След оборотня - Левандовский Конрад - Страница 19

Еще немного, и…

Королевский маг вытер холодный пот, обильно струившийся со лба.

– Стража! – крикнул он что было мочи. – Ко мне!!! Немедленно!!!

Из камеры пыток доносилось громкое чавканье. Помощники мастера Якоба как раз ужинали. Маг Родмин стоял у входа и, не переступая порога, сосредоточенно прислушивался.

– Эй, вы там! – громко крикнул он.

Ему ответило звучное рыгание.

– Чего? – спросил чей-то полупьяный бас.

– Идите сюда, ну! – приказал Родмин.

В дверях появился один из подручных, в пропотевшей рубахе.

– О! – простонал он, – Магик Родмин., . какая честь…

– Больше уважения, хам, а не то кончишь в хоре евнухов!

– Как ваша магичность прикажет! – Подручный палача быстро выпрямился, машинально заслоняя ладонью промежность. Сзади появились еще две покрасневшие, оплывшие рожи.

Маг отступил на два шага назад.

– Выходите все! – велел он.

Четверо полусонных детин поспешно вышли в обширный предбанник, который был значительно больше самой камеры пыток.

– Сейчас сюда приведут осужденного, которого по приказу короля нужно немедленно подвергнуть мукам, – сообщил Родмин.

– Но мастера нету, – возразил самый старший, лысый подручный.

– А что, сами не справитесь? Только детишек нянчить умеете?

Помощники переглянулись.

– Справимся не справимся, – ответил старший, – но если наш мастер прознает… У него в башке не все на месте, а мы только бедные королевские подданные…

– По золотому каждому! – прекратил дискуссию Родмин.

– Ваша милость, так давайте сюда эту сволочь! Сейчас мы ему устроим по справедливости, мало не покажется!

– Хорошо! – рявкнул Родмин. – Встаньте у стены, сейчас его приведут.

В предбанник вбежали шестеро гвардейцев с арбалетами наготове и встали напротив подручных. На лестнице, ведшей наверх, послышались топот и проклятия.

– Чего ты в меня целишься, придурок! – заорал старший подручный одному из солдат. – Убери свою штуку!

– Давайте! – сказал маг.

Свистнули тетивы. Тупые удары стрел, треск раздираемой плоти. Вой убиваемых подручных тут же сменился нечеловеческим ревом. Тела помощников палача попросту взорвались, освободив скрывавшихся в них тварей. У стены безумствовал клубок клыков, когтей и неестественно вывернутых конечностей. От демонического вопля кровь застыла у солдат в жилах.

У стрел были серебряные наконечники.

Одна из тварей, которой стрела не попала в сердце, размахивая лапами, бросилась на солдат, но именно на этот случай Родмин взял с собой двух дополнительных стрелков… Вбежавшие в подвал арбалетчики добили извивающихся у стены чудовищ.

Родмин подошел к стоявшему у подножия лестницы, бледному как полотно, заместителю Ксина.

– Можешь теперь себе представить, господин офицер, что произошло бы во дворце после восхода полной луны? – спросил маг, когда стихли звуки чудовищной агонии.

Командир гвардейцев лишь сглотнул слюну. Солдаты, стоявшие над мертвыми тварями, вцепившимися друг в друга зубами и когтями; шепотом обменивались ми замечаниями.

– Почему они не становятся снова людьми? – спросил офицер, глядя на неподвижные тела. – Ведь они уже мертвы…

– Они лежат слишком близко от источника чар. – Родмин показал на темный вход в камеру пыток. – Пусть никто не входит туда ни под каким предлогом! Нужно вы звать жрецов, чтобы совершили обряд экзорцизма. Я свое дело уже сделал…

– А что с нашим капитаном и мастером Якобом? – спросил сотник.

Маг не ответил.

В Ущелье Непогребенных всегда воняло падалью. Закон лишал казненных преступников права на могилу, взамен предназначая им ведро гашеной извести. Однако, в отличие от королевских судей, местные могильщики полагали, что мертвые преступники не заслуживают даже этих расходов. Известь исчезала в течение многих поколений, втайне продаваемая по доступной цене всем нуждавшимся в Катиме и окрестностях. Лишь символически обрызгав труп, могильщики справедливо считали, что чем меньше извести зря пропадет в ущелье, тем меньше шансов, что какой-нибудь чиновник сумеет туда войти и обнаружить нарушение установленных правил.

