Спартак - Лесков Валентин Александрович - Страница 18

При этом повстанцы часто пускались на хитрость: по дорогам они разъезжали, не вызывая подозрения, под видом купцов или военных людей. Разузнав, что было им необходимо, они затем нападали на богатые дома, виллы и даже города. Повсюду повстанцы отнятые долговые расписки возвращали должникам, обращали в паническое бегство сборщиков налогов, повергали в страх и трепет должностных лиц. Наиболее жестоких рабовладельцев они сначала предупреждали. Если те не унимались, устраивали над ними экзекуцию: привязав к жернову, заставляли вращать его под ударами бичей в присутствии рабов и отпускали еле живых или сравнивали с землей их дом, а то и все имение. Самых глумливых рабовладельцев, любивших разъезжать в повозках, запряженных рабами, они подстерегали где-нибудь в дороге, и спустя несколько минут те уже, в свою очередь, точно лошади, бежали перед повозкой, а их рабы сидели в ней на месте господ.

К весне 73 года набеги рабов в пределах Кампании, «вооружившихся против самих законов» и грабивших господ «во время своих свирепых нападений», стали для рабовладельцев невыносимыми. В то же время организующая роль Везувия, на котором укрылись гладиаторы, бежавшие из Капуи, для всех стала совершенно несомненной.

А что происходило тем временем в самом Риме?

Глава четвертая

ДЕЛА РИМСКИЕ

В год побега 78 гладиаторов из Капуи консулами в Риме были Марк Аврелий Котта и Луций Лициний Лукулл. М. Котту все считали человеком средних способностей, скорее адвокатом и оратором, чем полководцем. В сенате он принадлежал к группе консервативных реформаторов, усилия которых и сделали его консулом. Его коллега Л. Лукулл (116—56 гг. до н.э.), по общему признанию, являлся человеком блестящим. Он происходил из очень знатной, но обедневшей семьи. Его предки, непримиримые аристократы, за свою деятельность подвергались самым ожесточенным нападкам популяров. Прадед, будучи эдилом, обвинялся в преступлении по должности, дед в качестве консула оказался замешан в неприятную историю с кражей статуй, отца обвиняли (лживо, как сам он утверждал) в подкупе его вождями сицилийских восставших рабов (102 г. до н.э.) и грабежах. Он добровольно удалился в изгнание и кончил свои дни в Сицилии, в городе Гераклее, пользуясь там величайшим влиянием и почетом.

Л. Лукулл вырос в доме со скромным достатком (отец находился в изгнании). Тем не менее он получил вместе с младшим братом, усыновленным другом и единомышленником отца, видным римским писателем и общественным деятелем М. Теренцием Варроном, прекрасное греческое образование. Принимал участие в Союзнической войне (90—88 гг. до н.э.) на стороне сената. Во время борьбы Мария и Суллы, как и положено аристократу, стал на сторону последнего. Когда Сулла пошел с войском на Рим, Лукулл, занимавший должность квестора, оказался единственным офицером, не испугавшимся такого деяния и не покинувшим своего полководца. Эта верность положила начало его возвышению. Под командой Суллы Лукулл принимал участие в Первой Митридатовой войне. Он собирал войска и корабли, давал успешные бои на суше и на море. После заключения Дарданского мира Сулла поручил ему, как честнейшему из своих сотрудников, почетную и трудную миссию собирать налоги и контрибуцию с городов Малой Азии. В 82 году, успешно выполнив поручение полководца, Лукулл вернулся в Рим. Грозный диктатор, победивший своих врагов, встретил его исключительно тепло. В проскрипциях Лукулл не принимал участия. Избегал он и скупки достояния казненных, заботясь о своей репутации. Тем не менее до самого конца он оставался вернейшим другом Суллы. И именно ему, а не Помпею поручил экс-диктатор окончательную шлифовку своих «Воспоминаний», именно его сделал опекуном своего сына Фауста. После смерти Суллы Лукулл стал грозным мечом его партии, ближайшим соратником Кв. Катулла, консула 78 года, признанного вождем твердых сулланцев. Именно Лукулл фактически командовал войсками сената, нанесшими поражение войскам восставшего проконсула Лепида на Марсовом поле.

