Прощайте, колибри, хочу к воробьям! - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 17

– А, это из «Фауста» Гуно.

– Ты эту штуку знаешь?

– Всю оперу? Нет.

– Ну, а вот это про род людской?

– Знаю!

– Я вот сейчас тебе попробую напеть, сможешь определить, правильно я пою или же нет.

– Смогу! Валяй!

И он запел! С одной стороны, это было смешно – такой шкет Мефистофеля поет, а с другой – это было просто здорово! И голос у него был, мальчишеский совсем, но был! Короче, на другой день я отвел его к подруге моей бабушки, которая была аккомпаниатором детского хора. Она его послушала, ахнула, сказала, что у парня абсолютный слух, но в хор ему поздно, вот-вот голос ломаться начнет, но заниматься музыкой ему необходимо, тем более что способности редкие, а он даже нот не знает. Она стала с ним заниматься, совершенно бесплатно, а когда мать Мирона окончательно спилась, забрала парня к себе и даже завещала ему свою крохотную квартирку в Кузьминках.

А потом он куда-то исчез. Говорили разное: то посадили его, то за границу сбежал, короче, сгинул. И вот несколько лет назад, я как раз дирижировал «Фаустом» в Будапеште, такой помпезный спектакль, но состав был отличный, успех нешуточный, и вдруг после спектакля Аллочка мне шепчет: «Фархад, там к вам какой-то человек рвется, странный такой, говорит: “Передай Фарику, что к нему Мирон!”» Я еще не отошел от спектакля, даже сразу и не сообразил. И вдруг смотрю, и глазам своим не верю! Мирон! Шикарно одетый, весь какой-то значительный такой, руки ко мне протягивает и говорит вдруг: «Фарик, а фагот у тебя в первом акте слегка сфальшивил!»

Я начал хохотать как сумасшедший! Обрадовался жутко. Ну, мы пошли с ним посидеть в ресторанчик, и он мне рассказал… История, заслуживающая внимания, как минимум. Короче, он, конечно, авантюрист, и бандитская стихия девяностых не прошла мимо, он, уж не знаю как, но заработал кое-какие деньги и подался, куда бы ты думала?

В Милан! И окончил Миланскую консерваторию!

– Боже мой! По вокалу?

– Да! У него неплохой голос, баритон, но ничего выдающегося, к тому же он прекрасно понимает, что с его внешностью в опере ему мало что светит, но зато с дипломом Миланской консерватории он сможет всегда найти себе применение в оперном деле. Он занялся бизнесом, никак с оперой не связанным, и у него пошло дело. Но ему втемяшилось стать вторым Дягилевым! Он очень умный, трезво себя оценивает и прекрасно понимает, что делать широковещательные заявления пока не стоит. Поэтому он решил для начала не соваться в Париж или Лондон, а сделать русский проект в Голландии. И привлек к этому меня. Мы, наверное, года два обсуждали все по-дробности и пришли к выводу, что проект должен быть максимально доступным и демократичным.

– Согласна! Ну надо же, как интересно. Фарик, а он женат?

– Был. На какой-то певичке из Сочи. У него есть дочка, он их вывез в Европу, а сам с ними не живет. А ты что, глаз на него положила? – засмеялся Фарик.

– С ума сошел! Просто он мне симпатичен.

– Да, это истинно русская натура… И знаешь, у него замечательный вкус, во всем, исключительно одаренный тип.

– А какой у него бизнес?

– Что-то связанное с производством фруктовых соков. Знаешь, что он мне недавно заявил? Что я нагло использую тебя в личных целях…

– Что? – ахнула я.

– Да-да, что ты способна сделать карьеру многим талантливым музыкантам, а я тебя узурпировал…

– Но это же мой выбор!

– Жень, ты пойми, он человек дико увлекающийся, сейчас для него Мунтяну свет в окне…

И он считает, что ты могла бы заняться его карьерой лучше, чем кто-то другой!

– Ерунда! Я вокалистами никогда не занималась, у меня нет связей в этом мире, да и вообще… Я не хочу! С меня хватит. Я его раскручу, а он уйдет к кому-то покруче… Нет, меня моя роль вполне устраивает. Мне хорошо, интересно, я увлечена еще и вашим проектом, а больше мне ничего не надо. А Мунтяну после премьеры, я думаю, заметят и так. Хотя, конечно, Роберт не та партия… Да нет, у него такой волшебный тембр… Любая женщина задрожит и оценит…

– Жень, а у тебя… кто-нибудь есть?

