Праздник навсегда! - Лермонтов Владимир Юрьевич - Страница 22

Я подошел близко к старику и погладил камни, приговаривая:

– Так и выросли наши стены.

Потом я взял бутылку и пошел за часовню к источнику «Утоли моя печали» и, набрав в воды, предложил: – Отведайте, дедушка, водицы святой.

Арсений с благоговением умылся и отпил воды прямо из горлышка бутылки.

– Вот уж небесная благодать в водице этой. Иерусалимская вода, истинно тебе говорю!

Потом мы зашли в часовню, и я зажег свечу, прихваченную с собой из дома. Внутри было сыро, иконки, по краям обгрызенные земляными мышами, которые забирались под крышу, смотрели на нас с каким-то особенным теплом и лаской, будто сетовали, что не так часто приходят сюда помолиться. Арсений вдруг запел: «Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума, в нем бо звездам служащии звездою учахуся Тебе кланятися, Солнцу правды, и Тебе ведети с высоты Востока. Господи, слава Тебе!». Его приятный голос гулко отдавался под куполом, я смотрел на колеблющийся огонек, и в сердце вливалась небесная, несказанная радость. Сырость, холод и наши недавние приключения ушли куда-то и спрятались за горами, а осталась только эта рождественская ночь, молитвенное пение Арсения и любовь, разливающаяся на весь мир.

После молитвы мне удалось быстро разжечь огонь. Собрав сухих веток и сложив их шалашиком, я поджег кусок рубероида, который валялся около часовни, – остаток от внутренней части крыши. Он-то, этот кусок, и был большим подспорьем в разжигании огня, ибо смола, из которой он сделан, хорошо горела. Пока был маленький огонек под ветками, я ходил собирал еще и накладывал сверху. Вначале из очага, который сложен в двух шагах от входа в часовню, шел густой дым, вертикально уходящий ввысь, но потом появилось пламя и радостно осветило наши уставшие лица.

Арсений сидел на стволе упавшего дерева около костра. Лицо его было красным и блаженным. Я достал припасенную булку хлеба и, разломав ее на куски, нанизал на предварительно приготовленные палочки. Потом жарил на открытом огне хлеб – это было наше фирменное блюдо. Мы с удовольствием жевали горячий поджаристый хлеб, слегка подгорелый, и запивали ледяной иерусалимской водой, как говорил старец.

Как приятно сидеть у костра! Хотелось, чтобы это продолжалось вечность. Безмятежность и покой обнимали нас, а огонь в глухом лесу под ясными звездами создавал уют и ощущение защищенности.

Закончив трапезу, Арсений посмотрел на меня как-то по-особенному, если можно, конечно, сказать «посмотрел». Затем из-под полы он вынул клубок, тот самый, который сплетал он будучи больным, и сказал:

– Вот и все, мил человек, кончилась наша встреча. Спасибо тебе за все! За твою заботу и доброе сердце. Отблагодарить мне тебя нечем, но вот дам я тебе это, – и он протянул мне клубок нитей, я механически принял странный подарок.

– Как это, кончилось? – опомнился я. – Куда это вы собрались? Что же это, дедушка?

– Так надо, мил человек. Ты позаботился обо мне, теперь Господь обо мне печься будет.

– Да что же вы это надумали? – кровь прилила к моей голове, и сердце беспокойно застучало, отдаваясь в висках.

– Прости старика, если что не так.

Я хотел продолжить свое недоумение, но старик остановил меня жестом:

– Послушай меня, мил друг Владимир, у нас мало времени, не прерывай меня. Клубок, который у тебя в руках – считай, что волшебный, это узелковая книга, каждый узелок имеет свой смысл. Будешь постепенно разматывать клубок и будешь как бы идти по нему в небесное, считай, что как в сказке. Только сказка откроется тогда, когда каждый узел, навязанный на главную нить, сумеешь разгадать, раскрыть. Раскручивай нить постепенно и понимай узелок за узелком.

– Да как же я разгадаю? – изумленно произнес я, глядя на то, что было у меня в руках.

– В этой книге-клубке записана мудрость, собранная мною от Рождества Христова до наших дней. Это книга-послание всем людям земли, вступающим в третье тысячелетие. Ты раскроешь эти узелковые записи и расскажешь всему миру, чтобы каждый человек мог по этим узелкам добраться к Богу, свету и любви. Напишешь обо всем, что произошло с нами. Твоя книга разойдется по всему свету и ее прочитают сонмы людей. Это дело – мое тебе напутствие.

