Спартак - Лесков Валентин Александрович - Страница 52

Среди всех этих мероприятий, обеспечивавших безопасность, наибольший спор в сенате вызвал вопрос о кандидатуре нового полководца для войны со Спартаком, Был рассмотрен список наиболее видных командиров, находившихся в тот момент в Италии:

1. П. Сервилий Исаврийский (121—44 гг. до н.э.), легат Суллы, бывший консул, победитель пиратов в 79 году и племени исавров в Киликии (78—75 гг. до н.э.), «лучший знаток всякого рода войны и опытнейший государственный деятель» (Цицерон);

2. Г. Курион (118—53 гг. до н.э.), командир правого крыла в войске Суллы, легат, консул 76 года, бывший наместник Македонии (75—73 гг.), победитель дарданов, сумевший проникнуть до Дуная;

3. Л. Мурена-отец (113—? гг. до н.э.), командир левого крыла в войске Суллы в 1-й Митридатовой войне, предводитель римских войск во 2-й Митридатовой войне (83—82 гг.), единственный из римских полководцев, сумевший получить триумф за войну, которую он не выиграл. Цицерон, вспоминая об этом, говорит, что, мол, Митридата он «после многих жестоких столкновений оставил значительно приниженным, но не усмиренным»; в 73 году в ранге претора по поручению сената воевал с пиратами, но и тут не добился успеха;

4. Л. Гортензий-отец (? — гг. до н.э.), бывший претор Сицилии, командир центра в войске Суллы на войне с Митридатом и марианцами;

5. Г. Антоний Гибрида (105—? гг. до н.э.), начальник конницы в войске Суллы. В 83 году, оставленный своим полководцем управлять Грецией, разграбил ее (за что был в 76 году привлечен Цезарем к суду, но коллеги оправдали его). Участвовал в проскрипциях марианцев, после чего жил как богатый человек.

6. Сервилий Гальба — командир легиона в войне Суллы с Митридатом; отец его прославился тем, что вызвал в Испании знаменитое восстание Вириата (150—139 гг. до н.э.);

7. Л. Минуций Басилл — командир легиона в войске Суллы на войне с Митридатом, активный участник кампании против марианцев.

8. М. Красс, легат Суллы на войне с марианцами. Кроме этих лиц, назывались и другие имена: консулов 72 года Л. Геллия и Гн. Лентула, преторов Кв. Аррия, П. Консидия Лонга (все они прошли через войну с Митридатом и марианцами; начав службу военными трибунами, постепенно поднялись до более высоких чинов).

При оглашении этих имен сенаторы горестно вздыхали. О причине их тогдашней удрученности Цицерон два года спустя (в 69 г.) сказал так: «Военное дело перестало быть приманкой для молодежи; храбрые воины и выдающиеся полководцы перевелись, отчасти умерши естественной смертью, отчасти пав жертвою гражданских междоусобиц и прочих несчастий, обрушившихся на наше отечество, — а между тем столько войн необходимо требует нашего участия, столько их возникает внезапно и непредвиденно!..»

Вот именно по этой-то причине и вздыхали в 72 году сенаторы. Не было среди всех возможных кандидатов ни одного, кто в силу своих исключительных достоинств и положения устраивал бы всех.

После ожесточенных препирательств решили направить против Спартака Геллия и Лентула, консулов того года. Решение оказалось не из легких (первый принадлежал к группе Помпея, а второй — к аристократическим реформаторам), но выхода у сената не было. Кроме того, проконсульской властью был облечен П. Сервилий Исаврийский и вслед за незадачливым Муреной отправлен на борьбу с пиратами.

Побуждаемые к энергичным действиям опасностью положения, консулы и П. Сервилий взялись за дело со всем рвением. П. Сервилий отправился к римскому флоту в Остию, а оттуда — к берегам Сицилии. Консулы же послали письма в Цизальпийскую Галлию проконсулу Г. Кассию и в Трансальпийскую Галлию пропретору М. Фонтею, требуя поставить свои провинции на военное положение и начать сбор сил для участия в облаве на «убегающего из Италии Спартака». Одновременно в самом Риме они произвели набор и составили два легиона, которые и присоединили к войскам, набранным вербовщиками в Лации, Этрурии, Умбрии, Пицене, Трансальпийской Галлии (Цицерон). Конницу консулам доставили из Свободной Галлии эдуи (позже — в период войны Цезаря в Галлии — эдуи ставили себе в заслугу оказание Риму помощи в войне со Спартаком и неоднократно напоминали Цезарю о такой своей услуге).

