Наследница трона - Хеннен Бернхард - Страница 81

Сигурд рассмеялся.

— Ты ведь не думаешь всерьез, что фьордландцы приняли бы на троне рыцаря ордена. При всей любви к Гисхильде — это исключено! Так что не переживай. Ты король, ваш союз был благословлен богами. Людям его не разорвать. — Сигурд подумал о брачной ночи и устыдился своей дерзкой лжи.

— Знаешь, — вздохнул Эрек, — если бы она только выбралась оттуда живой! Мне все равно. Только пусть не умирает. Боги знают, как сильно я по ней тоскую. Я перешел бы горы голышом, только бы дойти до нее. Ради нее я позволил бы живьем содрать с себя кожу!

Слова короля тронули капитана мандридов. Эрек действительно имел в виду то, что говорил. Он всем сердцем любил Гисхильду.

— Все знают, что ты сделал ради нее в Железной Страже. Не переживай. Я не знаю никого, кто думал бы о тебе плохо.

Эрек вздохнул.

— Тебе он тоже нравится, не так ли? Он был наверху, у озера. Я видел его среди мандридов. Безбородый парень бросается в глаза среди твоих, хотя на голове у него и старый шлем. О нем много говорят. Я не единственный, кто заметил его.

Сигурд очень хорошо понимал, что все постепенно начало ускользать у них из рук. Ночные посещения королевой конюшни не остались незамеченными, несмотря на всю осторожность мандридов. В принципе, Сигурд был рад тому, что Гисхильда была в Альдарвике. Так все еще могло порасти травой.

— Что ты о нем думаешь, друг мой?

От последних слов стало больно. Эрек по-прежнему ценил его, хотя и знал, что мандриды спрятали Люка. Догадывается ли король о том, что происходит? Он слишком честен! Для правителя это нехорошо.

— Я думаю, что он — рыцарь в лучшем смысле этого слова. И я знаю, что он искренне любит Гисхильду. Но он безрассуден. Не такой, как ты… Отправился без проводника. Он никогда не перейдет горы. Он ведь нездешний.

— И поэтому ты теперь уезжаешь. Ты хочешь разыскать его и помочь, не так ли?

Сигурд потупил взгляд.

— Я… Мне нужно к Гисхильде. Я не имел права отпускать без личной гвардии. — Он задумался о том, говорить ли Эреку об Алексее. Лучше не нужно. Это только умножит его тревогу, а возможности у короля как-то помочь Гисхильде не будет.

— Тебе не кажется, что ты уже староват для таких приключений, Сигурд? Я знаю, что ты еще не совсем оправился от летних ран. Тебе следовало бы…

Капитан поднял руку.

— Не говори мужчине, который тебе в отцы годится, что ему делать! Я как-нибудь справлюсь. Меня еще рано списывать! Если бы ты был моего возраста… Ах, да что ты понимаешь? Если однажды утром я проснусь и у меня ничего не будет болеть, это будет означать только одно: ночью я умер. — Он ухмыльнулся. — А теперь отпусти меня.

Эрек подошел и обнял старика.

— Верни мне ее! И если тебе понадобится помощь этого Люка, то вот тебе мое благословение. Только верни ее мне, друг мой.

Сигурд судорожно сглотнул. Затем сжал поводья обеих лошадей, которых отобрал заранее. Что-то пробормотал. Эрек слишком хорош, чтобы быть королем. Любой другой послал бы к Люку парочку головорезов.

Семейные узы

Ингвар взглянул на племянника. Тот стоял у обрушившейся северной стены пиршественного зала. Вдалеке грохотали пушки. На стене были видны остатки их родового древа. Половина имен стерлась, портреты исчезли. Опали вместе с кусками штукатурки.

Они были одни. Через разрушенную крышу падал снег. Пол был покрыт разбитыми камнями и щепками. Все дерево давно растащили.

— Нужно было выдать ее, — сказал Серен.

Ярл уже давно предполагал, что племянник мыслит именно так. Серен был опасным человеком. Он был замешан в каких-то темных делишках. Ни один человек, занимавшийся честными делами, не одевался в черное. То был цвет тех, кто крадется в ночи. Светлых цветов племянник избегал так, как почтенные люди боятся привидений и призраков. Даже на трех его катерах были темно-зеленые паруса вместо обычных белых.

— Как ты к этому относишься, дядя?

