Деятельность. Сознание. Личность - Леонтьев Алексей Николаевич - Страница 1

А. Леонтьев

Деятельность. Сознание. Личность

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Эта небольшая теоретическая книга готовилась очень долго, но и сейчас я не могу считать ее законченной – слишком многое осталось в ней не эксплицированным, только намеченным. Почему я все же решился ее опубликовать? Замечу сразу: только не из любви к теоретизированию.

Попытки разобраться в методологических проблемах психологической науки всегда порождались настоятельной потребностью в теоретических ориентирах, без которых конкретные исследования неизбежно остаются близорукими.

Вот уже почти столетие, как мировая психология развивается в условиях кризиса ее методологии. Расколовшись в свое время на гуманитарную и естественнонаучную, описательную и объяснительную, система психологических знаний дает все новые и новые трещины, в которых кажется исчезающим сам предмет психологии. Происходит его редукция, нередко прикрываемая необходимостью развивать междисциплинарные исследования. Порой даже раздаются голоса, открыто призывающие в психологию «варягов»: "придите и княжите нами". Парадокс состоит в том, что вопреки всем теоретическим трудностям во всем мире сейчас наблюдается чрезвычайное ускорение развития психологических исследований – под прямым давлением требований жизни. В результате противоречие между громадностью фактического материала, скрупулезно накапливаемого психологией в превосходно оснащенных лабораториях, и жалким состоянием ее теоретического, методологического фундамента еще более обострилось. Небрежение и скепсис в отношении общей теории психики, распространение фактологизма и сциентизма, характерные для современной американской психологии (и не только для нее!), стали барьером на пути исследования капитальных психологических проблем.

Нетрудно увидеть связь между этим явлением и разочарованностью, вызванной не оправдавшимися претензиями главных западноевропейских и американских направлений произвести в психологии долгожданную теоретическую революцию. Когда родился бихевиоризм, заговорили о спичке, поднесенной к бочке с порохом; затем стало казаться, что не бихевиоризм, а гештальт-психология открыла генеральный принцип, способный вывести психологическую науку из тупика, в который ее завел элементаристский, «атомистический» анализ; наконец, у очень многих закружилась голова от фрейдизма, якобы нашедшего в бессознательном ту точку опоры, которая позволяет поставить психологию с головы на ноги и сделать ее по-настоящему жизненной. Другие буржуазно-психологические направления были, пожалуй, менее претенциозны, но их ждала та же участь; все они оказались в общей эклектической похлебке, которую варят сейчас – каждый на свой манер – психологи, ищущие репутации "широких умов".

По совершенно другому пути шло развитие советской психологической науки.

Методологическому плюрализму советские психологи противопоставили единую марксистско-ленинскую методологию, позволяющую проникнуть в действительную природу психики, сознания человека. Начались настойчивые поиски решения главных теоретических проблем психологии на основе марксизма. Одновременно шла работа по критическому осмысливанию на этой основе положительных достижений зарубежной психологии и развернулись конкретные исследования по широкому кругу вопросов. Складывались новые подходы и новый концептуальный аппарат, позволивший достаточно быстро вывести советскую психологию на научный уровень, несопоставимо более высокий, чем уровень той психологии, которая пользовалась официальным признанием в дореволюционной России. В психологии появились новые имена: Блонского и Корнилова, затем Выготского, Узнадзе, Рубинштейна и других.

Главное в том, что это был путь неустанной целеустремленной борьбы – борьбы за творческое овладение марксизмом-ленинизмом, борьбы против идеалистических и механистических, биологизаторских концепций, выступавших то в одном, то в другом обличье. Развивая линию, противостоящую этим концепциям, нужно было вместе с тем избежать научного изоляционизма, равно как и положения одной из психологических школ, существующей наряду с прочими. Мы все понимали, что марксистская психология – это не отдельное направление, не школа, а новый исторический этап, олицетворяющий собой начало подлинно научной, последовательно материалистической психологии. Мы понимали и другое, а именно, что в современном мире психология выполняет идеологическую функцию, служит классовым интересам и что с этим невозможно не считаться.

Методологические и идеологические вопросы оставались в центре внимания советской психологии, особенно в первый период ее развития, который ознаменовался выходом в свет таких фундаментальных по своим идеям книг, как "Мышление и речь" Л. С.Выготского и "Основы общей психологии" Л. С.Рубинштейна. Нужно, однако, признать, что в последующие годы внимание к методологическим проблемам психологической науки несколько ослабло. Это, конечно, вовсе не значит, что теоретические вопросы стали меньше обсуждаться или о них стали меньше писать. Я имею в виду другое: известную методологическую беспечность многих конкретно-психологических, в том числе и прикладных, исследований.

Это явление объяснимо рядом обстоятельств. Одно из них состоит в том, что постепенно произошло нарушение внутренних связей между разработкой философских проблем психологии и реальной методологией ведущихся исследований. Философским вопросам психологии (как и философской критике зарубежных немарксистских направлений) посвящается немало объемистых книг, но вопросы, касающиеся конкретных путей исследования широких психологических проблем, в них почти не затрагиваются. Создается впечатление как бы разветвленности: с одной стороны – сфера философской психологической проблематики, а с другой стороны – сфера специально психологических методологических вопросов, возникающих в опыте конкретных исследований. Конечно, разработка собственно философских вопросов той или иной области научного знания необходима. Однако речь идет о другом: о разработке на марксистской философской основе специальных проблем методологии психологии как конкретной науки. А это требует проникновения теоретической мысли в ее, так сказать, "внутреннее хозяйство".

Поясню свою мысль на примере одной из труднейших проблем, издавна стоящих перед психологическим исследованием, – речь идет о проблеме связи психических процессов и процессов мозговых, физиологических. Вряд ли нужно убеждать сейчас психологов в том, что психика есть функция мозга и что психические явления и процессы нужно изучать в единстве с физиологическими. Но что значит изучать их в единстве? Для конкретно-психологического исследования вопрос этот оказался архисложным. Дело в том, что никакое прямое соотнесение между собой психических и мозговых физиологических процессов проблемы еще не решает. Теоретические альтернативы, которые возникают при таком прямом сближении, хорошо известны: либо это гипотеза параллелизма, роковым образом приводящая к пониманию психики как эпифеномена; либо это позиция наивного физиологического детерминизма с вытекающим из него сведением психологии к физиологии; либо, наконец, это дуалистическая гипотеза психофизиологического взаимодействия, которая допускает действие нематериальной психики на материальные процессы, протекающие в мозге. Для метафизического мышления никакого иного решения попросту не существует, меняются лишь термины, прикрывающие все те же альтернативы.

Вместе с тем психофизиологическая проблема имеет для психологии совершенно конкретный и в высшей степени деловой смысл, потому что психолог должен постоянно иметь в виду работу морфофизиологических механизмов. Нельзя же рассуждать, например, о процессах восприятия, не обращаясь к данным морфологии и физиологии. Однако образ восприятия как психологическая реальность совсем не то же самое, что мозговые процессы и их констелляции, функцией которых он является. Очевидно, что мы имеем здесь дело с разными формами движения, но это необходимо ставит дальнейшую проблему о тех содержательных переходах, которые связывают между собой эти формы движения. Хотя проблема эта является прежде всего методологической, ее решение требует анализа, проникающего, как я говорил, в результаты, накопленные конкретными исследованиями на психологическом и физиологическом уровнях.