Прощайте, колибри, хочу к воробьям! - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 8

Он взял мои руки в свои.

– Жень, я… я хочу тебя.

– Даже и не думай!

– Но почему?

– По кочану!

Константин все время думал об этой странной Жене. Надо же так преобразиться…

– Костя, что с вами? – спросила Алёна.

– Да башка что-то раскалывается, – пробормотал он.

– А вы знаете, я не смогу сегодня с вами кутить.

– Почему? – едва сдержав вздох облегчения, спросил он.

– Я совершенно забыла, что у меня в шесть важная встреча. Просто в первый момент слегка голова закружилась, а сейчас встала на место.

Ох, умная девка, молодец, подумал он. Вот и славно, вроде как она мне отставку дала, выходит, я никого не обижу. Но соблюсти приличия все же надо, не уличное же знакомство.

– Как жаль, Алёнушка! Но, может быть, в другой раз?

– Почему бы и нет?

– Дадите ваш телефон?

– Пожалуйста! – Она вытащила из сумочки визитку. Он достал из бумажника свою.

Обменялись многообещающими улыбками.

А ему нестерпимо захотелось еще разок глянуть на эту Женю. Может, все не так уж и прекрасно?

И стоит приударить за прелестной Алёнушкой? Тем более она намного моложе вроде бы… Он встал и прошел по залу для некурящих, где они и сидели. Ее там не было. Он вышел в другой зал и сразу увидел ее. Она сидела за столиком с элегантным мужчиной.

У него было приятное интеллигентное лицо. Он держал ее руки в своих и что-то страстно говорил ей. Она ласково улыбалась ему, но страсти на ее лице не читалось. Но улыбка у нее завораживающая…

И вообще… Обворожительная женщина! Совершенно не похожая ни на одну из многочисленных красоток, которым он посвятил большую часть своей мужской жизни. Ему вдруг показалось, что он что-то безвозвратно потерял. Что многие годы потрачены зря. Стало вдруг так жалко себя… И встреча с Женей тогда, в кафе, вдруг показалась поворотным пунктом в жизни. Красотка-блондинка сунула ему под нос бриллиантовую браслетку и принесла любимого кота, поставив в безвыходное положение. А другая, настоящая, протянула ему руку помощи, практически спасла, а он ее даже не заметил… Принял предложенное одолжение как нечто само собой разумеющееся…

И вот теперь жизнь ему мстит. А ведь это интересно – посмотреть на женщину другими глазами, разглядеть в ней то, что не видно с первого взгляда…

И дело вовсе не в эффектной внешности, там наверняка еще такие глубины могут открыться… хотя, чего греха таить, не выгляди она столь эффектно, я бы ею все равно не заинтересовался. Потому что дурак. Прав отец. И если бы она сейчас сидела не с мужиком, который только что из штанов не выпрыгивает, а, допустим, с подругой, я бы тоже так не воспламенился. Выходит, я самый примитивный самец. Но это хорошо в ранней молодости, а на пятом десятке как-то неправильно, что ли…

Между тем свадебный обед подошел к концу. «Молодые» спешили в аэропорт.

– Анна Михайловна, папа, от всей души желаю хорошего путешествия!

– Спасибо, Костя! – улыбнулась Анна Михайловна.

А Петр Николаевич обнял сына.

– Позвоните, когда соберетесь возвращаться, если смогу, непременно встречу!

– Мы еще не улетели, а ты уже о возвращении, негодяй! – рассмеялся Петр Николаевич.

Подруга Анны Михайловны взглянула на Константина с плохо скрытым презрением. Потенциальные тещи вообще всегда его терпеть не могли. Видно, точно чувствовали, что так и останутся потенциальными. Алёна слиняла уже час назад. А Женя со своим кавалером по-прежнему сидела за столиком. И сейчас уже смотрела на мужчину даже с нежностью.

«Мы ее теряем» – прозвучала в мозгу фраза из американских медицинских сериалов. Но тут же всплыла спасительная мысль – у меня же есть Пафнутий! Она передавала ему привет. Так что мешает мне, допустим, завтра позвонить ей и передать нежнейший привет от Пафнутия? Еще ничего не потеряно. Наоборот, все еще только начинается! Он вышел из ресторана, поймал машину, вопреки обыкновению сел сзади и закрыл глаза. Черт возьми, как хорошо… Видно, эта Женя мне послана судьбой. Второй раз жизнь сталкивает нас совершенно случайно. И это ведь неспроста…

– Женя, поверь, я на все готов!

– На что ты готов, Ванечка?

– Одно твое слово – и я уйду из семьи, мы опять поженимся и…

– Нет, Ваня, этого слова ты от меня не дождешься.

– Ты такая благородная, да? – Он уже здорово захмелел.

– Дело не в благородстве, просто нельзя дважды войти в одну реку…

– О, это уже совсем другая река!

– Но течет-то по тому же руслу!

– И опять не права… И к чертям все эти веками проверенные банальности! Мы не прожили нашу жизнь, не прожили нашу любовь… И теперь выпадает такой шанс…

– Прекрати! Я не желаю даже слышать об этом!

– То есть ты меня не любишь!

– По-видимому, так, Ванечка.

– Но ты не уверена?

