Спартак - Лесков Валентин Александрович - Страница 58

В целом Спартак мог быть доволен ходом дел в Свободной Галлии. На враждебных ему эдуев с двух сторон обрушивались мощные удары. Германцы-свевы благосклонно слушали его приглашение принять участие в походе на Италию.

Несмотря на гибель Крикса с многочисленными германскими частями, Спартак мог надеяться, что скоро получит им замену, причем такую, от которой в особенности содрогнутся души и сердца римлян.

Так замышлял Спартак. Но… «Счастье во всем играет большую роль, особенно же в делах войны» (Цезарь). Вот что из замыслов вождя италийских рабов получилось…

Глава семнадцатая

УБИЙСТВО СЕРТОРИЯ

I

К весне 72 года отношения между членами серторианского сената обострились до крайности. Было это далеко не случайно.

Восстание рабов в Италии к этому времени приняло громадные размеры. Юг практически полностью отпал от Рима, и рабы создали там свое государство. Рабовладельцы подверглись страшному избиению; те, кому посчастливилось, бежали в Рим. Спартак, действуя с большой энергией, создал армию в 70 тысяч человек и готовился перенести действия в центральную Италию. Угроза, таким образом, создавалась непосредственно самому Риму.

В этой связи компромисс между различными группами серторианского сената (при резко противоположном отношении к ситуации в Италии) становился все более невозможным.

А Помпей и Метелл весной 72 года вновь перешли Эбро и возобновили военные действия против неприятельских городов. Видные деятели правого крыла серторианского сената, добившись с ними тайного соглашения, начали проводить явно пораженческую политику. Командуя войсками, они позволили Помпею и Метеллу разбивать части их войск, почти непрерывно отступали и сдавали города.

А что делал Серторий? После мучительных размышлений он пришел к выводу, что ситуация складывается для него неблагоприятно, и он практически ничего не предпринимал.

Имея все это в виду, Серторий «ни с того ни с сего» (Аппиан) перестал вдруг заниматься делами, стал проводить время в обществе женщин, в пирах и попойках, обставил себя роскошью и не обращал, казалось, внимания ни на что, в то время как его войска терпели частые поражения.

Такое поведение Сертория вызвало против него озлобление левого крыла марианской партии (стали говорить, что он «уже не тот, что прежде»). Против Сертория был составлен заговор.

Заговор был, однако, раскрыт, Серторий обрушился со страшными репрессиями на все левое крыло марианской партии. Чрезвычайно раздраженный раскрытым заговором и проявленным к нему недоверием, Серторий стал подозревать в измене большое число собственных соратников.

В марианском сенате создалось крайне напряженное положение. Страх перед незаслуженными карами, ненависть к его двусмысленной политике вызвали вскоре новый заговор — на этот раз со стороны ведущих деятелей правого крыла и значительной группы «центра» во главе с Перперной.

Бывший соратник М. Лепида, человек честолюбивый и знатный (отец его, консул Перперна, подавил в 130 г. восстание Аристоника), М. Перперна при всей ненависти к италийским рабам был еще мучим уязвленным тщеславием. По его мнению, он сам не меньше Сертория заслуживал высшей власти.

С этой-то мыслью, побуждаемый к действию и последними событиями, Перперна стал сколачивать группу заговорщиков, всячески разжигая подходящих людей. Он говорил им: «Какой злой гений овладел нами и влечет от дурного к худшему? Мы сочли недостойным остаться на родине и выполнять приказы Суллы, господина всей земли и моря, а явились сюда, где ждет нас верная погибель, ибо, рассчитывая жить свободными, мы добровольно стали свитой беглеца Сертория. Мы составили здесь сенат, и это название вызывает насмешки всех, кто его слышит, а вместе с тем на нас обрушиваются брань, приказы и повинности, словно на каких-то испанцев и лузитанцев» (Плутарх).

Разговоры Перперны пали на подготовленную почву. А вскоре две группы заговорщиков установили контакт и подали друг другу руки ради общей цели — убийства Сертория.

