Самый романтичный выпускной бал. Большая книга историй о любви для девочек - Усачева Елена Александровна - Страница 8

– Да-а? Что ж, это неудивительно, тут сейчас многие покупают. А кто?

– У него редкое имя – Аким.

– А… Зимины, я знаю родителей. А он парень хороший?

– Так… Я не знаю его совсем.

– Как это – не знаешь? – удивилась мама. – Он же у вас с первого класса.

– Ну и что? Я многих с первого класса не знаю. Мы с ним ходим в один класс, как с нашими соседями – в один магазин. Я разве соседей знаю?

– Равнодушие и одиночество.

– Может быть. Тебе лучше?

– Лучше. Только спать тянет. А твоя нога как?

– Тоже лучше, утихает.

Из кухни, где у нас была аптечка, пришла бабушка, принесла гель «Спасатель» и выдавила на мой ожог желтый червячок:

– Сейчас все пройдет, дитятко.

– Бабушка, хоть бы до последнего звонка все прошло. Или хотя бы до вечера выпускного.

– О-о-о, до выпускного ты еще замуж успеешь выйти!

– За кого, бабушка?

– А что? Неужели не за кого? – пошутила бабушка.– Ха-ха, – ответила я, – парней полно, да меня-то кто захочет?Моя бабушка молодая. Не молодящаяся, а именно молодая. Морщинки у нее только возле глаз. В городе мы живем в разных квартирах, а дача у нас одна. Бабушка очень спортивная. Зимой ходит на лыжах и в бассейн, весной и осенью путешествует. А летом живет на даче, делает зарядку, по утрам обливается холодной водой. Мне смотреть страшно, как она ведро воды на себя! А она – визжит и смеется. Недавно она приехала из Италии. Рассказывает, какая это роскошная страна, сколько там памятников, сколько великих художников там жили и творили.

– Мы с тобой туда обязательно съездим, – обещает мне бабуля.

– И в Париж, ладно?

Я учила французский язык, и мне самой страшно хочется в Париж. Больше даже, чем в Италию.

– А в Париж я боюсь ехать, – смеется бабушка.

– Почему, бабуль?

– Потому что говорят: «Увидеть Париж – и умереть».

– Глупости! Что, все, кто видит Париж, умирают, что ли?

– Да нет, конечно, – смеется бабушка. – Но ведь я уже старенькая.

– Бабушка, т-с-с… – Я прикладываю палец к губам и перевожу взгляд на маму.Мама заснула.Мама. Из-под широкополой шляпы развеваются длинные светлые волосы. Шляпа перехвачена шнурком под подбородком, чтобы ее не унес ветер. Развеваются полы маминой ветровки. Мама стоит на носу резиновой лодки с мотором. Она смеется, красивая, стройная. Нос лодки разрезает широкие воды реки, летят сверкающие на солнце брызги, и кажется, мамин смех тоже сверкает. Папа на корме управляет мотором, а мы с Елисейкой сидим посередине лодки на сиденье и ловим руками, которые ближе к воде, холодные брызги. Летит по реке наша лодочка, раскрашенная в камуфляжный цвет, летит лодочка, и по небу, отраженному в воде вместе с белыми пушистыми облаками… проносятся зеленые речные берега… Красота! Хочется петь. На мне яркий спасательный жилет, мы пристанем к пляжу и будем купаться. Тогда я жилет сниму. Папа не разрешает находиться без жилета, когда лодка мчится на полной скорости. И на маме жилет, и на папе. И на Елисейке, конечно! Милый оранжевый жилет с миллионами кармашков на милом двухлетнем мальчике.

И вот мы уже сбрасываем жилеты и несемся в прозрачную воду, такую славную, такую свежую, такую теплую, такую летнюю, и мама хохочет и брызгает на меня водой, и мы обе смеемся и визжим и плаваем наперегонки. И мама ловит меня, обнимает и, мокрую, целует.

– Кинь меня, мама!