– Что ты хочешь спросить? Есть ли у меня любимый мужчина?

– Ну да, – чуть смущенно улыбнулся он.

– Есть.

– А как его зовут?

– Пафнутий!

– Как?

– Пафнутий!

– Что это такое? Пафнутий!

– Вот такое у него оригинальное имя!

– Ты меня разыгрываешь!

– А хочешь, покажу его фотографию?

– Покажи!

– Вот доедем до места, покажу!

– Договорились! Надо же, Пафнутий!

Но по приезде в Дюссельдорф нам обоим было уже не до лирических разговоров. Фарику поступило предложение возглавить Оперный театр в Ташкенте. Он пришел в смятение.

– Женя, я в растерянности! С одной стороны, я все-таки узбек, а с другой – я в куда большей степени уже европеец. И там, я знаю, придется ставить национальный репертуар, а я эту музыку не люблю. Но, с другой стороны, как я могу отказаться? Это же… Меня не поймут!

– Фарик, скажи, ты этого категорически не хочешь? Мне-то ты можешь сказать честно?

– Категорически не хочу!

– Но боишься обидеть своих соотечественников?

– Ну да.

– Не волнуйся, я что-нибудь придумаю!

– Что можно тут придумать?

– Успокойся и положись на меня! К тому же у тебя уже все расписано на два года вперед.

Я пошлю в Ташкент твое расписание, и они поймут, что просто опоздали. А ты подумай, кого ты мог бы им предложить вместо себя, конечно, желательно тоже узбека.

– А ведь ты права! Есть такой парнишка в Питере. Ему двадцать шесть лет, и для него это было бы… Но они могут не согласиться, у него еще нет имени.

– Короче, Фарик, сейчас ты идешь на репетицию и ни о чем, кроме «Тоски», не думаешь!

А я этим вопросом займусь.

– Жень, ты чудо!

– Подожди, пока еще рано об этом говорить. Только скажи, как зовут этого парнишку из Питера?

– Алишер Махмудов.

– Отлично. Все. Иди!

В его прекрасных черных глазах отразилась детская радость. Даже странно, этот человек так тверд, уверен, властен в общении с оркестром, но совершенно теряется в таких вот ситуациях. Для восточного человека он на удивление бесхитростный. Я уже любила его, как родного брата. Нет, сейчас куда больше, чем родного брата.

Я не спеша выпила кофе с куском творожного торта и прямо в кафе открыла ноутбук, чтобы навести справки об Алишере Махмудове. Потом пошла в свой номер, и тут мне позвонил Мирон.

– Женя, у нас опять катастрофа!

– Что стряслось?

– Только что позвонила Ермилова и отказалась петь. Мы горим синим пламенем! У нас ни одного мирового имени, и кому мы будем нужны?!

– Мирон, подожди, у тебя есть кто-нибудь на примете?

– Есть, Таня Соловьева, но она совершенно не раскручена. На кого будем публику заманивать? Это же кошмар!

– Погоди! Эта Соловьева хорошо поет?

– Божественно, но что с того?

– А знаешь, у меня есть идея.

– Слушаю тебя внимательно.

– Проект имеет уже официальное название, зарегистрированный бренд?

– Пока нет.

– Слава богу! Тогда постарайся скорее его зарегистрировать! И называться он должен «Русский сюрприз». И танцевать ты будешь именно от слова «сюрприз». Неизвестные пока миру имена! Так в сто раз интереснее. И я не знаю Соловьеву, но Мунтяну сведет с ума всех!

Я говорила с ним по скайпу и видела, что он глубоко задумался.

– Вообще-то мысль хорошая, но слово «сюрприз» – не русское.

– А если вспомнить Дягилева, то слово «сезон» тоже не русское…

– Ты права. А что у нас получается? Роберт – молдаванин, дирижер – узбек, Водемон – татарин, Рене – еврей, и выйдет у нас одна только Соловьева русская?

– Тогда так: «Сюрпризы из России». А Россия многонациональное государство.

– Евгения… Ты – голова! Нет, ты мозг! Тебе нет цены! Это такая роскошь может получиться… Супер! Просто супер!

– Послушай, Мирон, ты все-таки там в эйфории не захлебнись.

– Да что ты, великая моя! Я в ближайшие дни регистрирую бренд, и я вот что еще придумал, Женя! Недалеко от Сингла сдается роскошный особняк. Я его сегодня же снимаю, и это будет наша база, которая так и будет зваться: «Российские сюрпризы».