Звездная пыль - Лещенко Владимир - Страница 4

И вот наконец приход конвоя ранним хмурым утром, поездка в тюремном фургоне на космодром, погрузка на легкий крейсер «Буревестник», идущий в дальний учебный рейд, в наглухо задраенном каземате которого он провел последние дни, в ожидании того момента, когда судно достигнет необитаемых, неосвоенных областей космоса.

Он не злился на приговорившую его к смерти безмозглую железяку, у которой явно что-то переклинило в дряхлых мозгах, не обижался на людей, отказавших ему в помиловании. Более того, рассудком он понимал, что жизнь хомяка не стоит жизни человека (хотя пересчитать ребра Барбекю в любом случае стоило). Но в то же время не сожалел о своем поступке.

Сама судьба решила, чтобы всё случилось именно так, а не иначе.

В шлюзе его ждала целая шеренга людей. Капитан «Буревестника» Нгумо Таманго, его третий помощник по грузу и общим вопросам, представитель профсоюза космолетчиков — старший инспектор Кролл Брасс, прокурор по надзору за отбытием наказаний Джастин Гофман.

Все эти уважаемые и занятые люди появились тут именно из-за него — всего лишь бывшего мусорщика с транспортного звездолета. Эта мысль заставила Питера чуть улыбнуться про себя. Был тут и боцман крейсера — могучий, как дуб, дядька лет под пятьдесят, с бритой наголо головой и вислыми усами и с совершенно непроизносимой фамилией — тоже эмигрант из отдаленных миров. Надо сказать, боцман проявлял к Питеру самое большое сочувствие, вызванное, видимо, непонятной и нескрываемой неприязнью, которую питал к его стражу, и даже как-то во время одной из редких прогулок по коридорам «Буревестника» украдкой спросил: не замордовал ли его «чертов лях»? Впрочем, и надсмотрщик (к которому это непонятное словосочетание относилось) боцмана явно недолюбливал — тоже непонятно, почему…

На рифленой палубе шлюза стояла старая обшарпанная пластиковая шлюпка модели ХС-124. Питеру эта модель была знакома. В свое время их клепали в огромном количестве для колонизационных транспортов серии «Кентавр», и кое-где эти неуклюжие, но надежные спасательные суденышки еще попадались.

— Прибыли в крайнюю точку маршрута, — сообщил прокурору капитан. Координаты… — он назвал несколько цифр: насколько знал навигацию Питер, это был противоположный Среднегалактическому союзу край освоенной людьми Вселенной. — До ближайшего обитаемого мира — 10 килопарсек. В радиусе светового года приборы не фиксируют наличия космических аппаратов. Место соответствует требованиям пункта Устава 234-А, параграф 7, абзац 4.

— Судно исправно, топливо отсутствует, аварийные батареи средств связи демонтированы, запасов воды, продовольствия, кислорода — ровно на 24 часа, — всё по уставу, — доложил в свою очередь капрал. — Можно запускать приговоренного.

Начальники один за другим заскакивали на несколько секунд внутрь, словно бы подозревали служаку в нечестности.

— Постойте-постойте, — вдруг встрепенулся инспектор. — А где же, извиняюсь, гальюн? Почему на шлюпке нет гальюна? Без него не выпущу!

— Но почему? — недоуменно уставился на него Таманго.

— По уставу, — отчеканил Кролл Брасс.

— Та ведь парню ж усё равно — смертник ведь, — подал голос старший боцман. — Чего ж зря человека мурыжить?

— Согласно Генеральной Космической Конвенции запрещается выпускать в рейс суда без гальюна, — уперся старший инспектор. — А смертник там или не смертник — не важно.

— Да, в самом деле — я присоединяюсь к мнению уважаемого коллеги, — вступил в разговор прокурор. — Закон есть закон.

Повисло молчание.

— Где гальюн?! — рявкнул Таманго на боцмана. — Где гальюн, я вас спрашиваю, Басаврюк?! — уже тише переспросил он, при этом смерив его нехорошим взглядом с ног до головы, как будто тот мог спрятать оную часть конструкции шлюпки за пазухой.

— Так ведь… — неуверенно протянул Басаврюк… — Так ведь, Нгумо Тумбович, я ж не виноват: мне это старье со склада уже такое выдали — их уж лет тридцать не выпускают. Уж и не знаю, где воны його откопали?

