Наследница трона - Хеннен Бернхард - Страница 12

Водки столько, сколько нужно

Гисхильда стояла, опершись на поручни и не спуская взгляда с двери своей каюты. Хотя тогда она была еще ребенком, королева очень хорошо помнила ту ночь, когда родился ее младший брат Снорри. То была холодная зимняя ночь. По небу плясали зеленые колдовские огни.

Королева подняла взгляд и посмотрела на небосвод. Все было иначе. Она не сидела в холодной оконной нише, а плыла на гордом эльфийском корабле. Небо раскинуло над ней свет бесчисленного количества звезд. Не было ни облачка. Теплый бриз трепал ее волосы, наполняя большие паруса корабля. Да, все было иначе. Только страх был все тот же. Это был страх, который она испытывала еще ребенком. И ждала ту же самую эльфийку, что и много лет назад. Олловейн призвал врачевательницу, но она пришла с неохотой. Как и тогда… Да и в Вахан Калиде три года назад она не была приветливее.

Похоже, в Альвенмарке случилось несчастье. Но пока что никто из князей не захотел говорить с ней об этом. И, честно говоря, она не очень-то стремилась узнать.

Она должна снова стать сама собой. Она забросила свои королевские обязанности! Можно привязаться сердцем к королевству или к мужчине, говорила ей Эмерелль, когда эльфы привезли ее в Альвенмарк. Попробуй сделать и то и другое сразу — и тебя постигнет несчастье. Королева эльфов намекала на Люка.

В последние дни она почти не думала о нем. Гисхильда снова посмотрела на дверь. В этот час решалось, сохранит ли Эрек левую руку. Сегодня она молилась за мужа. Молча, но страстно. Нельзя, чтобы он поплатился рукой за то, что уберег ее от верной смерти.

Ощупала зарубцевавшуюся рану на щеке. Наверное, останется шрам. Но какая разница?! Она редко смотрела на себя в зеркало. Гораздо важнее, скольких людей она повела на смерть. Как она могла так слепо броситься в ловушку?!

Мужчинам пришлось заплатить жизнями за высокомерие своей королевы. Такого повториться не должно. Нужно действовать более осмотрительно. Она снова взглянула на дверь. Нужно было слушать Эрека. Он стоял в окопах Фирнстайна и помогал копать, а вовсе не она. Из двух сотен фьордландцев, которых она привела к лагерю Железная Стража, в живых осталось менее пятидесяти.

Дверь каюты отворилась. Вышла эльфийка в платье цвета лунного сияния. Она была высокой и очень стройной. Длинные черные волосы собраны в узел. Узкие остроконечные уши придавали ее лицу нечто дикое, животное. Казалось, от нее исходит холод, так же как было тогда, когда Гисхильда встретилась с ней впервые. Там, где появлялась Морвенна, смерть была близка, хотя она и была целительницей.

— Ну что?

У Гисхильды была тысяча вопросов, однако с губ ее сорвался только один. Она выступала перед сотней могущественнейших мужчин Фьордландии, однако перед эльфийкой растерялась. Морвенна посмотрела на нее долгим взглядом. У нее были темные, почти черные глаза. Под веками лежали тени, но от этого она не казалась старше. Она была созданием сумерек и ночи. За все время, проведенное в Вахан Калиде, Гисхильда почти никогда не видела целительницу при свете дня.

— Он сохранит руку, — сказала Морвенна. — Но я не думаю, что твое общество будет ему полезно.

— Я его жена! — возмутилась Гисхильда.

Эльфийка подняла одну бровь. Движение сказало больше, чем тысяча слов.

Гисхильда почувствовала, как кровь прилила к щекам. И возненавидела себя за это. Ей не хотелось, чтобы эльфийка так легко читала ее чувства. Да, то, что она сделала, было постыдным. Но то, на что обрекло ее собрание дворян, когда навязало мужа, было настолько же подло. На крепкий сук — острый топор! Это единственный язык, который понимают фьордландцы. Эльфам такого никогда не понять!

— Он может пить?

Похоже было, что вопрос застал Морвенну врасплох. Она казалась удивленной. Открыла рот… Потом вдруг на лбу у нее появилась вертикальная морщина.

— Ты имеешь в виду мет… или водку?

— Вот именно. — Это было по-детски, однако Гисхильда наслаждалась тем, что на миг заставила неприступную эльфийку показать свои чувства. Пусть даже это было презрение.