Быстро завершив формирование армий, Геллий и Лентул двинулись с ними на восток от Рима, навстречу шедшему на север Спартаку.

Вскоре они разделились. Геллий повернул на юг — он взял на себя Крикса, а Лентул продолжал движение Спартаку наперерез. У второго консула имелась личная причина взять на себя вождя рабов. Все это время — от начала «войны Спартака» — он подвергался в Риме укорам за своего бывшего гладиатора. Поэтому Лентулу не терпелось сразиться со Спартаком и «привести в чувство» своего мятежного гладиатора.

Весь Рим замер в ожидании. Действительно, зрелище предстояло небывалое: бывший хозяин состязался со своим бывшим гладиатором в счастье и воинском таланте.

IV

Каждый новый день Цицерон начинал в большом волнении. Он жадно ловил всякую весточку из армии, где находилось много близких ему людей, и с нетерпением ждал писем от своих друзей — консулов.[31]

Ни в какой мере восставшим рабам и италийским низам Цицерон не сочувствовал. Для этого взгляды его были слишком консервативны. И сам он никогда этого не скрывал. Уже в одной из первых своих речей, когда ему было 26 лет, он говорил: «Кто меня знает, тому известно, что, когда мое задушевное желание о примирении партий (Мария и Суллы. — В. Л.) не осуществилось, я, насколько позволяли мои слабые, ничтожные силы, трудился для победы тех, которые ныне победили. Всякому было ясно, что тут подонки общества вступали в борьбу за власть с его цветом. Одни только дурные граждане могли не примкнуть в этой борьбе к тем, торжество которых обеспечивало государству достоинство внутри и почет извне. Доволен и рад от всего сердца, судьи, что это стало действительностью, что каждому были возвращены его права и преимущества, и вместе с тем не могу не признать, что все это произошло по воле богов, при живом участии римского народа и благодаря уму, военной силе и счастью Л. Суллы. Я не имею права порицать того, что были наказаны люди, упорно сражавшиеся за дело другой партии, не могу не похвалить того, что возданы почести героям, оказавшим громадные услуги при исполнении самого дела. Ради этого, мне кажется, сражались они, ради этого, признаюсь, примкнул к их партии и я».

Такой спич не являлся насилием над собой, вызванным тяжелыми обстоятельствами времени — мрачным господством сулланского режима. Цицерон в силу своего воспитания всегда тяготел к аристократии, а демократию марианцев не выносил. Недаром, конечно, он говорил: «Все мы, честные люди, всегда благосклонно относимся к знатности». Себя самого он именовал «борцом за дело сената, Италии, государства» и очень любил порассуждать о «безумных стремлениях вожаков народа». Всякий народный трибун, несогласный с сенатом, был для него «явный негодяй и неимущий». О самом римско-италийском плебсе Цицерон отзывался презрительно. Так, в одном интимном письме Аттику (61 г.) он пишет о «составляющей народные сходки пьявке казначейства, жалкой и голодной черни», в другом (60 г.): «Ведь нашу силу, как ты хорошо знаешь, составляют богатые люди. Народу же и Помпею я вполне угодил своим предложением о покупке земель (ведь этого я и хотел); я полагал, что, проведя ее настойчиво, можно будет вычерпать городские подонки и заселить безлюдные области Италии».

Понятно, что при таких взглядах Цицерону не терпелось узнать, как же консульские армии разделались с мятежниками. Нетерпение его вскоре было удовлетворено, но не совсем так, как он ожидал.

V

Проводив армию Спартака, Крикс со своими легионами двинулся к Синонту, на земле которого располагалась колония сулланских ветеранов (около 10 тысяч).

Основанная в 194 году до н. э. недалеко от горы Гарган (к югу от нее находилась печально знаменитая болотистая Салапия), колония эта являлась худшим из всех районов расселения ветеранов (82 г. до н.э.).