Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Братья: Кирилл и Мефодий - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:

— Он вымолил для нас милость от бога, — говорили жители Солуни.

— У бога, конечно, я тоже просил милости, — объяснил Лев Математик, — но не менее важно знать законы земли и роста растений.

Константин опечалился, когда Лев Математик уехал в столицу. Но теперь они снова встретились.

В столице Константин учился у Льва практическим наукам: механике, астрономии, алхимии.

Однажды Лев повел его в подвалы царского дворца.

Перед этим Константин должен был поклясться на кресте, что никогда в жизни он не выдаст важную государственную тайну.

Они спустились вниз, и Лев Математик открыл тяжелую кованую дверь своим ключом. В подвале было темно и холодно. На кирпичных стенах колебались длинные тени от пламени свечи. В большой комнате на высоких столах стояли колбы, реторты и другая посуда алхимиков.

— Здесь, в этой комнате, триста лет назад великие алхимики Византии изобрели греческий огонь, — сказал Лев Математик.

Негромкий голос его глухо отражался от кирпичных стен. И никаких других звуков в этом помещении не было слышно.

Лев взял большую чашу с водой и поднес ее к металлическому сосуду.

— Наблюдай!

Он плеснул из сосуда темную густую жидкость в чашу с водой, и жидкость эта сразу загорелась. Чаша окуталась паром. Казалось, горит сама вода, превращается в серые клубы.

— Здесь хороший ветер, — сказал Лев, указав на отверстия в стене.

Сероватый пар всасывался в эти отверстия.

— Если жидкость из сосуда плеснуть на человека, он воспламенится. Плеснешь на корабль — корабль сгорит. Греческий огонь — главное оружие нашего флота. Вооруженные им, наши корабли стали непобедимыми. Лишь избранным людям в государстве известно, как надо готовить смесь. С сегодняшнего дня я буду учить тебя и этому. Потому ты и дал клятву молчания.

Однажды после занятий Константин шел по улице вместе со слугой Андреем и увидел страшную сцену.

Сначала он услышал крики, свист и топот. Потом показалась сама толпа. Она окружала старца, которого везли верхом на осле. Так возили осужденных разбойников да людей, проклятых церковью.

Старец на разбойника не походил. Он сидел гордо, глядя поверх хохочущей толпы, словно не чувствовал своего позора. Его охраняли всадники, иначе толпа могла бы стащить старика на землю, растоптать его.

— Иоанна Грамматика везут, — объяснил Андрей. — Он на собственную жизнь хотел покуситься, а это, сам знаешь, страшный грех. Его теперь ссылают в монастырь.

Совсем недавно иконоборец Иоанн Грамматик был патриархом византийской церкви, вторым человеком после императора. Тогда многие старались приблизиться к нему, край одежды хотя бы поцеловать. Теперь, когда его свергли, те же люди с удовольствием издевались над ним.

На старца показывали пальцами, какая-то женщина протиснулась и плюнула в него, мальчишки бросали комья грязи, а старик по-прежнему сидел гордо.

Не мог Константин спокойно смотреть, как толпа издевалась над беспомощным человеком, стыдно ему стало и больно.

В тот момент, когда старец поравнялся с ним, Константин бросился вперед и крикнул:

— Оставьте старца! Кого позорите вы — самого Иоанна!

И хотя кричал это четырнадцатилетний юноша, но столько отчаяния и страсти было в его голосе, что удивленная толпа расступилась, стихла.

ИКОНОБОРЦЫ ПРОТИВ ИКОНОПОЧИТАТЕЛЕЙ
Отступление

Первые христиане были бедны. Кругом стояли каменные храмы язычников, мраморные и бронзовые статуи богов, роскошные алтари, а христиане собирались тайно, и не было у них богатых украшений для церкви, даже церкви самой не было.

— И бог ваш такой же нищий, как вы сами, — насмехались язычники, — богам нужны богатые подношения, а вы нищетой только унижаете своего бога. У вас даже изображения его нет.

