Солдат Орешек - Бахревский Владислав Анатольевич - Страница 1

Солдат Орешек и Пропади Пропадом

Идёт солдат Орешек, пылит сапогами. Песню запоёт — хорошо, молчит — тоже хорошо. По-всякому хорошо, когда домой с дальней стороны ворочаешься. Да и чего кручиниться: одет по форме, воинскому делу обучен и к любому фортелю готов. Оно хоть и весело солдату, но глазами всё видит, ушами всё слышит.

Вот и смекнул — птицы не поют!

Солнышко, день тёплый, а не поют. К чему бы это?

Туг и дорога запетляла, заметалась, ткнулась в мосток, а за мостком — сорок сороков нехоженых тропинок.

Сел солдат Орешек на брёвнышко, снял сапоги, портянки размотал, ноги — в воду, остужает от горячей ходьбы.

И слышит — кап, кап!

Заглянул под мосток, а там Малашка-замарашка на горючем камне сидит, слёзы в воду роняет.

Солдат Орешек портянки намотал, сапоги надел, сошёл с мостка на землю, а уж тогда и поздоровался:

— Здравствуй, девушка!

— Здравствуй, дяденька! — говорит.

— Чего тут сидишь во тьме? На солнышко пошли!

— Ой, дяденька! Спасибо, что пожалел! — говорит. — Только ты беги без оглядки отсюда, за мной Пропади Пропадом вот-вот пожалует.

— Что за чудо-юдо? Не знаю такого! — удивился солдат. — За какую, однако, провинность он тебя к себе забирает?

— Моя вина невелика, — плачет девица. — Пекла я блины да и опрокинь тесто, а батюшка мой в сердцах заругался: «Пропади ты пропадом под Калинов мост!» Тут и набилась в избу всякая нечисть. Настращала батюшку. Тому делать нечего, никто его за язык не тянул. Вот и привёл он меня сюда, под Калинов мост.

— Ну ладно, — говорит солдат, — с тобой посижу, погляжу на Пропади Пропадом, велика ли страсть.

Только сказал, брёвна на мосту заходили, колёса да копыта по брёвнам застучали.

— Лёгок на помине! — Выхватил Орешек саблю да и побежал вон из-под моста, чтоб манёвр в бою был, коли бой приключится.

Глядит — карета. Да такая чёрная, словно её в дёгте вымазали. Вместо коренного — козёл, а по бокам — прежний царь с царицею, с того света.

Вышел из кареты пан. Усы на сажень, кафтан атласный, в шапке — красное перо и глазёнки, как горящие угли.

А так — обыкновенный пан. Разве что сапожки из козлиной кожи да вместо каблуков — копыта.

— Ты чего тут, солдат, делаешь? — спрашивает Пропади Пропадом.

— Тебя дожидаюсь.

— Так я не за тобой, за девицей.

— А мне её жалко.

— Уж не биться ли за такую замараху вздумал?

— А почему не биться, буду биться. Какая бы ни была, а душа человеческая. Дело у меня такое, солдатское, за слабого стоять.

— Знаю, Орешек! Солдат ты добрый. Из ружья палишь, саблей рубишь. Только со мною долго не навоюешь. Ни пуля, ни сабля меня не берут.

— Да уж, наверное, так и есть, — согласился Орешек. — Однако ж без боя человеческую душу тебе не отдам.

Выскочил солдат на мост, саблю из ножен выхватил…

Захохотал Пропади Пропадом, закатился. И что за диво: и за мостом он, у самой воды. И возле леса тот же самый пан красноглазый. И на лугу! И там, и здесь, и где его только нет, впереди и позади.

Орешек прищурил один глаз, прищурил другой, начертил вокруг себя саблей круг, ружьё с плеча снял да и бах-бах, чтоб нечистой силе неповадно было солдату голову морочить.

И ни пана, ни кареты с козлом да с бывшими царями. Гремит, катит на солдата бочка. Чем ближе, тем больше. Выше леса. Орешек перед той бочкой меньше муравья. И уж вот она, налетит — мокрого места не останется.

Тут солдат Орешек, чтоб зря-то не пропасть, кинул саблю свою на дорогу. Сабля кривая, наехала на неё бочка да и в сторону — бряк с моста на камни. Обручи полопались, доски посыпались. Такой грохот пошёл, словно целый город завалился.

А на солдата коршун с неба упал. Ещё и не добрался до солдатской дублёной кожи, а с когтей уже кровь капает.

