Где ты? - Леви Марк - Страница 31

Мэри сжала руку мужа.

— Замолчи! Ты не имеешь права говорить ей такие слова! Ты говоришь не со Сьюзен, слышишь?!

Филипп выскочил из машины, в сердцах хлопнув дверцей. Мэри повернулась к Лизе и погладила по щеке плачущую от испуга девочку.

— Я тобой горжусь, — ласково и совершенно искренне сказала она. — То, чему ты собираешься посвятить свою жизнь, требует большого мужества. Ты и так похожа на свою мать, и у тебя есть полное право быть еще больше на нее похожей, потому что твоя мама была удивительной женщиной.

Немного помолчав, Мэри добавила:

— Тебе повезло. Мне бы тоже хотелось восхищаться в твоем возрасте родителями и мечтать быть похожей на них.

Мэри несколько раз настойчиво нажала на клаксон, призывая Филиппа. Он вернулся, и она потребовала, чтобы они немедленно ехали дальше, ее тон не допускал возражений. Потом она снова отвернулась к окну, и глаза у нее были невеселыми.

В школе Филипп не стал принимать участия в развлечениях, отказался сесть в зале, когда вручали призы, и за столом не произнес ни слова. Молчал он и дальше. Он не глядел на Лизу и не взял ее руки, протянутой ему в знак примирения в конце праздничного обеда. Мэри попыталась вызвать у него улыбку, удивленно поднимая бровь, но безуспешно. Она считала его поведение детским, о чем и сообщила Томасу. А потом все время посвятила Лизе, для которой праздник был окончательно испорчен. Атмосфера в машине по дороге домой резко отличалась от той, что царила на только что завершившемся празднике.

Дома Филипп немедленно поднялся в свой кабинет. Мэри поужинала в компании детей. Обстановка была гнетущей. Уложив их, она в одиночестве легла сама и, глубоко вздохнув, натянула одеяло на плечи. Утром, открыв глаза, она обнаружила, что на кровати рядом с ней пусто. На кухонном столе лежала записка, что он уехал на работу и вернется поздно, ждать его не надо.

Мэри приготовила завтрак, раздумывая, как ей провести эти странные выходные дни. Днем она вышла за покупками, оставив детей смотреть телевизор.

В супермаркете ее охватило чувство страшного одиночества. Но Мэри не пожелала поддаваться эмоциям и быстренько провела ревизию своей жизни: все, кого она любит, живы и здоровы, у нее есть крыша над головой, муж, который почти никогда не сердится, так что нечего скулить из-за незадавшегося воскресенья.

Мэри сообразила, что говорит вслух, когда проходившая мимо нее старушка поинтересовалась, что она ищет.

— Ищу, из чего бы напечь солнышек, — улыбнулась Мэри.

Толкнув тележку, она направилась к полкам с мукой и сахаром. Домой она вернулась около шести, нагруженная покупками, которые оставались для нее верным средством от сердечных ран. Поставив пакеты на кухонный стол, она повернулась к игравшему в гостиной Томасу.

— Вы хорошо себя вели?

Мальчик кивнул. Мэри принялась раскладывать по местам покупки.

— Лиза у себя? — спросила она.

Томас, поглощенный игрой, не ответил.

— По-моему, я тебя о чем-то спросила, тебе не кажется?

— Нет. Она же с тобой!

— Как это со мной?

— Она ушла два часа назад, сказав: «Я иду к маме».

Мэри выронила пакет с яблоками и схватила сынишку за плечо.

— Как это она сказала?

— Обыкновенно сказала. Отпусти, ма! Больно! Вышла, сказав, что идет к тебе.

В голосе Мэри звучала тревога. Она отпустила Томаса.

— Она взяла рюкзак?

— Честно говоря, я не смотрел. А в чем дело, мам?

— Играй, я скоро!

Мэри взлетела по лестнице, ворвалась в комнату Лизы и поискала зайца-копилку, обычно сидевшего на полке. Пустой заяц валялся на столе. Закусив губу, Мэри поспешила к себе в спальню, выудила из-под кровати телефон и позвонила Филиппу на работу. Никто не отвечал. Сообразив, что сегодня воскресенье, она набрала его прямой номер. На четвертом гудке он взял трубку.

— Немедленно приезжай. Лиза сбежала. Я звоню в полицию.

Филипп припарковал машину за стоящим у дома полицейским фургоном и бегом помчался по дорожке. В гостиной он обнаружил Мэри, сидящую на диване рядом с полицейским Миллером, который что-то записывал.