— Вы видели, что на шлюпке нет гальюна? — холодным тоном спросил Таманго.

— Та ведь я же и говорю, — сникал на глазах могучий дядька (Питеру, честное слово, стало жаль его), — разве ж я не понимаю? Но ведь такую выдали!

— Вы видели, что гальюна нет? — словно не слыша, повторил капитан.

— Нгумо Тумбович, да разве ж я… — боцман почти всхлипнул.

— И что теперь делать? — потерянно спросил капитан, внезапно словно забыв о боцмане. — Что мне, прикажете приговоренного обратно везти? Переводить на него нормальную шлюпку не стану — мне за это голову снимут! Тут за каждую гайку отчитываешься…

— Если закон этого требует, повезете обратно на Ивангоэ, а потом вернете сюда, — сухо изрек прокурор.

— Да нет, вы не сомневайтесь, пан прокурор, — почти ласково пробормотал Басаврюк, выручая растерявшегося командира, — мы быстренько сообразим, чегой-нибудь в судовой мастерской сладим…

— Да что вы сладите? — с глубоким отчаянием в голосе произнес командир «Буревестника». — Что вы вообще можете?.. Что вообще может наш флот?

— А если под ответственность экипажа? — вдруг просиял помощник. — Я ведь помню, есть же такая статья.

— А кто экипаж? — недоуменно уставился на него профсоюзный инспектор.

— Ну… вот он, — пожал плечами карго-мастер, указав на Питера.

— Ну, если только под ответственность экипажа… — протянул Гофман.

Сказано — сделано. Кролл Брасс тут же на услужливо подставленной спине боцмана написал акт о выпуске нестандартного космического судна под ответственность экипажа. Оставалось лишь получить подпись. Его, Питера О'Хары, подпись.

Подпись под его согласием на приведение приговора в исполнение.

И боцман, и надсмотрщик смотрели на него с одинаковым сочувствием. Питер только сейчас обратил внимание на то, что эти двое чем-то неуловимо похожи. Впрочем, это и неудивительно — оба уроженцы захудалых, окраинных миров, лежащих вдали от основных центров цивилизации, но сохранивших свой древний язык, свои особенности, свои праздники и то странное, на взгляд многих, мнение, что деньги — это еще не всё.

Затем боцман подошел к нему и, понизив голос, предложил:

— Слушай, Петро, будь другом — ну подпиши эту бумажку! Ну что тебе стоит? И тебе ж меньше мучиться, и нам без лишних хлопот. А?

У Питера на дне души промелькнуло было, что за сутки или двое, пока будут мастерить новый гальюн, что-то может измениться, но он тут же оставил тщетную надежду и обреченно кивнул. Почти ничего не чувствуя, он взял непослушной, как будто чужой рукой протянутое ему стило и поставил какую-то закорючку под документом.

— Ну вот и славно, — прогудел боцман. Неторопливо, не оглядываясь, Питер подошел к открытому зеву шлюпочного люка.

Басаврюк украдкой сунул ему в карман объемистую бутылку.

На руке его застегнули браслет с цепочкой, на которой болтался маленький чемоданчик (в нем был его приговор и все прочие документы), и решительно, хотя и не грубо, втолкнули в старую посудину, задраив за его спиной люк.

Из-за тонкой металлопластиковой стенки до Питера донесся торопливый грохот башмаков и лязг ворот шлюза. Затем замычал вакуум-насос, его звуки с каждой секундой становились всё глуше. Вот звук пропал, только мелкая дрожь пола еще продолжалась некоторое время. Потом удар катапульты бросил его на спинку кресла. Он отправился в свое последнее путешествие.

Нейтральный космос, примерно тридцать парсеков от района сброса шлюпки Питера.

Временная сводная военно-полицейская эскадра. Крейсер «Муслим Магомаев» ВКФ Бакинской республики

Амир-аль-надир пятого ранга Султанбек Рза-оглы Маджидов, командующий непонятным образованием под названием «Временная сводная военно-полицейская эскадра», раздраженно мерил шагами кают-компанию своего крейсера. В вышеупомянутом статусе он пребывал последние часы. Вскоре эскадре предстояло быть распущенной за полной неспособностью выполнить поставленную задачу, а кораблям — разлететься кто куда.