И уж наверняка никто не вошел бы в Ущелье Непогребенных ночью, во время полнолуния. Присутствие живого человека в этом месте и в это время могло, несмотря на старания жрецов, пытавшихся обезопасить трупы от Превращения, привести к непредсказуемым взаимодействиям между зараженным ненавистью телом и силой Онно. Единственным исключением был мастер Якоб, который, в соответствии со своими убеждениями, регулярно посещал Ущелье, чтобы добить то, что пыталось там завестись. Большинство палачей, живших в постоянном страхе перед своими клиентами и пытавшихся защититься от них всяческими способами, считало подобное поведение признаком безумия. По их мнению, их собрат по профессии Якоб давно уже не должен был быть на этом свете…

Королевский палач медленно шел, ступая по толстому многолетнему слою мела и истлевших костей. В Ущелье Непогребенных не росло ничего, за исключением бесформенных онно-кустов и светящихся грибов. Однако мерцание последних заглушал блеск луны. Серо-стальные тени окружали полосы смердящей черноты, выстраивавшиеся в невидимые стены и колонны. Мастер Якоб не обращал на это никакого внимания. Серебряный топор в его руке, казалось, светился в блеске луны, но ничего не освещал. За третьим поворотом Ущелья вздымалась искусственная скала, возникшая из груды костей и черепов, скрепленных окаменевшим раствором. Это был ориентир. Немногочисленные останки казненного чародея, которые не унес с собой магический вихрь, были сложены в полутора десятках шагов от этого места. Мастер Якоб прислонился спиной к мрачному монолиту и стал ждать.

Чувство начинающегося Превращения прошло, едва Ксин покинул королевский дворец. У входа в Ущелье Непогребенных котолак обнаружил лишь коня мастера Якоба. В такие ночи, как эта, могильщики сидели по домам и молились, чтобы засовы на дверях и ставнях не оказались чересчур слабыми.

Ксин привязал своего коня рядом с конем Якоба, после чего сбросил одежду и поспешно удалился, чтобы не перепугать лошадей.

Волна жара и лунного света охватила его сразу же, едва он вошел в Ущелье. Кровь, казалось, превратилась в кипяток, а разум заполнила смесь боли и своеобразного наслаждения.

Затрещали кости. Якоб обернулся, быстро подняв топор. Взгляд палача встретился с горящими зелеными глазами котолака. Зверь, припадая на передние лапы, сделал два шага, выходя из тени.

– Капитан Ксин? – вполголоса спросил Якоб.

Котолак никак не прореагировал. Когда, постояв мгновение, он пошел дальше, в его движениях можно было заметить все большую напряженность. Он отвел взгляд от мастера Якоба и направил его куда-то в сторону.

Над останками тела казненного чародея завис Ошметник. Нечто вроде бесформенной серебристой паутины соединяло фрагменты подвергшегося Превращению трупа. Безглазая голова покачивалась, словно мгновение спустя должна была упасть на землю. Казалось, что хватит сильного порыва ветра, чтобы разорвать существо в клочья, но подобное впечатление было обманчиво. Ошметники могли при желании крошить камни и вырывать с корнем деревья.

– Ничтожная тварь, взбунтовавшаяся против справедливости, – заговорил мастер Якоб, не обращая внимания на Ксина. – Пусть серебро и сила заклинаний навсегда укротят твою злобу. – Он поднял руку, чтобы совершить магический жест, и в следующее мгновение рухнул наземь, сбитый с ног косматой головой…

Глаза котолака горели теперь жутким фиолетовым пламенем.

Ксин сражался с неудержимым желанием растерзать палача на куски. Подобного он не испытывал уже много лет! Пробудившиеся звериные инстинкты вновь завладевали его волей. Он полностью осознавал происходящее, но постепенно утрачивал власть над собственным телом.

– Капитан! – Скорее удивленный, нежели испуганный, мастер Якоб ударил котолака плашмя топором.

Прикосновение серебра обожгло живым огнем. Уже давно этот металл не причинял Ксину боли. Он не знал, что с ним теперь творилось…