Лиходолье - Самойлова Елена Александровна - Страница 25

Глубоко вздохнула, стягивая с лица повязку и наблюдая за тем, как фиолетовое пламя в ореоле души Викториана мгновенно опадает, сменяясь рыжеватыми переливами на фоне глубокой синевы.

– Поставь его на землю, пожалуйста, – попросила я харлекина, вслушиваясь в хрипы взятого за горло дудочника. – Он не нападет. И кажется, ему даже стало стыдно, но не уверена. Я не слишком хорошо понимаю значение того, что вижу.

Искра послушался, но полыхающая ярость у него так и не угасла – напротив, разгорелась еще сильнее. Железный оборотень едва сдерживался, чтобы не размазать змеелова по всему переулку тоненьким слоем, и в чем-то я была с ним солидарна – при одном взгляде на свое побагровевшее и распухшее вдвое колено мне становилось немного страшно.

– Мия? – Голос Викториана был тихим-тихим и почти несчастным, когда музыкант наконец-то поднялся на ноги, одной рукой держась за стену, а другой ощупывая затылок, которым, судя по всему, успел крепко приложиться.

– Знаю, что не слишком похоже, – развела руками я, наблюдая за тем, как Искра подходит ко мне ближе и осторожно, почти нежно кладет холодную железную ладонь на пострадавшее колено. Боль стрельнула аж до самой пятки, а потом все-таки неохотно начала стихать. – Но куда деваться.

– Ты что, не могла выбрать себе другой облик?!

На этот раз в голосе музыканта звучало неподдельное возмущение, граничащее с обидой. Мы с Искрой удивленно переглянулись, и я пожала плечами. Иногда люди – это нечто совершенно непостижимое. Даже в случаях, когда видишь их насквозь.

– Не поняла. Ты недоволен тем, что я позаимствовала тело, которое никому не жалко?

– И это ты называешь «никому не жалко»? – Викториан шагнул было ко мне, но одного взгляда железного оборотня хватило, чтобы дудочник благоразумно решил остаться на месте.

– Ты предпочел бы, чтобы Искра загрыз кого-нибудь из мирных горожан ради моего нового облика? – вопросом на вопрос ответила я и легонько толкнула харлекина в плечо. – Помоги встать, что ли, а то камни холодные…

– Запросто. – Рыжий одним движением поднял меня на руки и встал, обнажая в нехорошей улыбке стальные зубы. – А ты, орденец, теперь почаще оглядывайся. Во избежание несчастных случаев. Обижать Змейку безнаказанно я никому не позволю.

Лицо дудочника на мгновение перекосило, синеву спокойствия замутило гневом, но довольно быстро Вик взял себя в руки и несколько отрешенно кивнул.

– Надеюсь, вы хотя бы не принесли с собой семена той дряни. Не хотелось бы встретить что-то подобное в Лиходолье, где и без того всякой мерзости предостаточно.

– За это можешь не переживать. – Я усмехнулась, перехватывая подброшенный в воздух мыском Искрова сапога посох с практически отрубленным оголовьем. – Лишнего в момент смерти на той девице уже не было. Так, пустая человеческая оболочка, вполне пригодная для смены облика. Между прочим, ты хотя бы извиниться за нападение не хочешь? У людей вроде как принято извиняться за сделанные ошибки.

– О, прошу прощения. – Викториан отвесил мне глубокий шутовской поклон, насколько позволяла хромая нога и ушибленный затылок. – За то, что принял тебя за другую, о свет моих очей…

Я склонила голову, наблюдая, как трепещет и разрастается под сердцем у змеелова огонек-одержимость, будто кто-то невидимый подбрасывает в него хорошо просмоленных щепок.

– Ты не врешь, Вик. Насчет света очей – ты действительно начинаешь внутри пылать, когда смотришь на меня.

Харлекин не выдержал – расхохотался низким, рокочущим смехом, прижимая меня покрепче к груди и наблюдая за тем, как на мгновенно побелевших щеках дудочника начинают проступать нервные красные пятна. Будто своим знанием я неожиданно задела его за живое, затронула какую-то глубоко скрываемую тайну, которую не следует доверять даже близким и уж тем более – случайно встреченной золотой шассе.

– Не ходи за нами, змеелов, – тихо пророкотал Искра, все еще растягивая губы в жутковатом харлекиньем оскале, когда кажется, что еще чуть-чуть, и зажгутся в светлых лисьих глазах морозные синие огоньки, небрежно стянутые в пучок волосы обратятся в гибкие металлические струны, а тело изменится, покрывшись железными доспехами. – Пожалеешь.