— Она героиня. И наша королева…

— И она отправила моего отца в изгнание, где его постигла скоропостижная смерть.

Ингвар ничего не ответил. Он проклял Гисхильду в тот день, когда узнал об этом. Но после того как поговорил с несколькими свидетелями ссоры в тронном зале, вынужден был признать, что его брат не оставил королеве выбора. Были и еще более веские причины.

— Если мы ее выдадим, нас повесят наши собственные люди. Они так чтят ее, словно она — вернувшийся Мандред.

— Они слепые глупцы! Они не понимают, что Гисхильда принесла с собой ужас. Посмотри на наш город. Половина домов в развалинах. Каналы наполняются мусором. Земля на много миль вокруг разграблена и выжжена. И каждый день умирают дюжины мужчин, женщин и детей, которых ты мог бы защитить как ярл. Сколько еще жизней ты собираешься принести в жертву Гисхильде?

— Я тронут тем, как сильно ты переживаешь за судьбу нашего города. Не стоит ли мне обеспокоиться тем, что ты желаешь стать ярлом?

Серен рассмеялся.

— Нет, дядя! Ни за какие деньги в мире. Я только хочу спокойно заниматься своими делами.

— Я думал, ты очень хорошо зарабатываешь тем, что продаешь продукты по баснословным ценам.

— Мои склады почти пусты. Пришло время приумножить фамильное добро иным путем.

Ингвару было трудно сдерживаться. Племянник воплощал в себе все качества, сделавшие их род богатым. Все, что сам он презирал. Нужно выдать его! Но Серен — единственный сын брата. Детей у Серена не было — по крайней мере он никого не признал. Ингвару было стыдно причинять вред Серену, хотя он и не питал иллюзий насчет того, как племянник может поступить по отношению к нему.

— Во сколько же нам обходится день пребывания королевы? — попытался пошутить он.

— Не дать разграбить наш город…

Ингвар выругался про себя. Конечно же, он понимал, что будет с Альдарвиком, если его станут штурмовать. До сих пор они отразили три атаки. Но долго город продержаться не сможет. Он даже думать не хотел о том, что будет, если пикинеры пойдут на Альдарвик.

— Видишь, ты должен сделать это ради нашей семьи и нашего города. — Серен надел шляпу. — А теперь извини меня, дядя. Мне еще нужно кое-что уладить.

Кукловод

Брат Жиль с каждым днем становился все слабее. Но в таком хорошем настроении, как сегодня, Оноре не видел его уже давно. Старик что-то напевал себе под нос, когда вошел в по-княжески оборудованную темницу бывшего примарха.

— Тебе чего-то недостает, мой дорогой друг?

Он поднял культю.

— Не считая того, что изменить нельзя, у меня все хорошо.

— Не нужно горечи, брат. Скоро ты отправишься на север.

Оноре отложил бумаги, изучением которых занимался, — длинные списки домов ордена, захваченных рыцарями Древа Праха. Не считая Валлонкура, восстание, похоже, было подавлено. С севера не было никаких известий.

— Куда я отправлюсь?

— После того как я пообедал с братом Тарквиноном, гроссмейстеру ордена Древа Праха пришла в голову идея, что было бы богоугодным делом, если бы мы, все гептархи, взяли на себя труд и отправились во Фьордландию, чтобы стать свидетелями поражения язычников. Сегодня вечером он держал перед советом пламенную речь о новой эпохе, которая вот-вот начнется. О том, что мы всемером провозгласим начало Мира Господня на поле последнего боя. Тебе нужно было слышать это, Оноре. Наш брат полон видений.

— И все это он считает своими идеями?

Старик улыбнулся.

— Да. Я даже предупреждал его о трудностях и превратностях дороги. Я проголосовал против, и мои братья назвали меня старым, больным, нерешительным человеком. — Он звонко расхохотался. — Это было словно в кукольном театре. Я дергал за ниточки, и все мои куколки танцевали. Они думали, что своим решением давят на меня. Я уверен в том, что тот или иной брат мой надеется, что меня погубят тяготы дороги. Они очень удивятся, когда в конце концов я в буквальном смысле воскресну.

— Когда мы выступаем? — Если бы Оноре мог снова оказаться в Друсне! Там он возглавит восстание Нового Рыцарства. И повернет время вспять. Нужно лишь добраться до Друсны и повести за собой полки!