Спартак - Лесков Валентин Александрович - Страница 40

— Ты считаешь меня таким простофилей?! — обиделся Крикс.

— Нет, не считаю! — отвечал Спартак. — Но я бы очень тебе советовал, мой друг, быть в делах постоянно осторожным. Мы на войне! Нас окружают римские шпионы! Они стараются проникнуть в наш лагерь, купить неустойчивых и алчных, втереться с помощью лести и подарков в доверие к высшим командирам.

— Разве я о том забываю?! — снова обиделся Крикс. — Ты меня поучаешь как мальчишку! Но разве я плохо исполняю свои обязанности? Тогда лиши меня моей должности! Может, ты найдешь кого-нибудь более умного и достойного, кто с большей охотой, чем я, рискует в бою головой!

Спартак осуждающе покачал головой:

— Ах, Крикс, Крикс! Зачем ты это говоришь?! Никто не сомневается, что ты честно исполняешь обязанности. Тебя отличает храбрость, бескорыстие, благородство, знание военного дела. Мы все это знаем и добрые твои качества ценим! Но ты слишком горяч и недостаточно осмотрителен! Ты позволяешь своим страстям увлекать себя за ту границу, которая допустима для полководца!

— Что ты имеешь в виду, Спартак? — явно рассердившись, спросил Крикс.

— Сам знаешь, дорогой друг!

— Нет, Спартак, говори, если начал! Вождю следует говорить откровенно! Не должен подчиненный гадать над тем, чего он хочет или не хочет!

— Скажу! Скажу, не беспокойся, — согласился Спартак. — А пока ответь мне: у тебя есть золотые кубки и чаши?

— Есть, — нехотя признался Крикс.

— И много?

— С десяток.

— Откуда ты их добыл?

— Одни куплены по моему поручению в счет моей военной добычи, присужденной мне по жребию, другие принесли мне друзья в подарок.

— Какие у тебя щедрые друзья, Крикс! — усмехнулся Спартак. — Каждый раз приносят что-то очень ценное в подарок: то кольцо стоимостью в целое состояние, то золотые чаши! Ты бы познакомил меня с ними! Очень мне интересно на них хотя бы одним глазком взглянуть!

— Познакомлю… позже… — насупившись, отвечал самнит.

— Скажи, Крикс, для чего тебе золотые чаши и кувшины? — опять спросил Спартак. — Почему ты не можешь пить из глиняных или деревянных?

— Потому что я свободный человек, — ответил Крикс с раздражением. — Неужели непонятно?! Из глиняной или деревянной посуды пусть рабы пьют, а я ныне свободен и располагаю средствами. Поэтому я хочу пить из золотых кувшинов и кубков, хочу пить и есть на золоте, как римские сенаторы, как самый богатый из римлян — Марк Красс!

Спартак опять улыбнулся:

— Как ты, Крикс, ошибаешься, даже удивительно! Как раз Марк Красс, самый богатый человек из римлян, пьет и ест из самой простой посуды. Посуда серебряная или золотая выставляется редко, ради особо почетных гостей. Красс очень воздержанный человек, Крикс! И заметь, он — поклонник философии. А ты и не знал? Да, Красс — перипатетик, он сторонник этики Аристотеля!

— Пусть, если хочет, пьет даже из собачьего черепка! — проворчал Крикс. — А я хочу пить и есть на золоте. И многие наши тоже. Ты ведь слышал, наверное, эти строки поэта:

Так перестань же, Спартак, прижимать нас по мелочам! Не забывай той истины, которая высказана другим поэтом:

— Так я, по-твоему, вас прижимаю? — возмутился Спартак. — Я — новый тиран?

— Я подобного не говорил, — отвечал Крикс. — Но это будет действительно тиранией, если ты не станешь давать нам жить как мы хотим, даже в мирное время. Достаточно, что мы все тебе беспрекословно подчиняемся в бою и в походе!

— Так я, значит, неправильно поступаю, я вас зажимаю? — снова переспросил Спартак. Обвинение казалось ему верхом несправедливости.

— Конечно, неправильно, — подтвердил Крикс. — Давно известно: власть полководца по своей природе близка к тирании, так же, как безрассудство соприкасается с храбростью, расточительство с щедростью.