Полицейский спросил, является ли он отцом малышки. Филипп, покосившись на Мэри, кивнул. Детектив предложил ему присоединиться к беседе. Долгих десять минут он расспрашивал их, что, по их мнению, могло послужить поводом для бегства. Есть ли у Лизы дружок, не порвала ли она с ним недавно, было ли в ее поведении что-то странное, указывавшее на ее намерения?

Филипп с досадой встал. Эта игра в вопросы и ответы не поможет им найти дочь. Она ведь не прячется тут, в гостиной, все эти дурацкие вопросы пустая потеря времени. Заявив, что по крайней мере один человек отправляется ее искать, он вышел, хлопнув дверью. Полицейский ошарашенно поглядел ему вслед. И тогда Мэри рассказала, что Лиза их приемная дочь, что муж накануне наорал на девочку, впервые за все время, что она у них живет. Она не упомянула, что сама сказала Лизе в машине. Она хотела утешить девочку, а теперь стала думать, не спровоцировала ли своими словами ее бегство.

Инспектор убрал блокнот и направился к двери, пригласив Мэри заглядывать за сведениями в отделение. Он попытался ее успокоить: в худшем случае девушка переночует на улице, а завтра утречком вернется. Обычно бегство из дома заканчивается именно так.

Ночь обещала быть долгой. Филипп вернулся несолоно хлебавши, с сорванным голосом. Мэри сидела за кухонным столом. Взяв ее ладони в свои, он пробормотал извинения. Положил голову ей на плечо, поцеловал в щеку и пошел наверх, к себе в кабинет. Мэри проводила его взглядом. Потом поднялась за ним следом и вошла, не постучавшись.

— Я понимаю, что ты не в силах этим заниматься, я тебя понимаю. Но заниматься этим нужно. Ты останешься дома, приготовишь ужин и будешь отвечать на телефонные звонки. Если что-то выяснится, ты тут же перезвонишь мне в машину, а я съезжу и выясню, как у них продвигается дело.

Не дав ему времени возразить, она развернулась и вышла. Из окна кабинета он смотрел, как она бежит к машине, садится в нее и машина исчезает за поворотом.

Лицо Миллера не предвещало ничего хорошего. Усевшись перед ним, она испытала жгучее желание закурить, когда закурил он. Патрули облазили все места в городе, где обычно тусовалась молодежь, опросили некоторых подружек Лизы, и теперь в полиции считали, что она села либо на поезд, либо в автобус до Ман-хэттена. Инспектор Миллер уже отправил факс в центральную диспетчерскую Нью-Йорка, откуда извещение о побеге разошлют по всем полицейским участкам города.

— И что потом? — спросила Мэри.

— Мадам, у каждого инспектора порядка сорока таких досье на столе. Большинство подростков возвращаются домой через три-четыре дня, нужно подождать. Мы продолжим поиски в Монтклере, но Нью-Йорк не в нашей юрисдикции, и у нас нет никакого права туда влезать.

— Наплевать мне на ваши административные границы. Кто конкретно будет заниматься поисками моей дочери?

Миллер понимал ее отчаяние, но что он мог поделать? Разговор был окончен. Мэри была не в силах подняться со стула. Миллер, поколебавшись, выдвинул ящик и протянул ей визитку.

— Сходите завтра к этому человеку, скажите, что вы от меня. Он детектив в Южном Мидтауне, я ему предварительно позвоню.

— Почему бы вам не позвонить ему сейчас?

Миллер поглядел ей в глаза и взялся за телефон.

Вызов принял автоответчик. Миллер собрался повесить трубку, но по настоянию Мэри оставил сообщение, вкратце изложив причину своего звонка. Горячо поблагодарив полицейского, Мэри вышла из комиссариата.

Она доехала до вершины холма Монтклер, откуда был виден Нью-Йорк, простиравшийся в бесконечность. Где-то там, среди миллионов сверкающих огоньков, бродит в ночи четырнадцатилетняя девчушка. Мэри завела машину и двинулась к шоссе, ведущему в Большое Яблоко.

На автобусной станции она показала всему персоналу фотографию Лизы, которую носила с собой в бумажнике. Девочку никто не опознал. Мэри вспомнила о центре, где делала распечатку своего диплома, когда еще жила в городе. Центр работал всю ночь. Она отправилась туда. Там дежурила светловолосая студентка лет двадцати. Мэри объяснила девушке, что ей нужно. Девушка, посочувствовав, предложила Мэри кофе и уселась за компьютер. Набрав слово «разыскивается», она напечатала все сведения, которые сообщила ей Мэри. Распечатав листок, она помогла приклеить фотографию, а потом сделала сотню копий. Мэри вышла на улицу, один листок студентка прилепила на витрину.