Сообща был выработан хитрый план, рассчитанный на компрометацию Сертория в глазах Испании. После этого с большой настойчивостью все участники заговора перешли к действиям. «Например, они обижали туземцев, жестоко наказывали их и налагали на них тяжелые подати, ссылаясь на мнимое приказание Сертория. Благодаря этому в отдельных городах происходили восстания или волнения. Отправляемые для их успокоения и улаживания несогласий лица возвращались, еще более разжегши дух вражды и усилив нежелание повиноваться, вследствие чего в мягком, гуманном раньше характере Сертория произошла такая резкая перемена, что он поступил несправедливо к воспитывавшимся в Оске детям испанцев — одних приказал казнить, других продал в рабство» (Плутарх).

Этот шаг со стороны Сертория оказался роковой ошибкой. Испанцы были озлоблены, заговорщики втихомолку рукоплескали. Успех, казалось, находился совсем рядом. И вдруг все переменилось. Лузитанская охрана Сертория напала на след заговора и захватила важные улики. Ознакомившись с ними, разгневанный полководец приказал схватить своих врагов.

Большинство арестованных было изобличено в организации заговора и казнено. Некоторым удалось все-таки бежать.

Перперна думал уже покончить с собой — серьезные улики имелись и против него. Но Серторий, считая его своим другом, отверг обвинение против него.

Отчаявшийся было Перперна снова воспрянул духом. После совета с уцелевшими единомышленниками он составил план нового выступления и привлек к делу ряд новых видных лиц.

Однажды вечером заговорщики привели к Серторию своего человека под видом гонца. Тот передал полководцу восторженные письма, в которых говорилось о крупной победе над врагом. «Обрадованный этой новостью, Серторий совершил благодарственное жертвоприношение; тут Перперна объявил, что устраивает пир для Сертория и других присутствующих (все это были участники заговора), и после долгих настояний убедил Сертория прийти. Трапезы, на которых присутствовал Серторий, отличались умеренностью и порядком: он не допускал ни бесстыдных зрелищ, ни распущенной болтовни и приучал сотрапезников довольствоваться благопристойными шутками и скромными развлечениями. Но на этот раз, когда выпивка уже была в разгаре, гости, искавшие предлога для столкновения, распустили языки и, прикидываясь сильно пьяными, говорили непристойности, рассчитывая вывести Сертория из себя. Серторий, однако, — то ли потому, что был недоволен нарушением порядка, то ли разгадав по дерзости речей и по необычному пренебрежению к себе замысел заговорщиков, — лишь повернулся на ложе и лег навзничь, стараясь не замечать и не слышать ничего. Перперна поднял чашу неразбавленного вина и, пригубив, со звоном уронил ее. Это был условный знак, и тут же Антоний, возлежавший рядом с Серторием, ударил его мечом. Серторий повернулся в его сторону и хотел было встать, но Антоний бросился ему на грудь и схватил за руки; лишенный возможности сопротивляться, Серторий умер под ударами множества заговорщиков» (Плутарх).

Так в начале июля 72 года закончилась в Испании серторианская эпопея. Серторий, доблестный воин и герой, пал в результате собственной двусмысленной политики.

Большинство испанцев из его войска тотчас разбежалось. С оставшимся меньшинством и римскими легионами Перперна (ему хотелось доказать, что недаром умерший полководец сделал его по завещанию своим наследником!) дал Помпею битву и, разумеется, проиграл ее. «При начавшемся общем бегстве Перперна укрылся в густо растущий кустарник, боясь своих солдат больше, чем вражеских. Несколько всадников захватили Перперну и повлекли его к Помпею. Они поносили его как убийцу Сертория, а Перперна вопил, что он много расскажет Помпею о междоусобной распре в Риме. Не знаю, правду ли он тут говорил или с той целью, чтобы его привели к Помпею живым. Помпей, однако, послал своих людей вперед и приказал им убить Перперну прежде, чем он к нему явится. Он боялся, как бы Перперна вдруг не открыл ему чего-нибудь неожиданного, что могло бы дать толчок к другим бедствиям в Риме. Оказалось, что в данном случае Помпей поступил очень благоразумно, и это послужило упрочению его доброй славы» (Аппиан).