Лиходолье - Самойлова Елена Александровна - Страница 81

Тянущиеся из-под земли гибкие зеленоватые стебли, усеянные круглыми, хватающими воздух пастями – самые маленькие толщиной с человечью руку, самые большие могли бы сойти за корабельную сосну. Они слепо рыщут по развороченной мостовой, вгрызаются во все, что попадается на пути: в деревянные обломки, в черепки, в человечью плоть тех, кому не посчастливилось оказаться слишком близко. И посреди всего этого кошмара – золотая шасса с ромалийским посохом в руках. Стоит твердо и незыблемо на свернутом в кольцо длинном хвосте, как превосходная статуя. Глаза горят, как два маленьких солнца, тонкие гибкие шипы на голове наполнены янтарным пламенем, по стоящему дыбом гребню то и дело проскакивают яркие красные искры. Вокруг нее льется кровь, багровая лужа обтекает чешуйчатый хвост, а в прозрачный колдовской щит перед самым ее лицом бьется неведомая тварь, о которой в записях Ордена Змееловов не было даже упоминания.

И на долю секунды Катрину испугало это сияющее расплавленным золотом существо сильнее, чем ужасающее нечто, рвущееся из-под земли. Испугалась Катрина – и впоследствии возненавидела себя за этот страх, от которого она, считавшая себя орденским палачом, снова ощутила себя маленьким ребенком, вцепившимся зубами в запястье под родительской кроватью, чтобы не завыть от ужаса, пока по комнате с грохотом бродит нечто, воняющее могильной землей и засохшей кровью…

– Слышал я об этом случае, – задумчиво произнес Ризар, машинально потирая ладонью заросший щетиной подбородок. – Знатно там нелюдь повеселилась, треть города ушла под землю, а народу пропало немерено. Говорят, Ордену Змееловов пришлось окружить это место вешковым кругом и нанести на карту новую черную метку. И ты утверждаешь, что здесь появилось что-то похожее?

Дудочник едва заметно пожал плечами – с равным успехом этот жест можно было расценить и как «да, а разве не видно», и как «не уверен».

– Значит, поохотимся, – спокойно произнес ганслингер, спешиваясь следом за Катриной и перебрасывая ей поводья своего коня, как какому-нибудь мальчишке-конюху. Причем бросил поводья так, что, если бы бывшая дудочница их не поймала, тяжелый ремень непременно ударил бы ее по лицу. – Но сначала ты скажешь нам, где шасса, которая была вместе с тобой.

– В городе, – лениво и с некоторой неохотой отозвался Викториан, кладя ладонь на пояс. – Тварь не слишком охотно выпускает тех, кто пришел в Златополь по доброй воле. Можешь попробовать ее сначала отыскать, если хочешь, а у меня нет времени на эти игры. Тут куда более крупная рыба наклевывается, а ты, пока носишься за карасем, рискуешь упустить громадную щуку.

На мгновение Катрина решила, что ее мрачный, с тяжелым взглядом спутник, который с одинаковой легкостью выпускал пулю как в нелюдь, так и в человека, качнет головой и приведет в исполнение тот единственный приговор, который Орден выносит своим служителям, замеченным в связи с нечистью, – смертный. Но, к ее немалому разочарованию, она все-таки ошиблась. Ризар только хмыкнул и положил металлическую ладонь на рукоять своего огромного длинноствольного револьвера. Коротко, отрывисто поинтересовался:

– Сюда вызвать сможешь?

– Один – нет. Для того и группу поддержки собрал, – ухмыльнулся разноглазый. – Отведите лошадей подальше, и мы начнем. Как раз тьма накатывает – самое лучшее время для того, чтобы вызывать воплощенный ужас.

Девушка невольно устремила взгляд на небо: Викториан не соврал, ночная мгла действительно накатывала с востока, пожирая остатки солнечного света и затягивая розовато-сиреневые небеса непроглядно-черной дымкой, сквозь которую не было видно ни восходящей луны, ни первых звезд. Лошади уже начали нервничать, и Катрина торопливо повела их за собой через мост к уже закрывающимся воротам. Оставлять животных на улице вместе с седельными сумками было рискованно – того и гляди, стащат, и если с потерей своих вещей девушка была готова смириться, то вот Ризар был бы весьма недоволен пропажей своего немногочисленного добра. А однорукий ганслингер был последним человеком, недовольство которого Катрина хотела бы вызвать, потому на мост она вернулась, когда «первый голос» уже построил шестерых дудочников в линию и поднес к губам инструмент, подобного которому девушка никогда не видела.

