11/22/63 - Кинг Стивен - Страница 8

Я повернулся к открытым воротам, за которыми пролегали железнодорожные пути. За ними, слева, увидел незнакомую мне автостоянку. Ее заполняли автомобили, в большинстве своем видавшие виды и достаточно старые, чтобы коротать век в автомобильном музее. «Бьюики» с «мышиными норками»[11], «Форды» с носами-торпедами.

Они принадлежат реальным фабричным рабочим, подумал я. Реальным рабочим, которые сейчас трудятся в цехах за почасовую оплату.

– У меня желтая карточка из зеленого дома. – В голосе алкаша слышались агрессивность и тревога. – Так что дай мне бакс, потому что сегодня – день двойной выплаты.

Я протянул ему монету в пятьдесят центов, чувствуя себя актером, который произносит в пьесе только одну реплику.

– Бакс дать не могу, но держи половину.

Потом отдашь ему монету, проинструктировал меня Эл, но делать этого не пришлось. Желтая Карточка выхватил ее у меня и поднес к лицу. Я уж подумал, что он собирается проверить пятидесятицентовик на зуб, но алкаш сжал длинные пальцы в кулак, и монета исчезла. Затем он вновь поднял глаза, на его лице было написано почти комичное недоверие.

– Ты кто? Что ты здесь делаешь?

– Будь я проклят, если знаю, – ответил я и повернулся к воротам, ожидая, что в спину полетят другие вопросы, но их так и не последовало.

Самым новым автомобилем на стоянке оказался «Плимут-фьюри», модель середины или конца пятидесятых. Пластина с номерным знаком очень походила на древнюю версию той, что крепилась над задним бампером моей «Субару». Ее по требованию моей бывшей украшала розовая ленточка – символ борьбы с раком молочной железы. На пластине, на которую я сейчас смотрел (оранжевой – не белой), вместо ленточки была надпись «КРАЙ ОТДЫХА – МЭН». Как и в большинстве штатов, в нашем номерные знаки включали цифры и буквы; скажем, на моей «Субару» – 23383 IY, но номерной знак этого почти нового красно-белого «Плимута-фьюри» состоял исключительно из цифр: 90-811. Никаких букв.

Я прикоснулся к багажнику. Твердый, теплый от солнца. Реальный.

Перейди железнодорожные пути, и окажешься на пересечении Главной улицы и Лисбон-стрит. А потом, дружище, мир – твой.

Перед старой фабрикой железнодорожных путей не было – в мое время, – но теперь я отчетливо их видел. И отнюдь не старые и ржавые. Отполированные рельсы сверкали на солнце. А где-то вдалеке слышалось «чух-чух» настоящего поезда. Когда поезда в последний раз проходили через Лисбон-Фоллс? Наверное, когда фабрика еще не закрылась, а компания «Ю-Эс джипсам», которую местные прозвали «Ю-Эс обдери», работала двадцать четыре часа в сутки.

Да только она и работает двадцать четыре часа в сутки, подумал я. Готов спорить на любые деньги. Как и фабрика. Потому что я не во втором десятилетии двадцать первого века.

Я прошел дальше, не отдавая себе в этом отчета – совсем как лунатик. И теперь стоял на углу Главной улицы и шоссе 196, также известной как Старая льюистонская дорога. Только ничего старого в ней не было. А за перекрестком, да противоположном углу...

Да, «Кеннебек фрут компани» – претенциозное название для магазинчика, балансировавшего на грани закрытия – или это мне так казалось – все десять лет, что я учительствовал в ЛСШ. Невероятно, но его raison d'etre[12] и единственным средством выживания служил «Мокси», самый своеобразный из прохладительных напитков. Владелец «Фрут компани», пожилой добряк по имени Фрэнк Аничетти, как-то объяснил мне, что население мира естественным образом (возможно, генетически) делится на две части: немногочисленных, но избранных Богом, которые ставят «Мокси» выше любого другого прохладительного напитка... и остальных, Фрэнк называл остальных «несчастным, дефективным большинством».

«Кеннебек фрут компани» моего времени представлял собой выцветшую желто-зеленую коробку с грязной витриной, лишенной товаров... разве что там иногда спал кот. Крыша просела после многих снежных зим. В торговом зале для продажи предлагались только сувениры, связанные с «Мокси»: ярко-оранжевые футболки с надписью «Я НАСЛАДИЛСЯ МОКСИ!», ярко-оранжевые шляпы, старинные календари, жестяные таблички. Они выглядели старинными, но скорее всего их изготовили пару лет назад в Китае. Большую часть года покупатели в магазин не заходят, да и полки пустуют... хотя здесь все-таки продаются расфасованные сладости и пакеты картофельных чипсов (если вам нравятся подсоленные и с уксусом). В холодильном шкафу для прохладительных напитков – только «Мокси». Холодильный шкаф для пива пуст.

