Триумф великого комбинатора, или Возвращение Остапа Бендера - Леонтьев Борис - Страница 57

– Но будьте проще, молодой человек, будьте проще, тогда к вам потянутся люди. Мы тут все – люди простые, без выкрутасов.

– Это уж точно.

– Ай-да молодец, не успел приехать, сразу включился в работу! Ай-да молодец!

– Андрей Тихонович, хозяйство-то покажете?

– А как же! Перед вами, молодой человек, открываются врата великих возможностей! Щас мы c тобой все посмотрим. Я вижу, мы c тобой сладим.

И он похлопал новоявленного администратора по плечу.

Директор Прилежаевского конного завода товарищ Ляшко оказался ни кем иным, как бывшим похитителем женских сердец. В коннозаводстве за ним прочно закрепилась кличка «бабник». От любовных приключений молодости у бабника сохранились лишь его собственные стихи, которые так глубоко затерялись в его памяти, что проступали наружу лишь в том случае, если он был в хорошем расположении духа. Но, так как в хозяйстве была всего одна представительница слабого пола – секретарша Ирина Ивановна Мащенко, строгая девушка-комсомолка, бабнику ничего не оставалось, как только руководить, следить за хозяйством, одним словом, работать. Андрей Тихонович был видным человеком c не лишенными приятности чертами лица, чуть толстенького, но зато c широкими бровями типа «Ай да прелесть!» и несколько подмигивающим левым глазом, дескать, работаем, подключайтесь и вы, товарищ, несколько брюнетист, но не так чтобы, и несколько красноват, но только когда выпьет. Лысины на лбу не было, но зато штиблеты у него были такого огромного размера, которому вряд ли где можно найти соответствующую ногу; рубашка была обыкновенная – серая (зеленых рубашек Андрей Тихонович никогда не носил), и, наконец, голову директора венчала глупейшего вида прическа, сделанная на манер «Черт меня подери!».

Ровно в половине двенадцатого товарищ Ляшко, бубня себе под нос: «А ты меня не полюбила, а я тебя любил, трататульки-тра-тата!», отодвинул засовы на воротах конюшни, распахнул створки и радостно вошел внутрь. За ним последовал виновник его веселого настроения администратор Гурий.

– Добрая лошадь никогда не выигрывает, – наставническим голосом молвил директор. – Ее всегда нужно стегать кнутом, чтобы принудить страхом наказания приходить первой!

– Иначе она будет приходить в конце поля? – добавил администратор.

Директор кивнул, размеренной походкой миновал три бокса и остановился.

В деннике стоял великолепный жеребец.

– Вот, Исидор Кириллович, гордость нашего завода, а может, и всей республики. Черный Вихрь. Ему три года. На моих глазах вырос. Мы возлагаем на него большие надежды.

Администратор профессиональным взглядом окинул лошадь. Черный Вихрь равнодушно посмотрел на администратора.

– Хороший трехлеток, – c пониманием дела заключил администратор. – И все-таки нужна ласка. C любой лошадью можно найти общий язык.

– Вот когда она переработается, тогда нужна и ваша ласка.

– Хорошая мысль.

«На Черном Вихре, пожалуй, и остановимся» – подумал Остап, а вслух, как бы между прочим, поинтересовался:

– Дорогой, наверное, жеребец?

– Черный Вихрь? Еще бы! Ведь он чистых кровей. Тут к нам как-то буржуи приезжали, золото за него давали. Вы c ним поосторожней, он у нас раздражительный.

Они прошли дальше. Навстречу им плелся заспанный конюх Петрович.

– Опять ты, Петрович, разгоряченную лошадь в конюшню поставил!

– Да что вы, Андрей Тихонович.

– Что вы, что вы! Дождешься ты у меня! Небось, снова сивухи нализался!

– Не прельщался я...

– Не прельщался! Почему в прошлый раз после потения Пиринейку не прикрыл?

– Да прикрывал я.

– Прикрывал! Ох и дождешься ты у меня!.. Вот так и работаем, Исидор Кириллович, вот так и трудимся. А вы говорите, дисциплина... Савелич, осторожней давай рожь, осторожней! Ну прямо как дети... Стрижка у нас в октябре, за копытами ухаживаем педантически.

– Как ухаживаете? – c восхищением спросил администратор.

– Я говорю, педантически, – повторил Андрей Тихонович.

Администратор одобрительно закивал головой.

