Рожденный от ветра - Ламли Брайан - Страница 3

Но что это были за теории? Если меня не обманывала память, они имели отношение к каким-то индейским и эскимосским легендам, в которых говорилось о боге арктических ветров.

На первый взгляд в книгах профессора почти не было ничего такого, что выходило бы за рамки обычного живого интереса этнологов и антропологов к подобного рода легендам. Однако автор, на мой вкус, слишком долго распространялся о Гао и Хотору, духах воздуха из преданий ирокезов и пауни, и особенно о Негафоке, духе холодной погоды у эскимосов. Чувствовалось, что он пытается увязать эти мифы с малоизвестной легендой о Вендиго, к которой у него явно было особое отношение.

«Вендиго, – писал Бриджмен, – это воплощение силы, образ которой донесли до нас сквозь века древние, как сам мир, предания. Этот великий „Торнасук» – не кто иной, как сам Итаква, Шагающий с Ветрами, и для человека узреть его значит обречь себя на неминуемую смерть во льдах и снегах Севера. Владыка Итаква – по всей вероятности, самый великий и всесильный из духов воздуха – в начале времен пытался вести войну против Старших Богов. Сочтя это изменой, они изгнали его в холодную Арктику и межпланетное пространство, дабы там он „Вечно Шагал с Ветрами» сквозь бесконечное время, вселяя ужас в души эскимосов, которые со временем научились смягчать его нрав молитвами и жертвоприношениями. Никто, кроме тех, кто возносит ему молитвы, не имеет права лицезреть Итакву; любой, кто дерзнет взглянуть на него, обречен на смерть. Итаква – это темный силуэт на небесах, антропоморфный по облику, почти человек, хотя есть в его облике и нечто звериное. Вот он шагает то в морозной мгле над землей, то высоко среди облаков, глядя алыми угольками глаз на копошащихся внизу представителей рода человеческого».

Отношение Бриджмена к другим, традиционным мифологическим фигурам было куда более прозаичным. В их случае он оставался в рамках традиционной антропологии. В подтверждение моих слов процитирую отрывок из одного его труда:

«Вавилонский бог грозы Энлиль имеет титул «Повелителя Ветров». Склонный к разного рода проделкам, непостоянный и вспыльчивый, он, согласно суевериям того времени, якобы разгуливал вместе с бурями и демонами песка».

А вот пример из еще одной легенды:

«Германская мифология рисует Тора как бога грома. Когда в небе собирались грозовые тучи и небеса сотрясали грозовые раскаты, люди знали, что слышат грохот боевой колесницы Тора, в которой тот разъезжает по небесным высям».

И вновь мне бросилось в глаза, что, хотя автор обходился с традиционными мифологическими фигурами с изрядной долей юмора, едва речь заходила об Итакве, подобных вольностей он себе уже не позволял. С другой стороны, говоря, например, про Татка, хеттского бога грома, он привел лишь сухое описание, дополнив его снимком найденной в горах Турции глиняной таблички с изображением этого божества. Более того, сравнивая Татка с Итаквой, он замечал, что нашел у этих божеств сходные черты, причем не только в звучании их имен.

Итаква, подчеркивал Бриджмен, оставляет в арктических снегах следы перепончатых ног, которые старые эскимосские племена боялись переступать. Та-тка (чье резное изображение было выполнено в стиле, напоминающем египетский «Амарна») на фотографии представал с глазами в виде звезд, сделанными из редкого минерала, темного карнелиана, и с перепончатыми ногами! Доводы профессора Бриджмена о близости обоих божеств показались мне вполне обоснованными. Вместе с тем я легко мог представить, какую бурю негодования они могли вызвать у антропологов «старой школы». Как, например, можно отождествлять бога древних хеттов с божеством такого относительно молодого этноса, как эскимосы? Вопрос вполне разумный, если закрыть глаза на тот факт, что Итаква попал на север в своеобразную ссылку, после неудачной попытки свергнуть Старших Богов. Разве не могло быть так, что до мятежа Шагающий с Ветром расхаживал в небесных высях над Уром халдеев и древним Хемом, обитал в тех землях давным-давно, еще до того, как первые люди дали им названия? Тут я рассмеялся собственным фантазиям, вскормленным домыслами чудаковатого профессора-антрополога. И все-таки моему смеху не хватало искренности. Что ни говори, а чувствовалась все-таки в доводах Бриджмена некая холодная логика, благодаря которой даже самые невероятные из его предположений казались стройными, убедительными доказательствами…

А в том, что эти предположения невероятны, сомневаться не приходилось.