Каждый июль Лисбон-Фоллс устраивает фестиваль «Мокси» штата Мэн. С оркестрами, фейерверками и парадом – клянусь, это правда, – с платформами и местными королевами красоты, одетыми в закрытые купальники цвета «Мокси», то есть оранжевые и такие яркие, что могут вызвать ожог сетчатки. Церемониймейстер парада всегда наряжается доком Мокси, что подразумевает белый халат, стетоскоп и одно из этих старомодных налобных зеркал на голове. Два года тому назад церемониймейстером была директор ЛСШ Стелла Лэнгли, и теперь ей жить с этим вечно.

В дни фестиваля «Кеннебек фрут компани» оживает и прилично зарабатывает, в основном на обалдевших туристах, которые едут в западную, курортную часть Мэна. В остальное время года это магазин-призрак, где стоит слабый запах «Мокси», всегда напоминающий мне – видимо, потому что я принадлежу к «несчастному, дефективному большинству» – мастерол, невероятно вонючую мазь, которой мать натирала мне грудь и шею, если я простужался.

Теперь же, на другой стороне Старой льюистонской дороги, я видел бурлящее жизнью, процветающее заведение. Над дверью висела вывеска с двумя надписями: «ОСВЕЖИСЬ С “СЕВЕН-АП”» наверху и «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В “КЕННЕБЕК ФРУТ КО”» внизу – такая яркая, что слепило глаза. Стены сияли свежей краской, крыша не поддавалась погодным катаклизмам. Люди входили и выходили. А в витрине вместо кота...

Боже мой, апельсины. В магазине с названием «Кеннебек фрут компани» когда-то торговали фруктами. Кто бы мог подумать?

Я уже начал переходить улицу, но тут же отступил назад, заметив приближающийся ко мне рейсовый автобус. В окошечке над разделенным надвое лобовым стеклом виднелось название маршрута: «ЛЬЮИСТОНСКИЙ ЭКСПРЕСС». Когда автобус затормозил у остановки на перекрестке, я увидел, что большинство пассажиров курит. Вероятно, в салоне воздух по химическому составу приближался к атмосфере Сатурна.

Как только автобус продолжил путь (оставив после себя синюшное облако выхлопных газов с запахом несгоревшего дизельного топлива, который добавился к сероводородной вони дыма, поднимавшегося из труб фабрики Ворамбо), я перешел улицу, задавшись вопросом: а что будет, если меня собьет автомобиль?

Я просто исчезну? Приду в себя, очнувшись на полу в кладовке Эла? Вероятно, ни то ни другое. Может, я умру здесь, в прошлом, по которому тоскует столько людей. Они тоскуют, потому что забыли, как плохо пахло это прошлое, а может, никогда и не принимали во внимание эту особенность славных пятидесятых.

У стены «Фрут компани», упираясь в деревянную обшивку согнутой ногой в черном сапоге, стоял какой-то паренек. В рубашке с поднятым воротничком и с прической (я ее узнал по старым фильмам) а-ля ранний Элвис. В отличие от учеников, которых я привык видеть на своих занятиях, этот не пытался отпустить козлиную бородку, его подбородок был девственно чист. Я понял, что в мире, где я сейчас пребывал (очень надеюсь, временно), его бы пинком вышвырнули из ЛСШ, шагни он на порог хотя бы с одним волоском на лице. Вышвырнули бы незамедлительно.

Я кивнул ему. Джеймс Дин[13] ответил тем же и поздоровался:

– Хай-йо, папаша.

Я вошел в магазин. Над дверью звякнул колокольчик. Пахло не пылью и медленно гниющим деревом, а апельсинами, яблоками, кофе и ароматизированным табаком. Справа была стойка с раскрытыми комиксами: «Арчи», «Бэтмен», «Капитан Марвел», «Пластичный человек», «Байки из склепа». Над этой сокровищницей, от одного вида которой любой завсегдатай аукциона «Ибэй» мог забиться в судорогах, висел лист бумаги с рукописной надписью: «КОМИКСЫ 5 центов штука, ТРИ ЗА 10, ДЕВЯТЬ – ЗА ЧЕТВЕРТАК. ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ТРОГАЙТЕ, ЕСЛИ НЕ СОБИРАЕТЕСЬ ПОКУПАТЬ».