Рука Москвы - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 23

Голубков взял трубку внутреннего телефона и вызвал к себе начальника информационного центра подполковника Олега Зотова. Он был из поколения компьютерных фанов, которые даже с соседом по лестничной клетке общаются через Интернет.

История цивилизации начиналась для этих ребят с изобретения персонального компьютера. К бумажным носителям информации они относились, как к берестяным грамотам, а людей, которые не знают, что такое ассемблер и дебагер, не говоря уже про винчестер, и за гомо сапиенс не считали.

Генералу Голубкову что ассемблер, что дебагер были одна холера, а винчестером он считал охотничий карабин и этого не скрывал. Но его подполковник Зотов, хоть и с некоторыми оговорками, все же причислял к гомо сапиенс, отдавая должное его памяти, которая по избирательности и быстродействию иногда даже превосходила машины высшего класса, какими был оборудован информационный центр УПСМ.

— Ничего не нашли, — вваливаясь в кабинет Голубкова, с порога объявил Зотов, тут же плюхнулся в кресло и поспешно закурил. Понятное дело: коль уж пришлось оторваться от компьютера, так хоть покурить, потому что в информационном центре курить категорически запрещалось — машины этого, видите ли, не любят. — Весь спецхран перерыли. Дела Альфонса Ребане нет.

— Есть, — возразил Голубков. — Его не может не быть. Плохо искали. Сколько твоих людей работает в архиве?

— Двое.

— Подключи еще пару человек. Даже трех. Возьми у аналитиков, скажи: я приказал.

— Да кого искать-то, Константин Дмитриевич?! — слегка даже обиделся Зотов. — Нет такой фамилии. Ни в регистрационных книгах, нигде! А в компьютерную базу данных они свои архивы не перевели. Живут, конкретно, как при царе Горохе!

— Фамилии может не быть, — подтвердил Голубков. — А человек был. Значит, есть и его дело. А где искать, подскажу. Особо важные заключенные шли под номерами. Была в те годы такая практика.

— Что значит под номерами? — проявило дитя компьютерной эры снисходительный интерес к истории своей родины.

— То и значит. Фамилия на делах не ставилась, ставился только номер камеры. Например, под номером сорок три в Лефортовской тюрьме сидела Жемчужина, жена Молотова.

— Какого Молотова? Того самого Молотова?

— Да, того самого. А под номер сто пятнадцать — жена Калинина.

— Всесоюзного старосты?!

— Всесоюзного старосты. Под номером тридцать четыре — жена Поскребышева, личного секретаря Сталина.

— А сам Поскребышев?

— Что сам Поскребышев?

— Он тоже сидел?

— Да. В приемной Сталина.

— Это круто, — оценил подполковник Зотов. — А кто еще?

— Под номером пятнадцать в Матросской тишине числился министр госбезопасности генерал-полковник Абакумов, которого Сталин посадил по доносу подполковника Рюмина, — продолжал Голубков просвещать молодое поколение российских контрразведчиков. — А под номером пять сидел сам Рюмин. Там же, в Матросской тишине. И так далее. Вот и просмотрите все номерные дела.

— Вы думаете, что наш фигурант котировался наравне с министром госбезопасности? — усомнился Зотов. — С чего?

— В самом деле, с чего? — повторил Голубков. — Не знаю. А интересно. Нет?

— Пожалуй, — согласился Зотов. — Да, любопытно.

Голубков открепил от служебной записки об Альфонсе Ребане снимок эсэсовца и передал его Зотову:

— Размножь и раздай ребятам. Пусть начнут с тюремных архивов. Внутренняя тюрьма Лубянки, Лефортово, Матросская тишина.

— Бутырка?

— Нет. В Бутырку политических не сажали. А особо секретных — тем более.

— Но если он был таким секретным, то в деле и снимка может не быть, — предположил Зотов.