Самая тонкая из трех книг была полна ими через край, и я, одолев всего несколько страниц, понял, что именно этот полет фантазии и заставил коллег Бриджмена отвернуться от него. Тем не менее это было в высшей мере увлекательное чтиво, самая интересная из трех его книг, написанная едва ли не с мистическим рвением и изобилующая – в самом прямом смысле этого слова – туманными намеками на какие-то едва заметные для наших чувств миры, полные ужасов и чудес – и время от времени соприкасающиеся с нашим, земным.

Я поймал себя на том, что не могу оторваться от этой книжки, настолько она увлекла меня. Действительно, за всеми этими домыслами и фантазиями скрывалась какая-то великая тайна – как айсберг, у которого видна лишь надводная часть. И я твердо решил не останавливаться, пока не найду полное подтверждение фактам, касающимся «дела Бриджмена» (так я стал называть про себя всю эту историю). Действительно, почему бы нет? Лучшего места для подобного расследования и не найти, ведь именно здесь погиб знаменитый профессор – в непосредственной близости от региона, где, по его словам, обитало некое мифологическое существо. К тому же судья Эндрюс – его, конечно, еще нужно разговорить – располагает какими-то сведениями о жизни этого человека. Возможно, мне удастся найти общий язык и с вдовой ученого, которая как раз находится в нашем городке…

До сих пор не могу понять, что побудило меня взяться за это расследование. Наверное, все дело в том, что Та-тка, в котором Бриджмен видел двойника Итаквы, на табличке ступал перепончатыми лапами по странной смеси слоисто-дождевых и кучевых облаков – такое сочетание, как правило, предшествует обильному снегопаду или сильным грозам. Древний создатель этой таблички неплохо изучил владения Шагающего с Ветром, отчего это мифическое существо стало мне по-своему родным – хотя, сказать честно, мне были куда понятнее и ближе эти зловещие облака, нежели обитавшее в них существо.

II

Признаюсь со всей откровенностью: я был потрясен, когда, взглянув на наручные часы, обнаружил, что просидел над сочинениями Бриджмена не только вторую половину дня, по и часть вечера. Глаза мои болели, ведь мне постоянно приходилось их напрягать: с каждой минутой в библиотеке становилось все темнее и темнее. Я зажег свет и наверняка вернулся бы к прежнему занятию, если бы до меня не донесся негромкий стук во входную дверь. Дверь в библиотеку была приоткрыта, и поэтому я услышал, как судья отозвался на стук и ворчливо поздоровался с поздним гостем. Я готов был поклясться, что ответивший ему голос принадлежал вдове Бриджмена – да и кому еще он мог принадлежать? Беспокойство пронизывало его насквозь. Гостья прошла в дом и вместе с судьей направилась в кабинет. Что ж, я хотел с ней познакомиться – и вот она, возможность.

Тем не менее, дойдя до приотворенной двери в кабинет, я остановился, а потом тихонько, на цыпочках, отошел в сторону. Мне показалось, что судья Эндрюс и его поздняя гостья о чем-то спорят. Похоже, старику мгновение назад задали нелепый вопрос: «Только не я, дорогая моя, это совершенно исключено… Но если вы все-таки намерены упорствовать в своем безрассудстве, что ж, я найду вам кого-нибудь в помощь… Бог свидетель, я бы и сам отправился с вами – пускам это глупая авантюра, пускай ожидается сильный снегопад… но, дорогая моя, я ведь далеко не юноша. Мои глаза уже не те, что раньше, а ноги слабы. Боюсь, мое старческое тело подведет вас, причем в самую неподходящую минуту. Во время снегопада северные районы – не самое лучшее место».