— Нет, Крикс, ты ошибаешься, — покачал головой Спартак. — С моей стороны нет даже и намека на тиранию. Я хочу порядка, дисциплины, бдительности. Только с ними, а не с золотыми чашами и кувшинами, в непрерывных попойках, в обществе юнцов и женщин можно побеждать на войне.

— Нет, Спартак, я не могу согласиться с тобой! — стоял на своем самнит. — Ни попойки, ни золотые чаши не имеют отношения к честному исполнению каждым своих обязанностей. Отдельные поражения могут быть в любом случае. Потому-то и говорит один из поэтов:

А другой поэт считает даже некоторые неудачи полезными. Он так говорит об этом:

— Странно ты рассуждаешь, Крикс! — воскликнул Спартак, уже сильно рассердившись.

— Почему странно? — не соглашался Крикс. — Я говорил и говорю: несправедливо прижимать своих товарищей. Это ведет к тирании. Такую тиранию создал у себя после персидских походов Александр Великий! Ни одному свободному человеку нельзя было и слова правды сказать! Удивительная вещь: македоняне своими подвигами на войне сами выковали себе цепи! Вот что действительно и достоверно (можешь, Спартак, сердиться сколько хочешь): тирания всегда влечет за собой лживость со стороны окружающих, клевету, изворотливость, лицемерие, преданность же свободе требует любви к истине и справедливости! И воспитывать людей надо с умом, не раздражая их понапрасну, как один поэт говорил:

— Странно ты рассуждаешь, Крикс! Клянусь Юпитером, странно! — Спартак, возмущаясь, ударил себя по бедрам. — По-твоему, золотые чаши — символ свободы! Тот, кто хочет их запретить, почти тиран! А по-моему, они предвестник новых рабских цепей! Тебе не понятно? Объясню! Те, кто на войне начинает употреблять золотые чаши, быстро переходит к роскоши во всем. Бдительность их, работоспособность, желание и умение воевать быстро уменьшаются. Они начинают небрежно исполнять свои обязанности. Глядя на высших командиров, так же начинают вести себя и командиры поменьше, военные трибуны и, наконец, воины. Конец всегда один: полное и позорное поражение! Тем, кто уцелел, надевают на шею веревку и отправляют на рабский рынок. Ты такой участи хочешь себе и войску?!

— Никогда такого с нами не будет! — Крикс в гневе вскочил с места. — Не мы, поклонники золотой чаши, будем показывать тыл врагу! Мы скорее падем в битве, чем позволим снова надеть на нас веревку раба!

— Очень ты меня утешил, Крикс! Вот спасибо! — Спартак насмешливо поклонился. — Значит, вы, сторонники золотой чаши, уже настроились на поражение, а не на победу?! Вот теперь, дорогой друг, я тебе доскажу то, что прежде не хотел говорить: не должен командовать тот, кто без стеснения проводит среди женщин дни и ночи напролет, кто совращает мальчиков, кто под звуки бубнов пляшет среди скопцов, кто ежедневно играет в кости, у кого ночи состоят из обедов, а дни из долгих завтраков, описать которые не хватило бы времени!

Крикс покраснел и, насупившись, отвернулся.

— Ты на меня намекаешь или на моих командиров? — наконец спросил он после долгого молчания.

— Сам рассуди, к кому относятся мои слова, — отвечал Спартак. — Но я бы хотел, чтобы ты переговорил со своими командирами вполне откровенно сам. Некоторых пора призвать к порядку, пока еще не поздно! Они подают всем дурной пример! Если бы я этого тебе не сказал, я бы не выполнил своего долга как полководец! Ты должен переговорить со своими! Твой авторитет в войске велик, тебя любят и уважают. Мы должны с тобой, Крикс, действовать во всех важных вопросах вместе, не разделяясь. Ведь мы вдвоем подняли столько людей на борьбу, и они верят нам! Недопустимо положение, если я захочу вести войско в одну сторону, а ты в другую! Мы уничтожим тогда в ожесточенных спорах влияние друг друга! Тогда в войске начнутся разложение, смуты, интриги! То-то будут рады римляне! Разброд и интриги в нашей среде — почва для измены. Люди неустойчивые и алчные — ты хорошо знаешь — есть и у нас. Ты дашь гарантию, что никто из них не пойдет навстречу пожеланиям римлян и… Мне не хочется договаривать!