Прошло несколько веков…

Военную добычу, золото, драгоценные камни жертвовали византийские императоры церквам. На постройку храма Софии царь Юстиниан истратил доход империи за шесть лет.

Первые христиане гордились бедностью. Эти — роскошью. Сначала христиане вовсе не изображали своего бога. Затем иконы были допущены в церковь, чтобы не понимающие грамоту могли узнать из рисунков то, что не сумели прочесть в книгах. Это были картинки, рассказывающие о вере.

Скоро все христианские церкви были переполнены иконами и скульптурными изображениями Христа, богоматери и различных святых, они были богато украшены. Священники внушали верующим, что изображения эти созданы не простыми людьми, но ангелами и знаменитыми святыми.

Теперь уже сами картинки объявляли святыми. У них вымаливали урожай и хорошую невесту. С ними ходили в битвы. Верили, что даже кусочек краски со святой иконы может вылечить от смертельной болезни. И краску соскребали, по вечерам дома молились всей семьей на нее.

В Риме стояла бронзовая статуя апостола Петра, у которой верующие за несколько веков поцелуями стерли подбородок и часть ступни.

Иноверцы снова потешались над христианами.

— Хвастаете, что поклоняетесь единому богу, а на самом деле у вас больше богов, чем было когда-то в эллинских языческих храмах. Тех богов вы разрушили, а своих наделали. Уверяете, что исповедуете духовное учение, и не стыдитесь публично поклоняться фигурам из металла, камня и дерева, рисункам на дереве и полотне!

— Мы захватили ваши города вместе с церквами. Чудотворные иконы не спасли ваших церквей, — смеялись другие.

Император Лев Третий мыслил ясно и четко. Не зря он добрался из простых солдат до царского трона. Он решил очистить христианскую веру от остатков язычества, а заодно отобрать власть у церковников и монахов. В 726 году большая часть икон была вынесена из церквей, а оставшиеся Лев Третий повелел повесить в церквах так высоко, чтобы народ не мог целовать и касаться их. Иконы можно было только рассматривать издали, на них запрещалось молиться.

С тех пор больше ста лет страну потрясали смуты. Один император сменял на троне другого. Иногда торжествовали иконопочитатели. Тайно сбереженные иконы торжественно возвращали в храмы и усиленно молились им. Потом вновь побеждали иконоборцы. Они опять уничтожали изображения святых, а порой вместе со щепками от икон летели и головы иконопочитателей.

Последним императором-иконоборцем был Феофил. Однажды в споре разъяренный монах сказал ему, что божеское проклятие горит у него на лбу.

Феофил усмехнулся и вместо ответа приказал на лбу у монаха выжечь бесстыжие стихи.

Царица Феодора и логофет Феоктист были тайными иконопочитателями. Вот почему после смерти царя Феофила неистовый иконоборец, главный советник царя патриарх Иоанн Грамматик, был низвергнут. Трусливый дядя царицы Мануил из ярого иконоборца немедленно стал ярым почитателем икон.

День, когда Феодора разрешила внести иконы в храмы, до сих пор отмечается церковью и называется днем православия.

Тогда же и Лев Математик, племянник Иоанна, с радостью оставил место епископа в Солуни и вернулся в столицу.

Церковные дела его мало интересовали. Ему были скучны споры иконоборцев с почитателями икон.

Некоторые требовали сослать его куда-нибудь — все-таки племянник Иоанна. Но Варда поставил его во главе будущего университета.

ВСТРЕЧА С ВАСИЛИЕМ

Константин вставал на рассвете, одновременно с Феоктистом. Завтракали они вместе.

У Феоктиста дел становилось все больше. Брат царицы, Варда, проводил время в увеселениях. Делами империи управляли Феодора и Феоктист.

— Вырастет наследник и увидит, что казна за эти годы умножилась втрое, — говорил логофет.

О воспитании наследника по-прежнему никто не беспокоился. И в то же время Варда не подпускал к нему никого.