– А вы молодцом, товарищ Гурий, – похвалил директор. – В карьере, точно говорю, преуспеете. Не то, что наши самоуверенные болваны. Взять, хотя бы, Кима. Это же паяц! Натуральный паяц!.. Конюшни, как сами видите, у нас хорошо проветриваются, светлые, сухие. В общем, конюшни у нас, товарищ Гурий, теплые. Кормим или за час перед дрессировкой, или, главным образом, вечером, после работы. Главный корм, ну это вы тоже знаете, составляют овес и луговое сено.

– Не перенапрягаете?

– Я же вам говорил: лошадь может работать двенадцать часов в сутки, если ей давать достаточно корма и не переутомлять ее чрезмерной скоростью.

– Да, да, да...

– У нас заведено так, что за каждыми тремя кобыло-единицами ухаживает один конюх. Сами видите, кобылы находятся то в стойле, то в загоне... А здесь у нас родилка. Жеребята всегда остаются c матками – мы не звери. Будет Ким Родионов трепаться по этому поводу, вы ему ни в коем разе не верьте... – Андрей Тихонович подошел к маленькому годовалому жеребенку. Жеребенок лежал на земляном полу. – У, ты моя лапочка золотая! Ты что на меня свои глазенки таращишь? Что там у тебя, мой золотой, в голове? А? Отвечай, мой хороший. – Жеребенок, прижав уши к голове, попытался встать на ноги. Но так и не встал. – Сами видите, Исидор Кириллович, в нашем хозяйстве триумф добросовестного ухода.

– Как вы сказали?

– Триумф.

– О, конгениально!

Директор улыбнулся и вошел в соседний бокс, щедро устланный соломой. Здесь он нежно провел опытными руками по брюху серой в яблоках кобылы и голосом колхозного ветеринара заключил:

– Через день эта приспущенная кобыла должна понести.

Администратор понимающе кивнул.

В это время в конюшню быстро, словно по раскаленной крыше, вошла знаменитость Прилежаевского конного завода спортсмен-наездник, он же комсорг c подмоченной совестью Ким Родионов.

– Андрей Тихонович, – сдержанно заговорил он, – там вас к телефону. Из райкома звонят.

Нос у комсорга был вздернут до необычайности.

– Да-да, иду. Вот, это наш наездник Ким Родионов. Тот самый... Познакомься, Ким. Наш новый администратор Исидор Кириллович Гурий.

– Ну здравствуйте, товарищ Ким, здравствуйте!

Директор засеменил из конюшни.

– Значит, вы наш новый администратор? – поздоровавшись, начал комсорг. – Вы уже включились? Нет? Да? А директор вам уже все показал? Нет? Да? Вы профессионал? Нет? Да? И это хорошо. А я вот уже скоро как три года на этом заводе.

– Три года? А в гонках в последний раз когда участвовали? Я тут был на ипподроме в Москве...

Наездник надулся, точно индийский петух, и заносчиво воскликнул:

– Вы задеваете мое наездническое честолюбие.

Он хмыкнул, обнял шею красивой и стройной лошади c тонкими ляжками и блестящей гнедой шерстью, надел на нее уздечку c кистями, взял под уздцы, вывел из денника и, наконец, сел на нее верхом. Конь, фыркая, слегка прыгал, заставляя Кима наклоняться и откидываться назад. Остап усмехнулся: «Высоко парит!» Ким же хлестанул коня по бокам нагайкой и поскакал на конное поле. Зрелище было великолепным. Земля слегка тряслась под копытами стройной гнедой. Наездник выровнял перед прыжком шаг и c захватывающей скоростью перелетел через препятствие из ивовых прутьев.

Остап закурил. Наездник был ему не интересен.

Десять минут понадобилось Киму Родионову на показ скаковых выкрутасов.

– Тпру!

Администратор торжественно улыбался.

– Впечатляет! Сразу видно, что вы лошадник c рождения.

Ким c апломбом слез c лошади, отвел ее назад в стойло, после чего выдал вот такой текст:

– Вы, наверно, не знаете, что пригодными чистокровными жеребцами считают таких, которые испытаны на бегах. А вот товарищ Принцев-Огольский, вы, наверно, про него слыхали, это наш бывший администратор, покупал кого попало! Ведь жеребцов-то только я умею выбирать. Где там! Один по конным ездил. Вы знаете, сколько продолжается беременность матки? Нет? Да? Никто не знает! Одиннадцать месяцев!..