Защита Гурова - Леонов Николай Иванович - Страница 49

Несмотря на октябрь, дни стояли ясные, но как раз в этот вечер заморосило. Гуров приехал на удивление быстро, но самовар уже пыхтел на столе, сыщик устроился в кресле, обхватил ладонями массивную кружку с чаем, кивнул, мол, слушаю.

Хозяин коротко рассказал о случившемся. Гуров осуждающе покачал головой и сказал:

– Что же вы, Игорь Семенович, о главном молчите? Когда ваш товарищ с ружьем и Волком вышел на улицу, что он увидел?

Хозяин взглянул на прислонившегося к дверному косяку Соню, кивнул.

– Ночь увидел, береза кое-где просвечивала, – недовольно ответил богатырь.

– Волк рвался, вы с ним побежали в лес, – подсказал Гуров. – Что слышали?

– Там не разбежишься, глаз выколешь, а фонарь я не взял, боялся пулю схватить.

– Врете, фонарь вы взяли, но, когда с тропинки свернули, упали. Дальше понятно, пес тянет, пока поднялись, фонарь нашарили… Люди убежали, вы их не догнали. По треску кустов не могли разобрать, сколько их было? Двое? Трое?

– Кажись, двое. – Соня украдкой оглядел свой чистый, даже глаженный комбинезон десантника.

– Да не разгадывайте вы пустячные загадки, – усмехнулся Гуров. – Вы недавно переоделись, а на левой ладони у вас свежая ссадина. Вы мне лучше скажите, через лес, напрямик, до шоссейки далеко?

– Да кус леса и шмат поля. – Соня явно переживал, что мент уличил во вранье, главное, в неудаче, которую он пытался от Семеныча скрыть.

– А если на метры перевести? – допытывался Гуров.

– Пустяк, – вмешался Огарков, – метров двести, может меньше, вы на крыльцо выйдите, шоссейку слышно.

– Так чего вы переживаете? – удивился Гуров. – Вы их догнать не могли.

– Волка бы отпустил, так вмиг повязали бы, – хмуро ответил Соня.

– Кого повязали бы? – Хозяин рассердился. – «Скорая» могла и не успеть, ты нашего пса не знаешь? Гуляла парочка…

– Извините, хозяин, – перебил Соня, – нормальные люди мясо собакам не бросают.

– А ты заметил, что это фирменный антрекот? Может, люди на костре мясо жарили, у них кусок остался, услышали, собака за забором, вот и бросили.

Соня махнул своей лапищей и, разобиженный, вышел из дома.

– Утром эксперты нам ответ дадут, – сказал Гуров. – Антрекот я заберу. Как я понимаю, Игорь Семенович, вы недооцениваете реальность и серьезность угрозы. Нам повезло, что русскому человеку свойственна опасная привычка сначала действовать как проще, а уж затем, в случае неудачи, задумываться серьезно. Сейчас мы предупреждены, следовательно, вооружены. Они собирались отравить собаку и застрелить вас при выходе из машины.

– А из-за чего весь сыр-бор? Я тридцать лет хозяин тюрьмы, угроз звучало – не счесть, а попыток было всего две. И люди-то были несерьезные, даже обидно.

– Значит, вы ничего не поняли из нашего с вами разговора, – с грустью заметил Гуров.

– Понял. Некто желает, чтобы приговоренный к высшей мере Тимур Яндиев умер быстрее. У нас везде очереди исчезли, а очередь в суд и на исполнение приговора – конца не видно.

– Верно. Самое простое решение – подсунуть прошение Яндиева в срочном порядке. Но они опоздали в двух моментах сразу. В Чечне наступило перемирие, и сейчас смертная казнь чеченца не ко времени, к тому же заболел Президент, и подсовывать прошение о помиловании сегодня никто не рискнет.

– А при чем тут полковник Огарков? Исполнитель?

– Во-первых, вы родились на Марсе и не берете взяток. Факт прискорбный и сто раз проверенный. Вы старый служака и педант, вас на кривой козе не объедешь. Если Огаркова убрать, придет другой человек, а с ним и другой разговор.

– Не пугайте, полковник! – Огарков расправил плечи, воинственно выдвинул подбородок.

– Вы знаете, кого наши клиенты называют фраером? Неумеху? Дурака? Фраером зовут человека, который уверен, что все знает. Мы с вами знаем много, но далеко не все. И мы не фраера, потому завтра вы ложитесь в госпиталь с обострением радикулита.