Викториан не ответил: он по-прежнему неотрывно смотрел на меня, мелко-мелко качая головой, словно не в силах был с чем-то смириться. Ореол его души замутился, превращаясь из густо-синего омута в разноцветное «озеро», сплошь затянутое бликующей серебром рябью. Я бы с удовольствием понаблюдала еще немного за этим шквалом сменяющих друг друга эмоций, пытаясь понять, что же означают эти великолепные сочетания цветов, но Искра уже нес меня прочь от дудочника.

И лишь когда мы вышли к оживленной улице, тихо выдохнул:

– Спрячь глаза.

Шаг вперед, к людскому потоку, не дожидаясь, пока я потуже затяну на затылке порядком размахрившуюся ленту.

– И в другой раз не останавливай меня, Змейка…

Глава 6

За окном жаркий, удушливый день медленно сменялся вечерней прохладой, и я с облегчением выдохнула, кое-как перебираясь на лавку у подоконника, с трудом вытягивая больную ногу.

Прохладный компресс не слишком помог, и разбитое дудочником колено довольно быстро превратилось в раздутый побагровевший шар, до которого и дотронуться-то было больно, а о том, чтобы продолжить путь верхом, и вовсе речи не было. Нужна была передышка, желательно в месте, где никто не заметит золотую чешую, покрывшую мою ногу от лодыжки и до середины бедра.

Искра нашел такое прибежище – в стороне от переправы, с единственным небольшим окном, выходящим на Валушу. Бабка, что пустила нас в эту каморку на ночлег, честно предупредила, что спать здесь практически невозможно – по ночам от русалочьего хохота сотрясались ставни, а при неудачном стечении обстоятельств можно было запросто обнаружить на подоконнике водяницу, манящую за собой на речное дно. Харлекин лишь мрачно усмехнулся на такое предупреждение – после встречи с змееловом глухая, с трудом сдерживаемая ярость клокотала в глубине ореола его души, ожидая малейшего повода, чтобы выплеснуться на того, кто осмелиться напасть или помешать моему драгоценному отдыху, и сдуру сунувшейся к дому водяной нечисти можно было бы только посочувствовать.

Я тяжело вздохнула и подтянула подол длинной сорочки, придирчиво разглядывая пострадавшее колено. Золотая чешуя над местом ушиба слегка потускнела, нога все еще отзывалась болью на любую попытку ее согнуть, но отек почти спал. Еще день-другой поделать холодные компрессы – и можно будет покинуть Черноречье хоть верхом, хоть на своих двоих, будь оно неладно. Ну надо же, как «удачно» Вик мне засветил своей любимой тростью – если бы удар пришелся на палец выше, коленная чашечка наверняка была бы раздроблена, и тогда я слегла бы на месяц, вне зависимости от того, шасса я или нет. Частичное превращение только ускоряет исцеление, но не выправляет неровно сросшиеся кости, не собирает разбитое на кусочки колено в единое целое – и в результате я наверняка осталась бы хромой до того момента, пока не перекинулась бы полностью в шассье обличье. О танцах в таком случае можно было бы и вовсе забыть, как и о ромалийском чаровании…

Тихо скрипнула дверь, ведущая в комнатку, и я торопливо одернула подол, пряча золотую чешую под серым грубоватым льном. Задвижек в этом доме не было и в помине, а с любопытной ясноглазой бабки, сдавшей комнатку рыжему мужику разбойничьего вида и слепой девице с волосами, заплетенными на степняцкий манер, вполне сталось бы тихонько подглядеть, чем занимается оставленная в одиночестве девка. Лиходолье начинается уже отсюда, с этого берега реки, потому и излишнее любопытство, и подозрительность по отношению к пришлым людям понятна и объяснима.

Вот только на пороге оказалась не придавленная грузом прожитых лет женщина, а Викториан, которому пришлось склонить голову, чтобы не стукнуться лбом о низкую притолоку.

– Еще раз здравствуй, Мия.

Я молчала, на ощупь нашаривая прислоненный к лавке ромалийский посох и вскользь глянув на широкий подоконник. Да уж, не с моей ногой сейчас из окна выскакивать. Пусть даже этаж первый – моему колену сейчас и такого прыжка будет достаточно, чтобы перестать служить.