О нет. Видела.

Еще давным-давно, в прошлой жизни, когда, будучи послушницей Ордена Змееловов просиживала штаны в огромной библиотеке, выискивая в старых книгах крупицы бесценного знания, которые помогли бы ей развить ее талант и стать еще лучше, самой лучшей. В книге под названием «Ушедшие Кукольники», где было собрано многое из того, что Орден знал об этих давно исчезнувших мудрецах и великих волшебниках. Именно там Катрина впервые встретилась с описанием инструментов, которыми пользовались Кукольники. Это были тонкие, изящные раздвижные свирельки, усыпанные драгоценными камнями и украшенные письменами, помогающими превращать мелодию в приказ, а волю – в закон, которому подчинялось все живое и неживое. Те дудочки, которыми сейчас пользовались даже лучшие из лучших музыкантов Ордена, не шли ни в какое сравнение с теми, которыми обладали Кукольники. Ведь инструменты тех, кто впервые научил людей останавливать нечисть силой мелодии, были слышны всем и каждому и могли не только отдавать приказы, заставляющие замереть на месте, но и снимать проклятия, лечить и возвращать человеку, укушенному вампиром, утраченную бессмертную душу. Много чего могли, потому и не дали Кукольники своим ученикам, слишком порывистым и недостаточно мудрым с их точки зрения, такую власть в руки перед уходом. Сказали, что, если сами додумаются, как создавать такие инструменты, – значит, достойны ими владеть.

И та свирелька, на которой заиграл Викториан, была очень похожа на описанные в старой книге инструменты Кукольников. Значит, разноглазый дудочник в конце концов оказался тем самым «достойным» великой власти и великого могущества. И на кого он его потратил, а? На чешуйчатую девку с пронзительным взглядом, выворачивающим душу наизнанку?

И Катрину обожгла зависть. Лютая, непримиримая. Потому что Вик получил все то, о чем она когда-то мечтала. И пусть он не снискал себе огромной славы, на него не свалилось богатство и разноглазый дудочник не стал Главой Ордена, но он умудрился обрести то, к чему Катрина всегда стремилась.

Власть, которая была доступна лишь Кукольникам через их инструменты. Способность изменять мир вокруг себя, исцелять страждущих и калечить врагов, обращать нечисть человеком, а человека – неслыханным уродом, причудливой тварью.

Бывшая дудочница наблюдала за тем, как мягко светится серебристая дудочка в сгущающейся темноте, как она вспыхивает разноцветными огнями, слушала мелодию, которая разворачивалась причудливой спиралью. Чувствовала, как музыка Викториана мягко облекает ее со всех сторон и течет дальше, сквозь толстые городские стены, незримым потоком – и ощущала, как в ней растет жажда обладания. Этот инструмент, невесть откуда взявшийся у разноглазого музыканта, должен принадлежать только ей – и никому больше. И она его получит. Не сейчас, несколько позже, когда охота будет завершена. Главное – не дать себе волю, не сорваться и прежде, чем убить Викториана, заставить его с помощью инструмента Кукольника вернуть ей правую руку.

А потом… Потом весь мир будет у ее ног. И он будет таким и только таким, каким она захочет его видеть.

Мост под ногами Катрины мелко задрожал, по поверхности воды, заполнявшей ров, побежала рябь. Девушка вздрогнула, затравленно оглянулась через плечо и побежала на берег, ощущая, как мост дрожит все сильнее и сильнее. Что-то загрохотало у нее за спиной, этот грохот слился воедино с острой, неприятно режущей слух мелодией, которую издавал инструмент Кукольника.

Нет, уже не он один – Катрина слышала слаженную игру семи дудочек, чья музыка слилась воедино, усилилась, и теперь эта общая, объединная воля, управляемая Викторианом, тянула из-под земли нечто огромное. Как опытный рыбак вытягивает большую, сильную, напористую рыбину из толщи воды, плавно сматывая лесу и подсекая в нужный момент, не давая добыче сорваться с крючка и уйти обратно на глубину.