В 76 году Лукулл получил претуру и вступил в брак с дочерью Аппия Клавдия, консула 79 года, наместника Македонии (78—76 гг. до н.э.), умершего от болезни во время неудачной войны с фракийцами. Брак не принес Лукуллу ни денег, ни счастья. Его жена, удивительная красавица (ее под именем Лесбии воспел знаменитый римский лирик Катул), отличалась крайним любвеобилием. В 74 году Лукулл стал консулом. Убежденный аристократ, утомленный домашними неурядицами и тщетным ожиданием наград за свои староримские доблести, он стал подумывать: не внести ли существенные изменения в свои убеждения и образ жизни?

К этому времени практически встал вопрос о Третьей Митридатовой войне. Как знаток восточных дел, Лукулл очень хотел получить командование, сулившее при победе великие богатства восточных царей. Но жеребьевка провинций обманула его надежды. Ему досталась Цизальпийская Галлия, где «не представлялось возможности совершить что-либо значительное» (Плутарх). Котте же, его товарищу, досталась Вифиния. Наместничество это являлось весьма выгодным, так как вновь образованная провинция была богатой. Но честолюбивому Котте хотелось принять участие в предстоящей войне не в качестве подчиненного лица. После долгих просьб перед вождями всех групп в сенате он сумел добиться поручения охранять вход в Пропонтиду (Мраморное море) из Черного моря. С флотом из 80 кораблей и 3 легионами Котта поспешил отбыть в провинцию, куда и прибыл в конце мая.

Одновременно на борьбу с пиратами отправился я претор М. Антоний (отец будущего триумвира М. Антония). Ему поручалось очистить от них море и завоевать Крит. Эта задача для претора, человека совсем невоенного, оказалась не по силам. Он был разбит вождями пиратов Ласфеном и Панаром у Кидонии (середина 74 г. до н.э.) и взят в плен, где и умер в 71 году. Эта победа вызвала ликование во всех пиратских эскадрах, которые рассматривали ее как воздаяние за победу отца М. Антония над киликийскими корсарами 30 лет назад.

Помпей, сражаясь в Испании с Серторием, внимательно следил за римскими делами. Он был доволен неудачей своего соперника Лукулла с провинцией, поощряя своих сторонников и врагов любимого наперсника Суллы к большей решительности в организации государственного переворота. Причины к этому были самые серьезные: во-первых, все расширявшаяся война, ведшаяся отрядами рабов, во-вторых, крупные продовольственные затруднения, связанные с засухой 75 года (новый хлеб теперь надеялись получить только в августе 74 года); в-третьих, из-за вопиющих безобразий в суде.

В 74 году на самом благоприятном для соискания популярности посту городского претора очутился Веррес. Среди его коллег находились П. Целий, Л. Кальпурний Пизон — председатели комиссий по уголовным делам. Должности эти, по словам Цицерона, были весьма грустными: «Посмотришь направо — слезы, скорбное одеяние, посмотришь налево — кандалы, доносчики; присяжным не хочется приходить — ты их требуешь, хочется уйти — ты их задерживаешь; осудил писца — вся корпорация против тебя; не преклонился пред сулланской системой ассигнаций — нажил врагов в массе хороших людей, в доброй части наших сограждан; отнесся строго к оценке гражданских исков — извлекший пользу забыл, поплатившийся помнит».

Среди этих-то своих коллег — преторов Веррес имел пост самый приятный и выгодный. Но он думал не о популярности. Его интересовали только деньги. И он добывал их со своей любовницей, греческой гетерой Хелидоной (Ласточкой), всеми способами. Позже на суде Цицерон приводил картинку из быта претора, взятую с натуры! «Ее (то есть Хелидоны. — В. Л.) квартира была битком набита посетителями; тут требовали новых прав, новых распоряжений, новых порядков судопроизводства. Один говорил: «Пусть он утвердит меня во владении», другой: «Пусть он не лишит меня его», третий: «Пусть он не дозволит преследовать меня судом», четвертый: «Пусть он присудит мне имущество». Одни отсчитывали деньги, другие прикладывали печать к векселям; одним словом, зал наполняли не клиенты веселых женщин, а просители претора».