В воде я легкая, как перышко. Конечно, такую дылду на руки не возьмешь. Мама просто сильно отталкивает меня в сторону от себя, дальше, как можно дальше, я ухожу под воду с головой, выныриваю, плыву, и брызги, смех, солнце, радуга в каждой капле. Никто за меня не боится, потому что я классно плаваю, мама ходила со мной в бассейн с трех моих лет, чтобы я научилась плавать. Елисейки еще не было, и мама отдавала мне все свое свободное время.Елисейка ковыляет у самого берега на толстеньких ножках, вода еле-еле покрывает его щиколотки, он садится в воду на попу и хлопает ладошками возле себя. Тоже хохочет. Песчинки, капельки, смешинки…В городе мама с младших классов берет меня на концерты классической музыки, на оперные вечера, на встречи со знаменитыми друзьями, с интересными людьми. Потому что мне надо же развиваться! Мы с ней болтаем обо всем на свете: о школе, о друзьях – моих и ее, о нашем президенте, о странах, о политике. Можем полночи проговорить. Я спрашиваю маму обо всем непонятном, например о вере. Обязательно ли ходить в церковь – может, достаточно верить в Бога в душе? О будущем: обязателен ли штамп о замужестве в паспорте – может быть, достаточно повенчаться с молодым человеком в церкви? А некоторые всю жизнь живут просто в гражданском браке – можно ли, по ее мнению, жить вот так? Мама знает ответы на все вопросы и ни один мой вопрос не считает глупым.

*

– Дай мне ключи от машины, – просит мама у папы. Мы готовы ехать в город, домой. Елисейка уже сидит в автомобильном креслице, рядом с ним кот Марус, которого еле-еле выловили и заточили в машину. Марус не хочет в город: там нет мышей и все время нужно сидеть в четырех стенах. Я тоже в машине. Марус между мной и Елисейкой недовольно жмурит то один, то другой глаз. Он уже понял, что сбежать ему в этот раз не удастся, и смирился с этим.

– Ключи у тебя, – отвечает мама и смотрит на папу твердым голубым взглядом. Она рвет с клумбы цветы, составляя из них букет для городской квартиры.

– Нет, они у тебя. Я же тебе давал в обед – помнишь, ты вытаскивала пакет с овощами?

– Я тебе возвращала! Они у тебя!!! – Мама кричит, нет, она орет, на нее оглядываются прохожие с проезда.

Папа больше ничего не говорит. Открывает уже запертый дачный дом и возвращается с ключами от машины.

– Они были в кармане твоей дачной куртки, – бросает хмуро.

– Извини, – тихо говорит мама и в машине всю дорогу до дома молчит.

Почему я все это рассказываю? Потому что я очень люблю свою маму. Да, она нервная. А как не нервничать, если работаешь на двух работах? И потом, она очень переменилась, когда у нас появился Елисейка. Иногда мне кажется, что я не люблю своего очаровашку брата. Потому что в последние два года ему достаются все ласковые слова, какие только есть на свете, а мне – все на свете плохие.

Аким

Я прямо-таки возненавидел ее мать. Она тащила Нику за ухо по всему их огромному участку. Как будто это была ручка какого-нибудь заварочного чайника. Сначала Ника просила о пощаде, но все было напрасно: мать не слушала ее и орала, какая Ника бессовестная. Ника поняла, что просьбы о пощаде – бесполезняк, и потом только морщилась. Я смотрел не отрываясь, настолько происшедшее потрясло меня. А потом понял, что я дурень, что на это смотреть нельзя, что девчонке и так не по себе, а тут еще я вытаращился. Я отвел глаза и стал тупо глядеть под ноги. Поскорее проскакал мимо их участка. Но я никогда не забуду эту сцену, она на моем внутреннем принтере отпечаталась.

Да, новость: мы купили участок в деревне со смешным названием «Волки». Будем строить там дом. Ну хорошо хоть, не «Собаки» деревню назвали. Деревня Собаки – вообще был бы капец полный.

Я и не знал, что у Дымовой там тоже домик. Для меня это полная неожиданность и – сюпрайз. Это что-то да значит! Если бы не маразм ее матери с ухом, я бы Нику как пить дать окликнул. Может быть, в Волчатнике и началась бы наша дружба! Для начала погутарили бы о том о сем, пятом-десятом. Попросил бы ее провести бесплатную экскурсию. Она же там дачный старожил. Знает, где лягушки живут, где волки ночуют, где крокодилы пасутся. К реке бы прогулялись, там такая хорошая речка – широченная, толстая, но это пока, в разлив. Скоро похудеет. Рыбачить можно летом! Оп, о рыбалке теперь уже не стоит мечтать. Если только в студенческие каникулы… Школа заканчивается, скоро выпускной, а там – учеба в каком-нибудь вузе-карапузе. Вряд ли получится бывать в Волчатнике часто. Во! О выпускном бы посудачили с Дымовой, куда она собирается скакать дальше. В институт – или как, в какой город, страну, на какой континент, планету… Могли бы вместе дернуть. Ника неразговорчивая, но я бы ее разговорил, я же болтун знатный! Нет, правда, это что-то да значит – в одной деревне живем! Обязательно спрошу Дымову в школе, что она об этом думает.