— Водка вредна даже для здорового человека. Следовало бы…

— Мои люди пьют, чтобы заглушить боль. Воины Фьордландии всегда поступали так после битвы.

— Полагаю, ваши потери среди выживших раненых были едва ли меньше, чем на поле боя.

— У нас нет целителей-колдунов. Тяжелые ранения и гангрена требуют свою плату… Так было всегда, во время любой войны.

— И эта плата еще выше, когда больные совершенно бессмысленно напиваются! Вы словно свиньи!

— Никогда еще не видела, чтобы свиньи пили водку, — сухо ответила Гисхильда.

— Ты права. Животные ведут себя разумнее, чем вы, люди.

— Он сможет выпить полную кружку?

— По этому поводу я тебе ничего не скажу.

— Значит, две кружки.

Внезапно эльфийка кивнула.

— Я поняла! Ты хочешь от него избавиться.

Гисхильда выдержала ее пронзительный взгляд, однако совладать со своими чувствами не сумела.

— Две кружки?

— Если ты хочешь знать, как убить сына человеческого, тебе следовало бы попросить совета у моего брата Тирану. — Морвенна резко отвернулась от нее и направилась на переднюю палубу, где под открытым небом ждали ее помощи еще дюжины раненых.

Дверь в каюту, где разместили Эрека, была приоткрыта. Гисхильда вздохнула. Почему ее жизнь никогда не бывает простой? На протяжении двух лет она карала мужчину, беспомощно лежавшего там, в полумраке, презрением. Иногда желала ему смерти. А теперь он тяжело ранен, причем настолько, что никто не удивится, если он не переживет переезд.

Она уже слышала голоса мужчин. Шепот, потому что никто не отваживался разговаривать с эльфами в полный голос. Они скажут, что виновата Морвенна. Она должна была отрезать Эреку руку. Тогда у него не было бы гангрены.

Гисхильда огляделась. Никто не обращал на нее внимания. Она проскользнула в каюту. Эрек выглядел жалко. Он лежал на огромной кровати, в которой казался ребенком, забравшимся в постель к родителям. Лицо его было изможденным. На бледных щеках пробивалась щетина. Глаза были закрыты. Гисхильда видела, как под закрытыми веками нервно дергались зрачки.

Пахло потом, кровью и корицей. Даже во Фьордландии эльфы пытались наполнить дома больных благовониями. Они верили, что это способствует выздоровлению. Гисхильде казалось странным маскировать запах приближающейся смерти. От Лута, Ткача Судеб, не уйти. Если уж он ухватился за нить жизни, чтобы разрезать ее, то никакие палочки корицы его не остановят.

— В твоих ли руках нить его жизни? — прошептала Гисхильда.

Она не ждала ответа, не ждала знака. Ее боги никогда ей не отвечали. Слишком долго она была в Валлонкуре. Боги Фьордландии злопамятны. Так скоро они не простят.

Она опустилась на колени перед небольшим шкафчиком, стоявшим у ложа Эрека. Дверца открылась с негромким щелчком. Она достала тяжелую фаянсовую кружку. И два бокала, которые спрятала там вчера.

— Так мы начинали.

Гисхильда вскочила. Едва не опрокинула кружку. Он открыл глаза и улыбнулся. Однако голос его был еще слишком слабым и дрожащим.

— В нашу первую ночь, — сказал он. — Ты уже не помнишь?

Как часто она пыталась забыть это, но знала, что ей не удастся.

Иногда просыпалась среди ночи. Тогда она снова видела сны о том, как ревущая толпа ярлов вломилась в ее спальню, чтобы уложить ей в постель мужа.

— Тогда ты выпил немного, — возразила она.

— Я хорошо приложился заранее.

— Не очень-то умно в брачную ночь.

Он поднял брови и вздохнул.

— Этому ты меня научила.

Гисхильда вновь почувствовала себя виноватой. Он был неплохим парнем, и он старался. Невольно вспомнилось то, как он рассказывал, что перед первой брачной ночью ради нее помылся. Такое пришло бы в голову немногим из ее ярлов. Если бы только ей дали больше времени. Может быть, однажды она сама выбрала бы Эрека?

— Ты мне скорее товарищ, чем жена, — сказал он, пытаясь рассмеяться. — Приходишь с кружкой водки, одетая, словно для битвы, от тебя еще пахнет кровью сражения.