— Может. Но обязательно есть отпечатки пальцев и словесный портрет. Отпечатки нам ни к чему, не с чем сравнивать. А словесный портрет может вывести на него.

— Что такое композиционный портрет, знаю. Фоторобот. А что такое словесный портрет? Что-то читал. Ломброзо, да?

— Бертильон.

— Бертильон?

— Не вникай, — посоветовал Голубков. — Древние греки — они все одинаковые.

Он взял снимок Ребане и положил перед собой. Кивнул:

— Записывай. «Рост — высокий. Телосложение — худое. Плечи — покатые. Волосы — светлые. Лицо — вытянутое. Лоб — высокий. Брови — прямые, низкие. Глаза — светлые. Нос — средний, прямой. Рот — прямой. Губы — тонкие. Верхняя губа — четкая». Вот это и есть словесный портрет.

Зотов внимательно рассмотрел снимок эсэсовца, потом перечитал свои записи и озадаченно покачал головой:

— По такому портрету в жизнь никого не узнаешь.

— По словесному портрету людей не узнают, а идентифицируют. По совокупности признаков.

— Врубился. Совокупность признаков — это уже поисковый критерий. Годится. Скажите, Константин Дмитриевич, сколько может быть этих номерных дел?

— Много, Олег. Много.

— Надо же. Веселые были времена.

— Да, скучать тогда не давали. Но есть возможность сузить сектор поисков. Ищите среди заключенных, поступивших с сентября пятьдесят первого года.

— С сентября пятьдесят первого? — удивился Зотов. — Но в сентябре пятьдесят первого года наш фигурант переместился в пространство, так сказать, виртуальное.

— Куда бы он ни переместился, его нужно найти.

— Так-так-так. Ишь ты. Найдем, Константин Дмитриевич. Я займусь этим сам.

— Об этом я и хотел тебя попросить.

— Попросить?

— Ну да.

— А приказать?

— Мне нужно, чтобы ты это сделал. А не доложил, что сделано все возможное. Есть разница?

— Есть, — признал Зотов.

— И еще, — добавил Голубков. — Эту работу нужно сделать очень быстро. Как можно быстрей. Пока наших людей пускают в спецхран.

— А что, могут закрыть доступ?

— Могут.

— Ясно. Все ясно, — покивал Зотов. — Надо же. А кто-то из великих сказал: «Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым». Даже помню кто. Карл Маркс. Который написал «Капитал».

— Он пошутил, — буркнул Голубков. — Человечество никогда не расстается со своим прошлым.

Зотов ушел. Голубков вызвал помощника и приказал отправить ксерокопию завещания эсэсовца в научно-технический отдел с заданием восстановить замазанный текст. Но основные надежды он все-таки возлагал на изыскания подполковника Зотова и на его ребят в архивах Лубянки. Обязательство Альфонса Ребане о сотрудничестве с НКВД не могло исчезнуть, если оно было. А оно, судя по всему, было. И его нужно найти.

Голубков убрал архивные документы в сейф и поднялся из-за стола. Но прежде чем выйти из кабинета, набрал номер мобильного телефона Пастухова.

Он знал, что первый вопрос, который задаст ему начальник Управления, будет:

— Дозвонился?

И тогда Голубков сможет повторить фразу, которую слышал сегодня весь вечер:

— Абонент недоступен.

Почему-то Голубков был уверен, что эту фразу услышит он и сейчас.

Эту фразу он и услышал.

Но генерал-лейтенант Нифонтов не спросил ни о чем. Он сделал знак Голубкову подойти к его письменному столу и показал на экран компьютера:

— Только что поступило.

Голубков прочитал:

Глава четвертая

Жизнь хороша, как утро без похмелья.

Но немножко скучноватая.

Времени, конечно, становится больше. Даже удивительно, как много свободного времени образуется, когда днем не нужно думать, где и с кем немножко выпить вечером, а утром не нужно вспоминать, где и с кем немножко выпивал вчера. Но куда его девать, это свободное время?