– И радикулит, и отложение солей наличествуют, – усмехнулся Огарков.

– Кто из ваших замов наибольший лопух?

– Оба не блещут. Людей понять можно. Кто по доброй воле в тюрьму пойдет? И кадровики правы, думающих офицеров повыбивали. Где их возьмешь? Одна надежда на пенсионеров, кто дослуживает.

– Оставьте вместо себя наиболее пугливого, предупредите, что выпишитесь скоро и, если на него хоть одна жалоба поступит, он свободен.

– Лев Иванович, вы мужик жестокий? – спросил хозяин.

– Стараюсь оставаться человеком, как получается, не мне судить.

Они помолчали, затем хозяин вздохнул и сказал:

– Да, угораздило нас так вмазаться. Может, на том свете зачтется?

– И не надейтесь, нас пьяных чертей заставят ловить. – Гуров пытался развеселить хозяина, так как предстоял неприятный разговор.

Иван, которого тщетно разыскивала группа Гурова, жил в самом центре Москвы, в гостинице. Занимал номер полулюкс, изображал больного и вежливым обхождением и щедрыми чаевыми снискал себе всеобщее уважение. Но жить в гостинице, даже с безукоризненным паспортом, которым Ивана обеспечил Вердин, было опасно. Горничные – народ любопытный, и молодой мужик, холостой, не курит, не пьет, девок не водит, представляется человеком, о котором очень интересно поговорить.

Сразу после теракта Иван из Москвы улетел, но через месяц вынужден был вернуться, так как Вердин тянул с выплатой денег. Он не отказывал, подбрасывал тысячу-другую долларов, ссылаясь на то, что банк временно прекратил платежи. Однажды Иван сорвался и прямо заявил, что лишний покойник на кладбище даже не будет заметен. На что Вердин ему с улыбкой ответил:

– Твое грешное тело, Иван, даже искать никто не станет. Я тебе должен двадцать штук, и ты их скоро получишь. А согласишься еще в одном деле подсобить, тебе карманов не хватит, придется кейс приобрести.

Иван отлично понимал, гэбэшник не трус, не дурак, из-за двадцати тысяч пачкаться не станет. Да и пустых разговоров вести не будет. Какое предстоит дело, гэбэшник не говорил, но обмолвился, мол, риска никакого, времени потребуется десять минут, деньги вперед.

Для заключительного разговора гэбэшник должен был зайти к трем часам, а в двенадцать в номер заглянула миловидная женщина, вынудившая Ивана подняться с постели, надеть костюм, заказать обед в номер и думать… думать… Необходимо сегодня же из гостиницы исчезнуть и паспорт сменить, тут он полностью зависел от гэбэшника.

Без двух минут три в дверь постучали, и Вердин переступил порог номера.

Стол был уже накрыт. Иван пожал гостю руку, жестом пригласил садиться. Вердин находился в отвратительном настроении. Вчера вечером два придурка, которых послали ликвидировать строгого начальника тюрьмы, не только не выполнили задания, но сами еле унесли ноги. Вердин давно уже клял себя за то, что поддерживает прямую связь с этим темным мужиком Иваном, а сегодня приперся к нему в гостиницу вторично, все это было совершенно непозволительно для профессионала, коим он себя считал до последнего времени. Сегодня утром, бреясь, он вновь просчитал ситуацию и в своем профессионализме усомнился. По крайней мере, если бы ему подобную историю рассказали о другом человеке, то Вердин для характеристики героя слов бы не пожалел. И положительные эпитеты в характеристике отсутствовали.

Увидев, что Иван не в постели, на ногах и в костюме, стол накрыт, а «больной» смотрит в сторону, гэбэшник понял, что ему известны далеко не все подробности. Вердин был человек волевой и собранный, сел за стол, наполнил рюмки, сухо сказал:

– Не распускай слюни, рассказывай.

– Пять лет назад я жил в Хабаровске у одной дамы. Сегодня в двенадцать моя ненаглядная зашла в номер. Она почему-то считает меня шпионом. Я и съехал от нее из-за этой идиотской мании. Она сказала, что напишет сегодня письмо прокурору, передаст подруге. Если завтра в двенадцать я не передам ей пятьдесят тысяч долларов, то письмо будет отправлено по адресу. Командир, я же не мог ее удавить прямо в этом номере?