Орешек то присядет, то ружьём отмахнётся. Коршун всё злей нападает, того и гляди, в глаза вцепится.

Схватил Орешек кусок обруча да как кинет его наотмашь. И застонала птица человечьим голосом, наземь рухнула с перебитым крылом.

Только солдат дух перевёл, а у коршуна пёрышки все взъерошились, зашевелились, и загудел, заплясал по небу чёрный клубок пчелиного роя.

Сбежал Орешек с моста под мост, сорвал с головы кивер, давай воду из реки черпать и на пчёл брызгать. Тут они и повисли, как борода, на калиновом бревне.

Солдат, долго не думая, ранец снял, пожитки вытряхнул, подставил ранец, смахнул в него рой, закрыл, ремни застегнул да и придавил горючим камнем.

— Ступай себе домой, девица, — говорит Орешек. — Все твои напасти позади.

Тут девица улыбнулась, водою проточной умылась, и увидел солдат: замарашка-то — красавица.

Провожала Малаша-милаша избавителя за Калинов мост, а потом по лужку пошла до лесу, а потом и через лес до пустоши.

— Так бы шла и шла за тобой, — сказала солдату, — да не зовёшь ты меня в даль дальнюю, в жизнь бесприютную.

И сказал солдат Орешек Малаше-милаше:

— Покойных дорог у солдата не бывает, потому и не зову в даль дальнюю. А в жизнь свою бесприютную, однако, зову, коли не страшно тебе, девушка, быть солдатской женою.

— Страшно, — говорит Малаша-милаша, — да без тебя теперь жизнь не жизнь.

— Коли так, жди меня на обратной дороге. Проведаю матушку мою, испрошу у неё благословения, да и пойдём с тобою, душа моя, рука об руку, одной дорогой, а велика ли она будет, коротка ли, то судьба наша знает. Мы не сплохуем — злыдню тощую не повеселим.

И на том они расстались.

И махала Малаша-милаша вослед солдату рукою, а солдат шёл да всё оглядывался, покуда дорога прямо вела.

…Шёл солдат Орешек, шёл да и встал. Как же без ранца — непорядок в амуниции.

Поворотил назад.

Подошёл к Калинову мосту, глядит: на месте ранец, горючим камнем придавлен. Вокруг пожитки солдатские пораскиданы, цены невеликой, но все для жизни нужные.

Призадумался солдат Орешек. Вытрясти из ранца нечистую силу — хлопот потом не оберёшься, и бросить ранец тоже никак нельзя.

Вспомнил тут солдат своего унтера Ивана Спиридоныча. Унтер Иван Спиридоныч о солдатской амуниции говаривал: «Солдат потому и солдат, что всякая вещь при нём и для его солдатской надобности во всякий час прилежна».

— Эх! — говорит Орешек.

Сдвинул горючий камень, взял ранец, открыл да и тряхнул на воду. Там ведь пчелиный рой сидел. Ан нет! На то она и нечистая сила, чтоб честного человека дурачить. Полетела из ранца пыль, мелкая, едкая, столбом пошла!

У самой пропащей бабы в избе столько пыли не наберётся.

Чихнул солдат Орешек и подумал про себя: «Вот тебе и Пропади Пропадом».

Тут засвербил в ухе тощий ветерок, чудится Орешку, будто говорит кто-то:

— Дождёшься ты у меня, солдат! Узнаешь, как совать нос не в свои дела.

Не стал солдат Орешек на словах с нечистой силой спорить.

Покрутил пальцем в ухе, протёр свой ранец пучком травы, пожитки сложил и — в путь-дорогу.

Солдат Орешек и Верлиока

Идёт солдат Орешек лесом. Деревьям в том лесу тесно. Небо над дорогой закрыли. Темно. А по верху-то ветер всё у-у-у да у-у-у! И не понять: может, это не ветер, а волк.

Солдат ничего! Шагает!

Вдруг задрожала земля под копытами да под колёсами. Нагоняет солдата карета о шести лошадях цугом.

Орешек — на обочину, пропускает поезд. А возница лошадей вдруг осадил да и машет солдату: становись на запятки, домчу.

Коли приглашают, чего упираться.

Вскочил Орешек на запятки, гикнул возница на лошадей. Они и взялись с места. И понесли. Да так, что ветер в ушах, как щенок, скулит, жалуется. В глазах рябит. Колёса уж и не крутятся, юзом пошли. Карета по дороге, как по морю, с боку на бок переваливается. Заденет за куст какой — не приведи господи, что будет. Щепы не собрать.