Я промолчала. Мне не хотелось его обижать, но за эти часы я отчетливо поняла, что отношусь к нему с огромной нежностью, но уже не люблю. Выгорела моя любовь. Я никого сейчас не люблю, но, кажется, готова к новой любви… Голос разума говорил мне, что этой новой любви я могу и не встретить, но возвращаться к старой нет ни малейшей охоты. Я ведь все начала заново, с нуля, так при чем тут Ваня?

Утром мне позвонила какая-то женщина.

– Извините, я могу поговорить с Евгенией Истоминой?

– Я вас слушаю.

– Здравствуйте, Евгения. С вами говорит помощник дирижера Фархада Закирова.

– О! – вырвалось у меня.

– Фархад очень хотел бы с вами увидеться, у него есть к вам деловое предложение.

– Какое? – удивилась я.

– Деловое. Но я подробностей не знаю. Мне просто поручено договориться с вами о встрече, Фархад очень занят, у него сегодня концерт в Большом зале. Если вы не против, он оставит вам билет и просит после концерта зайти к нему. Там он сам все вам расскажет. Вы согласны?

– Да, я с удовольствием.

– Тогда билет будет оставлен на ваше имя у администратора. Если вы хотите пойти с кем-то, то два билета.

– Нет, спасибо, два не нужно.

– Отлично, значит, я так и передам Фархаду, что вы придете.

– Разумеется.

Надо же, Фарик! Когда-то мы вместе учились в консерватории, я на фортепьянном, а он на дирижерском.

Веселый, талантливый и удивительно красивый парень. Мы частенько встречались в одной компании, однажды он даже пригласил меня на свидание, но я отказалась. Я была уже тогда без памяти влюблена в Ваньку, и изысканная восточная красота Фарика меня совершенно не привлекала. Он, надо сказать, нисколько не обиделся. Со временем он стал отличным дирижером. Гастролировал по всему миру, насколько мне известно, у него была квартира в Амстердаме, он там одно время дирижировал в Оперном театре и был женат на голландке. Помню, кто-то из общих знакомых говорил мне, что они довольно быстро расстались. Человек, рассказывавший об этом, спел: «Узбек и голландка, они, если честно, не пара, не пара, не пара!» А я тогда не поняла, не знала этой песенки про дельфина и русалку. Меня просветили, и я долго смеялась. А лет пять назад Антон давал концерт в Мадриде, и Фарик пришел на концерт, восхищался игрой Антона… Ох, я буду рада его видеть!

По возвращении в Москву я еще ни разу не была в консерватории, боялась, но это глупо, и вот сегодня я наконец преодолею этот барьер.

В конце концов, консерватория связана для меня не только с Антоном, но и со многими другими людьми, и не самыми плохими. С Фариком, например. И с моим педагогом Медеей Александровной, замечательным человеком. К сожалению, ее уже нет в живых. И какое это у Фарика ко мне деловое предложение, хотела бы я знать? Что ж, сегодня и узнаю. Да, кстати, надо привести себя в порядок, чтобы не ударить лицом в грязь перед старым другом, да мало ли кого еще я могу встретить в Большом зале… Я вспомнила все советы стилиста, который со мной работал, и свято их выполнила. Получилось очень даже недурно. Среди шмоток, купленных во Франкфурте, было чудесное черное платье с большим белым воротником и белой оторочкой на небольшом разрезе внизу. Очень элегантно и вполне соответствует случаю. Я хотела заказать такси, но где гарантия, что не попаду в пробку? Поэтому поехала на троллейбусе. Едва свернув на улицу Герцена, ныне Большую Никитскую, я начала волноваться, и чем ближе подходила к своей альма-матер, тем сильнее колотилось сердце. О, а вот и Петр Ильич сидит! И как всегда, возле него топчутся в ожидании самые разные люди. Вон шикарная дама лет пятидесяти нервно ходит взад и вперед. Паренек со скрипкой то и дело поглядывает на двери Малого зала. Немолодой мужчина сердито озирается по сторонам. Ничего тут не изменилось, жизнь продолжается! Спрашивают лишний билетик, значит, Фарик и в Москве имеет успех. И очень много молодежи. А кто-то говорил, что в Москве молодежь не жалует симфонические концерты. Так это смотря какая молодежь. Ах, хорошо! Так, а какая сегодня программа? Ага, Малер! Отлично! Я получила свой билет, вошла в вестибюль. Когда-то я знала здесь всех гардеробщиц… Я сняла пальто, поправила прическу перед зеркалом и стала медленно, едва справляясь с волнением, подниматься по лестнице. Почему-то вдруг вспомнилась одна история, рассказанная Медеей Александровной. В шестидесятых годах в Большом зале давал несколько концертов великий Герберт фон Караян. Попасть на концерты было практически невозможно, студенты как только ни исхитрялись, но вокруг стоял плотный милицейский кордон. И все-таки одному парнишке как-то удалось прорваться, милиционеры погнались за ним и схватили уже наверху. Церемониться не стали, сшибли с ног и поволокли вниз, голова парня билась о ступени. И вдруг к ментам подскочил композитор Кабалевский и стал на них орать: «Немедленно отпустите парня! Здесь консерватория, а не застенки КГБ!» И они, как ни странно, подчинились. Высокий тощий старик с совершенно седой головой, видно, произвел на них впечатление. «Знаете, – говорила нам, студентам, Медея Александровна, – я никогда не считала Кабалевского большим композитором, но как человека я его зауважала безмерно!» Вот такая вот история. А паренек тот все-таки попал на концерт, его провел все тот же Дмитрий Борисович.