на чудовищный, бесчеловечный обман?

— Ты должна меня выслушать, Лиза!

— А ты? Ты слышала меня, когда я звала тебя по ночам в моих кошмарах?

— Да.

— Тогда почему ты за мной не приехала?

— Потому что было слишком поздно.

— Поздно для чего? Разве между матерью и дочерью существует «слишком поздно»?

— Об этом судить тебе, Лиза.

— Мама умерла!

— Не говори так, прошу тебя.

— Но именно эти слова определили мою жизнь, они были первыми, которые я произнесла в Америке.

— Если хочешь, я уйду, но любить тебя не перестану никогда, хочешь ты этого или нет.

— Я запрещаю тебе произносить эти слова! Ты хочешь слишком легко отделаться. И если я не права, то объясни мне, «мамочка», в чем именно. И постарайся быть поубедительней.

— Мы получили предупреждение о тропическом урагане, оставаться на горе такой маленькой девочке было слишком опасно. Помнишь, я как-то тебе рассказывала, что однажды в грозу чуть было не погибла?

Поэтому я спустилась вниз, в базовый лагерь в Суле, и оставила тебя там, чтобы укрыть от опасности.

А сама вернулась, я не могла бросить людей в поселке одних.

— А меня одну ты могла бросить?!

— Ты была не одна!

И тут Лиза не выдержала.

— Ошибаешься! — заорала она. — Без тебя я была совершенно одна! Как в худшем из кошмаров! И сердце у меня готово было разорваться!

— Девочка моя, я обняла тебя, поцеловала и поднялась обратно на гору. Посреди ночи Роландо меня разбудил. На нас обрушился потоп, и дома уже начали трещать. Ты ведь помнишь Роландо Альвареса, деревенского старосту?

— Я помню запах земли, помню каждое дерево, помню цвет каждой двери в каждом из домов, потому что самое незначительное воспоминание было частичкой тебя, и кроме этого больше ничего от тебя у меня не осталось. Это тебе что-нибудь говорит?! Дает представление о той пустоте, в которую ты меня бросила?

— Мы отвели жителей деревни на вершину, двигаясь под сильнейшим ливнем. По дороге в кромешной тьме Роландо поскользнулся и поехал вниз. Я бросилась на землю, чтобы удержать его, и сломала лодыжку. Он вцепился в меня, пытался удержаться, но был слишком тяжелым.

— А я? Я тоже была слишком тяжела для тебя, ты и меня не могла нести? Если бы ты только знала, как я на тебя зла!

— При вспышке молнии я увидела, как он улыбнулся. «Позаботься о них, дона, я на тебя надеюсь» — были его последние слова. Потом он выпустил мою руку, чтобы не увлечь за собой в пропасть…

— А твой замечательный Альварес не завещал тебе позаботиться немножечко и о твоей собственной дочери, чтобы она тоже могла немножечко рассчитывать на тебя?