– Да как же я разберусь в этих узелках? – вопрошал я.

– Стучись – Господь вразумит тебя, истина на поверхности, но открывается любящему сердцу, которое раздает свою любовь, как солнце свет изливает.

– Ведь нужно знать хотя бы азбуку этих узлов!

– Верно, мил человек, – улыбнулся хитро Арсений. – Азбуку будешь познавать, когда будешь писать свою книгу – в. ней-то и придет к тебе понимание узелков. Через нее исполнятся все твои самые светлые и добрые мечтания, мил человек.

По правде говоря, весь этот разговор ввел меня в такое недоумение, что я никак не мог собраться с мыслями, ибо обстоятельства приняли столь неожиданно резкий поворот.

Вдруг Ассоль залаяла, мы вздрогнули от неожиданности. Ее голос отозвался эхом в горах. Она подскочила и устремила свой взор на дорогу, которая проходила по полянам.

Арсений решительно встал:

– Пора! Давай прощаться, мил человек, Владимир.

– Да как же?

Мы крепко обнялись, и я чувствовал под плащом сухощавое, твердое тело Арсения – человека, без которого я уже не мыслил своей жизни, который мне стал больше чем родным. Слезы навернулись на глаза, и я произнес:

– Как же я без вас буду?

– Ничего-ничего, мил человек, я тоже к тебе привязался, но Господь все решает – а мы исполняем. Так надо. Все будет хорошо, главное, веруй – и вера спасет тебя.

Старец вырвался из моих рук и решительно направился в сторону дороги, куда посылала свой неистовый лай Ассоль. Смахнув слезинки, я увидел, что по дороге в лунном сиянии спокойно и медленно шествуют олень и олениха! Вот Арсений догнал их и пошел за удивительными зверями, Бог весть откуда появившимися. Потом он повернулся в мою сторону и махнул рукой.

Я видел, как эта странная процессия удаляется, как старец поспешает за лесной парочкой, опираясь на свой посох.

– Господи! – прошептал я, стоя в оцепенении у костра и смотря в сторону, где только что скрылись звери и старец.

Мысли, чувства перемешались, я не знал, что же мне делать. Но через мгновение я кинулся за ними вслед, прямо в обуви пересек реку и побежал. Ассоль выскочила вперед меня. Мы бежали по лунным снежным полям, пока усталость не взяла верх, и я в изнеможении остановился. Нигде ни чудных зверей, ни старца не было видно!

Только одно было понятно мне, что мы их, конечно, не найдем и с Арсением мы простились навсегда…

Глава 12

Я не помню, как я вернулся домой, обратный путь выпал совершенно из моей памяти. Я пришел и рухнул в постель, не раздеваясь, и тут же забылся глубоким беспокойным сном. В нем мы с Арсением вновь шли по темному снежному лесу, блуждали среди деревьев, преодолевали ужас ущелья злых духов. Потом я терял старца и неистово искал его повсюду, громко призывая: "Арсений!!! ".

Потом потянулись монотонные, ничем не приметные дни, постепенно я входил в привычную для себя колею, в которой жил прежде, до встречи с Арсением, до всех тех удивительных и трогательных событий, которые произошли с нами за время нашего совместного жития.

Мне казалось, что корабль моей жизни попал в сильный шторм, в котором его изрядно потрепало, и теперь, забравшись в свою родную гавань, судно постепенно восстанавливает свои силы. Трудно было только первые дни, первую неделю, но постепенно ум мой и чувства стали успокаиваться и приходить в нормальное состояние.

Я знал, что для того чтобы пережить что-то серьезное, то, что вырвало тебя из прежнего состояния, что перевернуло многое в тебе, нужно обязательно что-то делать, постоянно находить себе занятие, иначе будет плохо. Для душевного успокоения и восстановления равновесия нет ничего лучше, чем забываться в труде, в простых мирских заботах. Нужно, чтобы мозг был занят вещами совершенно отдаленными от высших сфер, от глубин мироздания. Конечно, совершенно отключить мыслительную деятельность невозможно, но погружение в бытовые мелочи как бы раздробляет волны переживаний, привходящие из глубины.